Библиотека молчала. Принимать свое поражение всегда тяжело, и эта тяжесть сейчас легла на сердце каменной печатью. Я медленно повернулась к двери, когда от стены отделилась легкая дымка и скользнула ко мне. — Роберт Дюхайм, — произнес мужской голос, низкий и темный, от которого у меня мурашки побежали по телу. — Элленари, ушедший из Аурихэйма по своей воле, сильнейший некромаг мира смертных за все времена, с помощью армии нечисти подаривший свободу крохотному государству мира людей, Энгерии. Убит собственным королем, Витэйром, пожелавшим присвоить себе славу освободителя. Прародитель женщины, подарившей мне знание о любви и дочь, чья магия однажды послужит Аурихэйму. Дымка растаяла: так же, как заметавшееся по просторному залу эхо, а я все еще стояла, не в силах пошевелиться. Потому что это был голос моего отца. 9 Я не знала, что делать с полученной информацией. Не представляла, как ею распорядиться. Отец не сумел бы оставить здесь знания о Дюхайме, обо мне и о маме, не будь он элленари. А мама… теперь я могла понять, почему она была так против моего обучения. Она знала. И она тоже была элленари, если верить тому, что я услышала про Дюхайма. С другой стороны, я уже не знала, чему верить, зато становилось понятно, почему Золтер так за меня держится. Я из рода Альхиины и его матери. Пока я здесь, Аурихэйм будет жить. И вся моя жизнь — одна большая ложь. Если бы у меня было время погрустить по этому поводу, я бы точно впала в меланхолию, но времени не было. Поэтому я стояла, смотрела на залитый солнцем оживающий мир и думала, думала, думала. Моя сила начала раскрываться здесь с первого дня, как только я оказалась в Аурихэйме. Я проваливалась в порталы и спокойно использовала магию жизни, которая тянулась к источнику мира. Меня даже окружили живыми цветами в замке, полном смерти, чтобы помочь раскрыться, но никто даже не задумался о том, что я — элленари. Никто, включая меня, но мне это было простительно, а им? Льеру? Почему никто из них не подумал о такой возможности?! Хьерг, один из заговорщиков, сильный целитель. Ведь он обследовал меня, и должен был что-то почувствовать, но он ничего не заметил. Почему?! Я посмотрела на иллюзорный браслет и вздрогнула. Что, если иллюзией можно прикрыть не только узор мьерхаартан, но и магическую суть? Что, если… что, если узор — и есть основа той самой иллюзии? Проверить это можно было только одним способом. Я потянулась к магическому плетению браслета, горящего на руке. Искорки узлов, сомкнутых на моей коже, не имели ничего общего с настоящей вязью обручального узора. Я позвала магию и подцепила один, вплетая в него магию жизни. Иллюзия дернулась и «поплыла», второй узелок я вскрыла точно так же, а третий стал последним: браслет распался на моих глазах, открывая взору мою руку — такую, какой она должна была быть. Узор оплетал предплечье и стал уже более блеклым (видимо, выполнил свою задачу по выставлению меня прелюбодейкой). Тем не менее теперь я была почти уверена в том, что этот узор, так же как и браслет — ключ ко всему. На плетении браслета держалась иллюзия моего «обручения», а на узоре наверняка держится все остальное. Но если я права, как Золтеру удалось убедить всех элленари, что я его мьерхаартан? Ответ пришел быстрее, чем я успела вздохнуть: моя кровь. Магия на крови в нашем мире считалась самой сильной, а после темных времен, ближе к нашим дням стала еще и запретной. Именно потому, что на ней создавались сильнейшие заклинания, не всегда законные. Именно кровью обручили Анри и Терезу, поставив их подписи (капельки крови) на магическом договоре, когда они были еще совсем детьми. С помощью крови Винсента, похищенной из семейного хранилища, Аддингтон создал смертельное заклятие для Луизы. Именно тогда состоялась моя первая встреча с Аддингтоном. Семейные хранилища у нас использовались