10 Мне было шестнадцать, когда я встретила Майкла. Молодой и галантный, без преувеличения красивый виконт, на которого заглядывались все дебютантки, однозначно выделял меня среди остальных. Матушке это не нравилось. «Он ведет себя недопустимо, этот смазливый юнец», – говорила она. Тогда я была слишком влюблена, чтобы к ней прислушаться, а позднее – слишком любила, чтобы прислушаться к себе. Я все поняла гораздо позже, когда от моей любви остались одни засохшие веточки. И то, что мужской недуг Майкла, не позволявший ему чувствовать себя полноценным мужчиной, заставил его за мной ухаживать и на мне жениться, чтобы магия жизни его исцелила, и слова матушки: «Рядом с ним вы никогда не будете счастливы, Лавиния». Она не была счастлива рядом с отцом. Он погиб, когда я была совсем девочкой, но я как сейчас помню холодные взгляды, которыми они с матушкой награждали друг друга. Если между ними что-то и было, так это «супружеская вежливость», она очень распространена в Энгерии. То же самое какое-то время было между мной и Майклом, когда я поняла, что любви уже не осталось. Пару лет назад муж впервые стал оказывать знаки внимания другим женщинам. Потом он умолял меня об этом забыть, говорил, что все это связано с его несостоятельностью, что он только так и мог почувствовать себя мужчиной, просил прощения и умолял никому ничего не рассказывать. Обещал, что подобное больше не повторится. И оно действительно не повторялось (пока Майкл не спутался с нашей горничной), а я, храня воспоминания о молодом человеке, в которого была отчаянно влюблена, решила оставить все как есть. Пусть даже наш брак был лишен важной части супружеской составляющей, я не могла просто взять и перешагнуть через все, что нас связывало. Как выяснилось, зря. Наша с Майклом договоренность заключалась в том, что он не приближается к другим женщинам и мы сохраняем видимость брака, но долго она не продержалась. Нельзя построить отношения на лжи, недоверии и обязанностях, которые ни одному из вас не нужны. Как я могла так долго его любить? На этой мысли у меня сдавило виски, нехорошо так сдавило, больно, поэтому я решила об этом не думать. Равно как и о том, что нужно от меня его аэльвэрству, потому что, когда я думала об этом, мне хотелось кричать. Когда-то я очень хотела ребенка. Чудесного малыша, похожего на Майкла, который возьмет от него волнистые вихры, а от меня унаследует цвет глаз. Тот день, когда я окончательно осознала, что у нас не будет детей, погасил во мне одну искру. Я не чувствовала ее в себе долгие годы, понимая, что мне никогда не стать матерью. Никогда не подержать на руках крохотного человечка, не увидеть его первой улыбки, не перебирать крохотные пальчики. Впрочем, я действительно слишком любила Майкла, поэтому приняла и это, но сейчас осознание сказанных рыжей элленари слов заставляло меня снова и снова мерить шагами комнату. Мне необходимо было переговорить с тем, кто решил сделать меня своей, а до совместного ужина оставались считаные минуты. Эйзер принесла новое платье, не ответив ни на вопрос про здоровье Амалии, ни что сталось со старым нарядом. Меня наряжали как куклу для очередной встречи, а я все сильнее сжимала губы и считала про себя, потому что понимала: одно неосторожное слово – и я сорвусь. К счастью, до вечера у меня было время немного остыть и прийти в себя, потому что, когда я возвращалась по змеевидной лестнице и лабиринтам коридоров, ни один (одна, одно?) виеррах не рискнул со мной поиграть. Равно как и замок его аэльвэрства: очевидно, решили, что ничем хорошим это не кончится. Что же касается меня, я решила, что с меня достаточно игр. Потому ничуть не удивилась, когда вместо зала, где утром холод пробирал меня до костей, Эйзер проводила меня на самый верх. На крышу замка, куда мы поднялись по чудовищно, непростительно похожей на знакомую мне до боли по Мортенхэйму винтовой лестнице. Признаться, я так и не решилась посмотреть на брата, особенно после того, что узнала. Понимала, что не сдержусь. Не смогу увидеть его сдвинутые брови и тяжелый взгляд и остаться спокойной, а спокойствие мне сейчас было ой как нужно. На башне, ничуть не менее ледяной, чем столовая, горели факелы. Иссиня-черное пламя рвалось ввысь, не подчиняясь порывам ветра. Его аэльвэрство стоял у самого края стены, сцепив за спиной руки. Стараясь не смотреть на пламя, порожденное тьмой, и вообще особо по сторонам не смотреть (в том числе и на сервированный на двоих стол, гораздо меньший по размерам, чем тот, за которым мы завтракали), решительно направилась к нему. – Амалии стало лучше. – Низкий ледяной голос ударил в меня, на миг заставив остановиться. Повелитель обернулся, и грудь словно пронзило копье, направленное рукой порождения Глубинной Тьмы, но потом стало легче дышать. – Я рада, – ответила я, приблизившись и становясь рядом с ним. Высота стен была такой, что у меня на миг закружилась голова, но с этим я быстро справилась. Гораздо быстрее, чем с пугающим чувством, которое возникало всякий раз, стоило мне взглянуть на этого мужчину. Его волосы лежали так ровно, что создавалось впечатление, будто они действительно отлиты из раскаленного металла и даже ветер опасается к ним прикасаться. Пересилив и это странное ощущение, я вскинула голову и поинтересовалась: – Это правда, что вам нужен от меня ребенок? Невероятно, но эти глаза стали еще темнее. Такими насыщенно-темными, что даже