– Я не желаю наказания для ее аэльвэйства. В тишине мой голос прозвучал очень громко, а мне так вообще показался оглушающим. – Ты уверена, Лавиния? – Уверена, – отозвалась я, выравнивая дыхание и мысли. К косым взглядам после развода с Майклом мне не привыкать, а остальное… С остальным я справлюсь. – Освободите ее аэльвэйство, – последовал приказ. – Надеюсь, Ирэя, ты сделала выводы. – Сделала, кузен. – Ее голос больше напоминал шипение, тем не менее она изобразила местное подобие реверанса, после чего слетела с помоста. Плеть растаяла. Еще мгновение – и момент будет упущен, поэтому я раскрылась навстречу бьющейся во мне магии. – Ваше аэльвэрство. – От толпы отделилась женщина-элленари. Она шагнула вперед, и в меня ударило тьмой. Я даже не сразу поняла, что исходит она от Золтера: его лицо стало каменным, как окружающие нас стены, взгляд потемнел до глубин черной и беспощадной смерти. Сейчас было самое время отпустить магию, но я не могла, горло словно сдавила невидимая рука. Направляющаяся к нам невысокая женщина чем-то (возможно, идеально ровной спиной и умением держаться) отчаянно напомнила мне матушку. Одежда, ничуть не похожая на вольные наряды элленари, была ближе к наряду княжны Загорья: плотная темная ткань, тронутая лишь пылью серебряного рисунка. На скулах женщины узоры, от которых я почему-то не могла отвести взгляд. Она приблизилась, и мне стало нечем дышать. Иссиня-черные волосы, водопадом стекающие по хрупким плечам, глаза глубокой, насыщенной синевы. Как небо перед рассветом. Элленари была невыносимо похожа на Льера. В тот миг, когда я об этом подумала, женщина словно надломилась и встала перед Золтером на колени. – Ваше аэльвэрство, – голос ее тоже казался надломленным, – прошу вас о милосердии. Позвольте моему сыну вернуться домой. 10 Надо было что-то сказать или сделать, но я замерла. Только чувствовала, как бьется вместе с магией мое сердце, и, кажется, его грохот был слышен всем во дворе. Потому что тишина снова стала глубокой и вязкой, и даже молнии, разрезающие черное небо, крошились с треском. – Поднимитесь, аэльвэя Орстрен. – Голос Золтера ударил подобно грому. – И немедленно покиньте мой замок. Что? – Ваш сын был казнен и останется здесь столько, сколько я того пожелаю. В глазах женщины мелькнуло отчаяние сродни тому, которое я видела в глазах матери лишь однажды: когда Винсенту сообщили о том, что Тереза добровольно отправилась к Эльгеру, чтобы спасти мужа. Брат всегда оберегал нас от такого рода известий, но в тот раз предпочел сказать правду. – Пожалуйста. – Уведите ее. Этот короткий приказ прозвучал как пощечина, и я резко развернулась к Золтеру: – Как вы можете?! Он перевел на меня взгляд. До ужаса медленно, но сейчас впору было радоваться тому, что это произошло так – клубящаяся в нем смерть повторно перекрыла мне дыхание, а ее тяжесть ударила в грудь, на миг разделяя меня с собственной магией. К нам уже приблизилась стража, поэтому я бросилась к женщине, чтобы помочь подняться. Она взглянула на меня даже без удивления – равнодушно, как обреченная, но руку мою приняла. Правда, стоило ей выпрямиться, тут же отстранилась, оттолкнула попытавшегося взять ее под локоть элленари и направилась к воротам. Я смотрела ей вслед, чувствуя, как внутри все переворачивается. Магия жизни считается даром, но и подводные камни в ней тоже есть: чужие чувства. Сейчас чувства этой женщины приближались к тому, что я видела, – к выжженной, страшной пустыне. – Ваше аэльвэрство… – Руку, – последовал приказ. Не дожидаясь моего согласия, поднявшийся с трона Золтер сдавил мои пальцы и устроил на сгибе своего локтя. Вспышка – и портал отрезал нас от толпы и от матери Льера, чье лицо до сих пор стояло у меня перед глазами. – Ужин тебе принесут. Из комнаты не выходить. – Короткая череда приказов обрушилась на меня, едва мы оказались в моей спальне. – О чем она говорила? – спросила, стараясь не обращать внимания на разрастающийся в груди давящий ком. – Это не твое дело. – Не мое? – холодно поинтересовалась я. – А что тогда мое? Что она имела в виду?! – Элленари не умирают, как ты знаешь, – жестко произнес он. – Погибшие в бою становятся армией