— Как грубо! — У Цзэтянь отпустила руль, снова принимаясь хлестать русалок кнутом. На дно лодки, как метеорит, упал еще один деликатес, снова оставляя вмятину. — А они и правда наносят суперурон! — Тан Тайцзун выглядел так, словно вот-вот сойдет с ума. — Если он продырявит шлюпку, нам конец! У Цзэтянь, ты должна помолиться Мацзу! — Что? — У Цзэтянь замерла, остановив занесенный для удара кнут. — Ну, знаешь, богине моря! — Я знаю, кто это! Я просто в шоке оттого, что ты предложил мне помолиться ей! — Ты единственная женщина-император в нашей истории; богиня скорее ответит на твои молитвы! На нас нападают по ошибке — мы никогда не были тиранами! — Ты думаешь, она прислушается ко мне только потому, что я женщина? — Ты не просто женщина! Как раз в этот момент в поэтической битве наступила пауза. У Цзэтянь ошеломленно уставилась на Тан Тайцзуна, но потом покачала головой: — Мы — самостоятельные легенды и не должны преклоняться перед другими. Справимся своими силами! Взволнованный Тан Тайцзун посмотрел на Зака: — Парень, ты можешь заставить нас двигаться быстрее? — Я пытаюсь! — ответил Зак. — Думаешь, я этого не хочу? — Тебе нужна дополнительная мощность. — Тан Тайцзун нахмурился, а его руки словно на автомате продолжали выпускать стрелы. Затем его внимание переключилось на Ли Бая. — Сяньшэн, проведите для меня эксперимент! Прикоснитесь к мальчику и прочитайте то стихотворение, которое вы написали о Цинь Шихуане! — Которое из? — Ли Бай, покачивая мечом, прервал декламирование. — Ну, знаете, то, которое все цитируют! «Правитель Цинь сметает шесть царств»! — А! Хорошо. — Ли Бай, спотыкаясь, подошел к Заку сзади и хлопнул его по спине. Правитель Цинь собрал все шесть сторон, Могуч, как тигр, непобедим герой! Мечом пронзает тучи в небе он, Вассалы все спешат к нему толпой[20]. Зака захлестнул жар. Он ахнул. Шкала его ци резко поднялась с критически низкого уровня, но теперь она была не черная, а белая. — Работает! — воскликнул Тан Тайцзун, но произнес он это невнятно, так как магия стихотворения Цюй Юаня снова взяла верх. — Не останавливайтесь! Ли Бай продолжал читать: Ниспосылает Небо свет идей, И льется мудрых замыслов поток: Перековал мечи в «златых людей»[21], Открыл врата заставы на восток[22], Воздвиг на Гуйцзи знак высоких дел, С террас Ланъе[23] на мир воззрился сам. Зак не мог этому поверить. Он так привык, что все ненавидят Цинь Шихуана, и был шокирован тем, что Ли Бай написал о нем эпическую поэму. Черные меридианы Зака становились все бледнее и бледнее. Поток магии стал почти неприятно теплым в его теле. А каторжанам строить повелел Себе гробницу на горе Лишань[24]; Послал за эликсиром вечных лет — Во мгле сокрытое родит печаль. А, неважно. Вот и оно. На берег моря взял свой арбалет — Убить кита, что на пути лежал: Как пять святых вершин[25], тот вдруг возник, Громоподобные подъяв валы; Уходит в небеса его плавник, Сокрыв Пэнлайский холм в морской дали… Зак вскрикнул, когда магия стала обжигающей. — Остановись! — закричал он. — Хватит! Жжется! Что-то не так! — Нет, все именно так, как и должно быть, — поморщился Цинь Шихуан. — Обо мне не получится говорить, не затрагивая моих плохих поступков. Они такая же неотъемлемая часть легенды, как и мои достижения. — Нет, я имею в виду магию! Она сжигает меня! — Ну это тоже неудивительно. В тебе частица моего духа. Ты принципиально несовместим с ци, заряженной даосской магией. — Что? Тогда как ты мог… — голос Зака сорвался на крик, когда боль стала невыносимой. Взял на корабль Сюй Фу веселых дев — Не отыскал он зелья в тех морях, И в глубь тяжелую земных слоев Лег саркофаг златой и хладный прах. Ци в шкале Зака достигла максимума. Его меридианы полностью побелели, обжигая его, будто по венам текло расплавленное серебро.