зрачков не различить в чернилах Глубинной Тьмы. – Кто тебе об этом сказал? – А вы подумайте, – пожала плечами я. – Кто не рассыплется прахом у ваших ног, сообщив мне такие новости? – Ирэя, – произнес он примерно таким тоном, каким мог бы зачитывать смертный приговор. Порадоваться тому, что узнала имя рыжей, я не успела. Воздух справа от меня пошел рябью и изумрудным свечением, а спустя миг портал выплюнул на пол девицу, наградившую меня долговой отметиной. Выплюнул буквально: раскрасневшуюся, с растрепанными волосами и нагую. – Как ты посмела? – Золтер смотрел на нее сверху вниз. – Что именно? Немного пообщаться с твоей нареченной? – Рыжая облизнула губы, совершенно не стесняясь того, в каком виде предстала перед нами. Я же пыталась обрести дар речи, а когда его обрела, первым делом бросилась к столу и, выдернув из-под посуды скатерть, подбежала к Ирэе. – Возьми, – протянула даже не пытавшейся подняться элленари. – О, это так мило. – Она перехватила мое запястье. – Ты правда считаешь, что мне это нужно? Вспыхнув, я выпустила скатерть, отступила на несколько шагов и отвернулась. Лучше уж смотреть вниз, чем на… на это. Тот, кто без малейших колебаний вышвырнул обнаженную кузину на глаза посторонней женщины, и та, кого это совершенно не смущает… нет уж, пусть разбираются сами. Тем не менее унять бешено колотящееся сердце я не могла: если в Аурихэйме такие нравы, что ждет меня дальше? Усилием воли заставив себя остаться на месте, я вглядывалась в то и дело скрещиваемые шпаги молний, озарявшие черное, как сама тьма, море, и пыталась вернуть себе то, чего мне так не хватало в последнее время. Спокойствие. Получалось плохо. – Если ты еще раз приблизишься к ней, – донеслось из-за спины, – или скажешь хотя бы слово без моего дозволения, отправишься в подземелья. – Правда? – Голос Ирэи не дрогнул, но короткая пауза выдавала ее с головой. – Отправишь меня на пытки из-за этой… Голос рыжей оборвался сдавленным хрипом: резко обернувшись, я увидела, как вокруг ее шеи обвилась лента змеящейся тьмы, рассыпающей вокруг нее иссиня-черные искры. – Вы с ума сошли?! Отпустите! Я бросилась к мужчине, но не успела сделать и шага. Упавшая сеть спеленала меня по рукам и ногам, лишая возможности двигаться и говорить. Широко раскрытыми глазами я смотрела, как рыжая корчится у ног кузена, тщетно пытаясь освободить свою шею от магической плети. С ее пальцев срывалась тьма, но утекала в никуда, а от клубящегося над нами холода сердце билось через раз. – Ты меня услышала, – отрывисто произнес он, после чего плети швырнули рыжую в снова разошедшееся пространство. Лишь когда оно сомкнулось, я почувствовала свободу. А еще мелкую дрожь, прокатывающуюся от кончиков пальцев рук по всему телу. – Вы чудовище! – Это ты уже говорила, – жестко произнес он. – За стол, леди Лавиния. – Вы думаете, что после всего я стану с вами ужинать? – Разумеется, станешь. – Его глаза недобро сверкнули. – Ты же умная женщина. Это был самый жуткий комплимент, который мне когда-либо делали, впрочем, отсутствием ума я и правда не страдала. Поэтому молча приблизилась к столу, так же молча села, встречая взгляд того, кто опустился напротив. – Ньиаехт. Рядом с нами материализовался (или попросту шагнул из портала) мужчина. Привыкнуть к горизонтальному зрачку мне так и не удалось, равно как и к огненным глазам (как у Хьерга), которые то раскалялись до цвета заката, предвещающего ветреный день, то разгорались оранжевым пламенем. – Убери здесь все. Накрой заново. Накрывали при нас: остальных слуг позвал Ньиаехт, вместе с ними мгновенно уничтожив с помощью магии все следы моего желания помочь, заменив блюда и так же незаметно испарившись. Зато теперь я поняла, почему у меня в комнате не было ни колокольчиков, ни артефактов, с помощью которых можно было бы кого-то позвать. В Аурихэйме звали по именам. Если, конечно, «звали» – это точное определение того, как его аэльвэрство поступил с кузиной. – Зачем верховному элленари ребенок от смертной? – спросила я. – На этот вопрос ты получишь ответ, когда придет время. От такого заявления я снова утратила дар речи. Ненадолго. – Время уже пришло. Что значит вторая суть? На меня посмотрели так, что живо расхотелось продолжать этот разговор, учитывая, что душевное равновесие одной хрупкой маленькой леди начинало шататься, как засыхающее на ветру деревце. – Это идеальное совпадение. Пара. – То есть я ваша пара? – уточнила на всякий случай. – Станешь, когда Арка Благоденствия благословит наш союз. – И когда же случится это незабываемое событие? – Послезавтра на рассвете. – Что?! – Послезавтра на рассвете, – повторил Золтер. – Завтра состоится бал в нашу честь, который продлится всю ночь. Закончится он нашим благословением, и тогда ты по-настоящему станешь моей. Проникнуться этой мыслью у меня получилось, только когда я смогла вздохнуть. Что ж не сразу-то, как я оказалась в Аурихэйме? – Вы же понимаете, что это невозможно? – спросила я, чувствуя, что меня начинает трясти. – Для меня нет ничего невозможного. – Для вас – может быть. Но не для меня. – Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Ваше аэльвэрство, мы с вами знакомы три дня. Вы наверняка представляете, какие нравы в Энгерии, и представляете, что для меня значит столь стремительная помолвка, не говоря уже о чем-то большем… – Довольно. Я не стану ничего тебе объяснять, а ты не станешь больше испытывать мое терпение.