Приграничья, казненные – остаются прикованными к месту казни, чтобы переживать ее снова и снова до тех пор, пока наказание не сочтут достаточным. Я задохнулась от возмущения. – Вы… вы… неужели в вас нет ни капли милосердия? – Ни капли, Лавиния, – подтвердил он. – Послушайте. Льер и так… – Я запретил произносить его имя, – резко произнес он. – Хочешь оказаться на месте Ирэи? Новый портал – и я снова одна, а в тишине оседают на пол мерцающие изумрудные искры и отголоски давящей силы Золтера. Сцепив пальцы, прошлась по комнате, готовая прямо сейчас бежать обратно во двор замка. Вот только к чему это приведет? Я все равно не смогу помочь матери Льера, поскольку даже не знаю, где сейчас ее сын. Не знаю, потому что… не искала! Жемчужная искра вспыхнула над ладонью, согревая. Повторить заклятие оказалось гораздо проще, чем создать в первый раз, вот только нить не спешила вытягиваться в нужном направлении. Мерцала, подрагивала, словно билась о невидимую стену. Да, в случае с поиском людей (или не совсем людей) все гораздо сложнее. Будь здесь Тереза, она отыскала бы его в считаные секунды, у меня же не было ни единой вещи, способной к нему привести. Впрочем, кое-что все-таки было. Перстень Винсента. Обычно для поиска требовалась личная вещь или хотя бы вещь, которой человек касался. Не представляю, работает ли это с призраками (или как называют элленари, лишившихся материального воплощения), но перстень побывал в руках Льера. Он был у него несколько дней, возможно, это поможет. Подхватив его, раскрыла ладонь, перенаправила узелок плетения. Нить слабо задрожала, потянулась к двери и… растаяла. Да что же это такое-то, а! Я сжала перстень сильнее, окутывая его поисковым плетением, а потом, сама не знаю зачем, представила лицо Льера. Его голос – низкий, глубокий, вкрадчивый… Почему-то именно это определение пришло мне на ум, а следом на ум пришло уже совсем другое: губы, скользящие по моим губам, пробуждающие волнующий жар. Осознание было коротким, потому что невесть откуда взявшийся ветерок подхватил мои волосы. Оглушительное «шряу!» и скрежет когтей раздались совсем рядом, а потом вокруг меня вспыхнули искры. Я провалилась в портал. Буквально. Мордочка бъйрэнгала – последнее, что увидела перед тем, как магия вышвырнула меня на узорную плитку. В лицо ударил порыв ветра из распахнутых настежь дверей, ведущих на балкон. Сами двери напоминали крылья какого-то чудовищного зверя: огромные, изогнутые стальные прутья, разделенные вставками витражного стекла. С бешено колотящимся сердцем огляделась, пытаясь понять, где нахожусь, но эта комната была мне незнакома. Тоже жилая, судя по обстановке – кровать, кресло, все в темно-синих тонах, причем больше темных, чем синих, поначалу я даже подумала, что здесь все черное. Единственным цветом, его разбавлявшим, был цвет потемневшей стали покрывала и узора на стенах. Еще над полом тянулся фиолетовый дымок, и исходил он от непонятных растений с большими листьями, больше напоминавшими пластины металла. Плитка подо мной была просто ледяная, поэтому я поспешно поднялась. Вот только этого мне для полного счастья не хватало, честное слово. Нет бы показать, где сейчас Льер! Но это же слишком просто, зачем леди Лавинии искать простые пути. Гораздо проще провалиться в портал неизвестно куда. Сильнее сжимая перстень в ладони, направилась к двери, когда заметила светлое пятнышко. Даже не пятнышко, тонкую полоску: что-то торчало из-под подушки. Не вполне понимая зачем, шагнула к кровати, приподняла край наволочки и широко распахнула глаза. Светлело не что иное, как моя лента. Лента, которая была вплетена в мои волосы, когда меня забрали в Аурихэйм. Эта мысль стала последней перед тем, как за дверями ванной комнаты что-то разбилось. Не просто разбилось, судя по силе удара и звуку, разлетелось даже не в крошку, а в пыль, и на миг показалось, что вместе с этим чем-то разлетелась я – так сильно меня полоснуло отголосками чужой боли. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, я приблизилась к приоткрытым высоченным дверям. И замерла, потому что в комнате, заполненной тленом, окружившим его как рой насекомых, стоял Льер.