— Как вам угодно, — ответила, улыбнувшись. — Будьте любезны пригласить ко мне служанок, пусть они вернут мою прическу в то состояние, в котором она находилась до вашего визита. — Для того, чтобы приглашать служанок, у тебя есть фрейлины. Подчиняясь его магии, лопнул созданный мной полог безмолвия, Льер развернулся и вышел, оставив меня одну. С воспоминаниями о том, как его пальцы скользили по моим волосам. И странным горьким чувством, суть которого я не могла уловить, как ни пыталась. Классический бал элленари вызывал у меня желание побыстрее с него сбежать, но сегодня все было по-другому. Никто не обнимался по углам (не говоря уже о чем-то большем), никто не смотрел на меня, как на «смертную». Ирэя — не в счет. Она присутствовала рядом со мной на балу с таким лицом, словно не прочь была свернуть мне шею. В том, что она не прочь, я не сомневалась, но ее постоянное присутствие меня совершенно не беспокоило. Гораздо больше беспокоила Амалия, которая выслушала мои слова с каменным лицом и с видом оскорбленного достоинства сообщила, что ради меня готова на все. После этого я в очередной раз уверилась, что желание приблизить ее к себе в качестве фрейлины было преждевременным. В частности потому, что сегодня мне пришлось взять ее с собой на открытие, и она держалась так, словно я бросила ее на растерзание своре озверевших от голода диких псов. Впрочем, пожалуй, это был единственный минус этого бала. В остальном — элленари радовались первым новостям о том, что Пустота замерла, и радость эта была не дикой и не диковинной (назовем это так). Да, вино лилось рекой и танцы временами напоминали народные пляски, но по сравнению с тем, что мне доводилось видеть раньше, это был просто идеальный бал. Портьеры подняли, и закатное солнце лилось в зал, золотило крылья и волосы, и наряды, плескалось в чашах с напитками, играло на гранях бокалов. Я наблюдала за всем этим с трона, испытывая странную дурноту (пожалуй, это был еще один непонятный момент, потому что стоило мне войти в зал под руку с Льером, виски сдавило), но то была малость для странностей Аурихэйма, поэтому я решила не обращать на нее внимания. Мы с Льером танцевали, но это была дань вежливости, ничего кроме. Я не чувствовала в его прикосновениях никакого желания их продлить, и стоило музыке смолкнуть, как меня провожали к трону. Это было глупо, это было неправильно, но мне отчаянно не хватало той искры, что горела вчера. Порой настолько отчаянно, что хотелось самой податься к нему, сказать, что мне плевать и на Золтера, и на все, что осталось в прошлом… но я слишком хорошо представляла, чем может завершиться такой порыв, поэтому принимала правила игры. Поэтому с каждой минутой все больше злилась на себя и на него — за то, что вообще поддалась этим глупостям. По-хорошему, мне нужно было искать выход из Аурихэйма, а не питать себя ложными надеждами о том, что мы с Льером… мы с Льером — кто? Супруги по законам этого мира, но в Энгерии наш брак никогда не примут. Всевидящий, да Винсент просто в ужас придет, если узнает, как он вообще состоялся. Что я позволила мужчине к себе прикоснуться, не будучи замужем, что… Ото всех этих мыслей голова шла кругом и становилась тяжелой, поэтому я была искренне рада, когда официальная часть закончилась. Попрощавшись с Лизеей и сказав, что она вполне может остаться (судя по ее счастливому лицу и нескольким танцам с Ронгхэйрдом, их беседа прошла успешно), я с облегчением направилась к себе. Амалию я отпустила раньше, чуть ли не после первого танца, что касается Ирэи, она тоже не изъявила желания праздновать дальше и покинула зал вместе с нами. — Ты не выглядишь счастливой, — заметил Льер, когда мы шли по коридорам. Учитывая, что это была чуть ли не первое его неофициальное ко мне обращение, прозвучало оно, по меньшей мере, неожиданно. — А должна? — поинтересовалась я. — Мне казалось, тебе небезразлична участь Аурихэйма. — Это так. — Я полагал, что новости о Пустоте тебя порадуют. — Они меня радуют, — сказала я. — Ирэя что-то тебе сказала? Не считая «да, ваше аэльвэйрство» и «нет, ваше аэльвэйрство», — сказанных тем же тоном, каким обычно проклинают? — Нет. — Тогда в чем дело, Лавиния? Он спрашивал это так серьезно, как будто ему действительно было дело до моих чувств. — Немного устала. На балах мне становится не по себе. Льер вгляделся в мое лицо, кивнул. — Это нормально. Я хотела сказать, что это не нормально, но промолчала. Тем более что стоило нам выйти, как мне разом стало легче. Какой смысл говорить о том, чего нет? Он открыл мне дверь (никогда не думала, что буду наслаждаться мгновениями, когда передо мной открывают дверь, а не портал), пропуская первой, сам вошел следом. — Доброй