Она бы и не посмела, если бы Золтер не наобещал ей чего-то во снах. Наобещал наверняка в своем стиле, он даже про нас говорил: «Для всех мы счастливая пара». Для всех, но не на самом деле. Привычка элленари выражаться обтекаемыми формулировками уже стала для меня чем-то вроде обыденности. Даже про смерть Найтриш он говорил так же, как и про все остальное: «Для всех — это наказание за покушение на мою королеву». Новости по Двору разнеслись быстро, и когда я вышла к завтраку, все уже знали, что бывшая фаворитка Золтера казнена за покушение на его жену. — Лавиния… тебе ее жаль?! — В голосе Лизеи не было праздного любопытства, только живой, глубокий интерес, и я мысленно содрогнулась. Нет, я не имею права ею рисковать. — Разумеется, ей жаль. Леди Лавиния у нас очень сострадательная, — заметила Амалия. — Даже по отношению к тем, кто над ней издевается. — Пошла вон! Я не сразу поняла, что этот голос — почти крик, принадлежит мне. Он ударил, как пощечина: Амалия вскочила, и, заливаясь слезами, бросилась к замку. Я же поставила локти на стол и закрыла лицо руками. Впервые в жизни я настолько вышла из себя, впервые в жизни не видела выхода, за который не придется заплатить слишком дорогую цену. Мьерхаартан Золтера. Как я могу ей быть, если люблю Льера?! Эта мысль ударила своим осознанием, и следом накрыло другим: Лизея меня обняла. Склонившись, обхватила меня руками и прошептала: — Его аэльвэрство поступил правильно, — негромко сказала она. — Иначе любой мог попытаться причинить тебе вред. Однажды он уже простил Ирэю… Я хотела закричать, что Ирэю простил не он, и что ей, Лизее, жизнь спас совсем другой мужчина, когда принял ее ко Двору, но… Но я не могла этого сделать. Поэтому просто глубоко вдохнула, потом выдохнула и отняла руки от лица. — Да, — сказала я. — Да. Наверное… ты права. — Не наверное, — Лизея разомкнула объятия и выпрямилась, — а точно. Найтриш была как Ирэя… или даже хуже. Девушки при Дворе ее боялись: я общалась с другими служанками, когда только оказалась здесь. Забавы ради она травила животных в зверинце и травила служанок опасными тварями. Одной из временных фавориток Золтера она подбросила пыльцу иартины в легкую пудру, и девушке сожгло лицо… Иартины. Яд для любого элленари. Во сне Золтер меня проверял, именно так он понял, что я люблю Льера, хотя я сама еще об этом не подозревала. Он угрожал мне семьей, требуя его отравить, поставил на чашу весов самое ценное… моих близких. — От пыльцы иартины существует противоядие? — спросила я. Лизея покачала головой. — К сожалению, нет. Девушка умерла в жутких мучениях. Родные отнесли ее к Арке, и там… Арка. Если бы можно было обратиться за помощью к ней… Но я не уверена даже, что у меня получится сознательно создать портал. Золтер обещал ее разрушить, он говорил, что уничтожит ее, и что даже она не сумела познать его до конца. Что он имел в виду? Изначальная знала о том, что он сотворил с Альхииной и о том, что он убил собственную мать. Она знала его… или… Почему она не сказала мне о том, что он может вернуться?! Узор под иллюзией дернуло, и я перевела взгляд на руку. — Лизея, как становятся мьерхаартан? — спросила я. — Вы уж точно должны знать об этом лучше меня, — девушка улыбнулась. — Это когда двоих элленари объединяет нечто большее, чем просто желание стать постоянной парой. Это совпадение до глубины самых потаенных струн твоего существа, это… — Элленари, — сказала я. — Но я смертная. — Что? — удивленно переспросила Лизея. — Я смертная, — повторила я и резко поднялась. Льер подскочил следом за мной и шрявкнул. — Займись им, — попросила девушку. — Пожалуйста, никуда от себя не отпускай. Я скоро вернусь. — Хорошо, — растерянно произнесла она. — Я за ним присмотрю. — Спасибо, — сказала я. И направилась в библиотеку. Поисковое заклинание вело быстро. Спустя столько времени пребывания при Дворе я и сама нашла бы это место, но сейчас не хотела рисковать и терять время. Замок действительно изменялся, оставляя часть переходов закрытыми, а у меня не было ни малейшего желания плутать