ночи, — сказала я, намекая на то, что хочу остаться одна. Надо будет пригласить Амалию и попросить, чтобы помогла мне раздеться. Не хочу сегодня больше никого видеть. — Я никуда не ухожу, — негромкий стук подтвердил его слова. Льер прошел в комнату и принялся расстегивать мундир. — Вы с ума сошли?! — искренне изумилась я, когда он сбросил его на кресло и принялся за рубашку. — Нет, с ума сошла ты, Лавиния, если думаешь, что я не стану спать со своей женой. Я моргнула. Особенно когда рубашка отправилась следом за мундиром, а перед глазами замаячила широкая мужская грудь с литыми мышцами. Ладно бы, если бы это была золтерова грудь (а это и была золтерова грудь!), но с момента как я узнала о том, что это всего лишь облик, я даже под пламенем волос видела черные, а в глубине темных глаз находила синеву. Что это, если не помешательство?! — Немедленно оденьтесь, — сказала я. — И покиньте комнату! У нас с вами договоренность… — У нас с вами, — насмешливо сказал Льер и взялся за пряжку штанов, — клятва на крови. Которая мне не позволит к тебе прикоснуться, пока ты сама не захочешь. Так что можешь быть спокойна. Вот чем, спрашивается, я думала, когда заключала эту договоренность?! Точнее, чем я думала, когда не включила в нее пункт о том, что у меня должна быть своя, отдельная комната?! В ту минуту, когда бряцнула пряжка, я метнулась в ванную, с силой захлопнув за собой дверь. Да что со мной происходит?! Я взрослая женщина, которая… которая… Которая толком не знала мужчины. Я потянулась за спину, чтобы расшнуровать лиф, поцарапалась о жесткую кромку, расшитую камнями, и зашипела. Надо было требовать обычное платье, по моде элленари, но мне (из-за этого дурацкого завтрака, который принесла Амалия) захотелось одеться, как дома. Оделась! Теперь бы еще раздеться. Глядя на глубокую, наливающуюся кровью царапину, потянулась к крану. Мне было не привыкать, что вода здесь начинает литься тогда, когда ты этого хочешь, но привычка никуда не делась. Прежде чем я успела сунуть руку под воду и призвать магию, мое запястье перехватили. — Ни на минуту нельзя оставить одну, — произнес мой му… его аэльерство. Под скользнувшей по ней магией царапина затянулась, я даже вздохнуть не успела. А в следующее мгновение Льер уже взялся за шнуровку моего лифа. От возмущения во мне кончились слова, которые принято говорить в таких ситуациях. Хотя возможно, в таких ситуациях лучше говорить именно то, что пришло на ум (пусть даже воспитание против). — Уберите свои грязные руки, — сообщила я ледяным тоном. — Они у меня не грязные, Лавиния, — произнес он. — Но если ты настаиваешь, я могу их помыть. Меня отодвинули в сторону и сунули руки под воду. Длинные красивые пальцы, на которые я смотрела, чтобы не смотреть ни на что другое, потому что Льер был полностью обнажен. — Все? — поинтересовался он, когда порыв воздуха высушил капли на его ладонях. — У вас совесть есть?! — спросила я, когда, наконец, обрела дар речи. — Нет, — он развернул меня к себе спиной и снова взялся за шнуровку. — Советую тебе от нее тоже избавиться как можно быстрее, потому что от совести слишком много проблем. Я чувствовала, как его пальцы касаются кожи, как лиф с каждым скольжением шнура становится все свободнее, и как с каждым касанием ткани или его рук грудь становится все более чувствительной. Хотя мою грудь он вообще не трогал и даже на нее не смотрел. По-хорошему, Льер действительно до меня не дотрагивался, просто помогал раздеться. — Хочешь принять ванну? — поинтересовался, как ни в чем не бывало, когда платье стало полностью свободным и готово было соскользнуть к моим ногам. Чтобы ему этого не позволить, я прижимала его руками к груди так плотно, как только могла, и дышать тяжело мне было исключительно поэтому. Да, именно поэтому, и потому же до меня не сразу дошел смысл его слов. — С вами — нет! — отрезала я. Льер приподнял брови. — Я разве такое предлагал? Но ход твоих мыслей мне нравится. Вот тут я покраснела. Натурально покраснела, как дебютантка под взглядом опытного мужчины, который кажется ей безумно привлекательным и недосягаемым. — Мой ход мыслей не имеет к вам никакого отношения! — Разумеется, не имеет. — Льер приблизился к ванной, а если быть точной, к утопленному в пол бассейну, который напоминал тот, что был в покоях Золтера. Усилием воли направила свои мысли именно в ту ночь, и это помогло справиться с тем чувством, которое охватило меня, стоило увидеть его спину, и… гм, ягодицы. Резко отвернувшись, по-прежнему прижимая платье к себе, я их снова увидела — в отражении. Помимо этого увидела, как наполняется кристально чистой водой бассейн, в котором места для двоих хватило бы с лихвой. Всевидящий!