по его новым коридорам в попытках отыскать то, что мне нужно. Нить же тянулась ровно, избегая тупиков и лишних поворотов, поэтому спустя десять минут я уже стояла перед высокими дверями, к которым однажды меня привела Ирэя. Не мешкая, толкнула их и вошла. Кузина Золтера сказала, что я не могу воспользоваться знаниями Аурихэйма, но слова в этом мире — сильнейшая магия. — Магия Аурихэйма подвластна мне, — четко произнесла я. — Она отзывается на мое слово так же, как на слово любого из элленари. Мой голос тут же подхватило эхо, несколько мгновений метавшееся из угла в угол. Я же сцепила пальцы, как если бы это могло мне помочь. — Смертная мьерхаартан! — громко сказала я. Ничего. Либо я ошиблась по поводу силы слов, либо… это просто иначе звучит. Ладно, попробуем по-другому. — Смертная — вторая суть элленари. Ничего. С каждой утекающей в тишину секундой я все сильнее чувствовала набирающее силу отчаяние: в любое время Золтер мог поинтересоваться, чем я занята, и явиться сюда. — Магия жизни и магия смерти. Тишина. Библиотека не хотела со мной разговаривать, или я задавала не те вопросы. Оглядев огромную залу, запрокинула голову: надо мной висел поблескивающий приглушенными искрами светильник. Когда я была маленькой, Винсент создавал их для меня, и мне нравилось тыкать пальцем в прозрачную оболочку. Они не жглись, только смешно пружинили, ударяя легким теплом, отзываясь на мою магию, а я заливалась смехом. Однажды нас за этим занятием застала матушка (точнее, няня ей доложилась), и больше Винсент мне светильников не делал. — Иди сюда, — я протянула руку, позволяя магии чуть согреть сердце. И шар покорно поплыл ко мне, вспыхивая от прикосновения. Сколько я себя помню, никогда не была особенной. Моя магия жизни — пожалуй, единственное, что меня выделяло, но если брата с сестрой действительно можно было назвать выдающимися, то я, долгие годы вынужденная ее прятать, не раскрылась даже наполовину. Зато как-то странно раскрылась в Аурихэйме, то и дело проваливаясь в спонтанно возникающие порталы. — Почему я не могу заниматься магией, матушка?! Ведь Винсент и Тереза… — Винсент и Тереза значительно сильнее вас, леди Лавиния, — у матушки раздуваются ноздри. Глаза — зеленые, как трава, сверкают, волосы убраны наверх легкими волнами (казалось бы, небрежными, но ни единого волоска не выбьется из прически). — Но я ведь тоже могу стать сильной! — выдыхаю я. — Я тоже… — Довольно! — Матушка едва повышает голос, но в нем сейчас звенит сталь. Поразительно, как в этой миниатюрной и хрупкой женщине может сочетаться такая сила и видимость мягкости. О да, для всех она леди Илэйн Биго, кроткая жена своего мужа, только домашние знают, что даже отец не всегда способен совладать с ее силой. Нет, она никогда не станет кричать, никогда не перейдет грань, она — воплощение женственности, леди до кончиков пальцев. Тем не менее спорить с ней бессмысленно, особенно когда ее взгляд темнеет до цвета ночной листвы. — Ты никогда не будешь заниматься магией, Лавиния. Твоему мужу это не понравится. — Почему? — На сегодня хватит вопросов. Да, в Энгерии мужчины смотрели на сильных женщин-магов с опаской, особенно учитывая, что от года к году магия в нашем мире слабела. Кому же охота обзавестись женой, которая в случае чего подбросит в воздух. Так, ненароком. Тем не менее сейчас мне казалось, что я очень близка к разгадке, просто хожу вокруг да около. Что самое удивительное, отец, ярый поклонник магии, обучавший Терезу и Винсента, ко мне даже не приближался. Да что там, он вообще ко мне редко приближался, за исключением обязанностей по исполнению отцовского долга на людях. «Ищите любое упоминание о вашей семье». Слова Эльгера вдруг всплыли в памяти так отчетливо, как если бы он сейчас стоял рядом со мной в этой библиотеке. — Уильям Биго де Мортен, — назвала имя отца. Ничего. — Илэйн Варриль Дюхайм. Девичья фамилия моей матери, берущая начало от нашего далекого предка, сильнейшего некромага, вошедшего в историю Энгерии, тоже была встречена тишиной. — Роберт Дюхайм! — выдохнула.