для того, чтобы в случае смерти аристократа некроманты могли поднять умершего сразу после смерти и допросить о том, что с ним или с ней случилось, а для этого нужна была кровь. Образцы крови, запечатанные магией, хранились там с рождения каждого ребенка. Когда Аддингтон с помощью магии убеждения (знаний мааджари) воздействовал на меня, я вынесла ему кровь Винсента, кровь Терезы, и… наверняка свою. Подозреваю, что именно так она попала к Золтеру. Он сочинил всю эту историю, про ребенка и смертную, про артефакт, только чтобы никто не дай Всевидящий не заподозрил во мне моей истинной сути. Он набросил на меня этот узор перед выходом на наказание Льера, в толпу элленари, а Эйзер не могла меня почувствовать, потому что сама была полукровкой. Но ведь Льер забирал меня из Мортенхэйма, когда на мне еще не было узора, почему не почувствовал тогда? Почему одно-единственное упоминание об ушедших за последние несколько столетий в наш мир элленари — про Роберта Дюхайма? Как ни пыталась я расспросить библиотеку о других, оставивших Аурихэйм и переселившихся к людям в нашем веке или хотя бы в Темные времена, больше она ничего мне не сказала. — Лавиния, Льер нагулялся и хочет… Я обернулась: стремительно, слишком стремительно для того, чтобы вспомнить о снятой иллюзии. И о том, что я понятия не имею, как ее вернуть. — Спать, — еле слышно закончила Лизея, глядя на узор. В ее расширившихся глазах горел немой вопрос: к счастью немой. Я мгновенно накинула полог безмолвия, а потом взмахом руки заставила дверь захлопнуться. Магия в этом мире действительно подчинялась мне безоговорочно, пусть и странными рывками, всплесками силы. Мне становилось плохо, когда я изображала королеву (элленари не могут лгать), но я была слишком слепа, чтобы задуматься об этом раньше, а теперь… теперь уже поздно. — Значит, никакого благословения не было? — произнесла она, глядя мне в глаза. — Но что тогда произошло той ночью? Я молчала. Мне казалось, полога безмолвия и закрытой двери недостаточно. — Я никому не скажу, Лавиния, — произнесла Лизея. — Клянусь. Если хочешь, я поклянусь на крови. — Я не могу, — я покачала головой. — Не могу сказать. Девушка кивнула, в ее глазах лишь на миг отразилось что-то похожее на горечь разочарования, но тут же скрылось за привычной вежливой маской. — Хорошо. Льер покрутился у моих ног, а после запрыгнул на кровать и устроился там, что касается Лизеи, она спросила уже совершенно другим тоном: — Вам что-нибудь еще нужно? Тишина была долгой. За это время я успела снова вспомнить Найтриш и то, что с ней произошло. Успела подумать о том, что в мире элленари я по-прежнему слепой котенок, и что я даже представить не могу, где Золтер может держать Льера. Я почти выдохнула: «Нет», — когда снова вспомнила отца и матушку. Последняя отчаянно пыталась меня уберечь от того, кто я есть, и к чему это привело? Ложь определяла мою жизнь с самого рождения, но в мире элленари самое сильное оружие — это правда. — Да, — еле слышно сказала я. — Да, Лизея. Мне нужна твоя помощь. — Чудесно выглядите, ваше аэльвэйрство, — заметила Лизея с лукавой улыбкой. Служанки согласно закивали, их крылья захлопали в такт движениям головок. — Благодарю. К счастью, Золтер не потребовал от меня совместного обеда: не уверена, что мне хватило бы сил его выдержать, а силы мне были очень нужны. Я казалась себе струной, готовой порваться от любого неосторожного прикосновения. Дрожь, которая то и дело рождалась в кончиках пальцев, растекалась по телу, и тогда я начинала глубоко дышать. Сейчас же, когда я выйду на бал вместе с ним, мне потребуется вся моя выдержка. — Оставьте нас, — приказала служанкам, и они поспешно вышли. Я же повернулась к Лизее. На этот раз полог безмолвия создала она, а потом ободряюще мне улыбнулась. — Хэйрд его найдет, — произнесла негромко. — Обязательно. Я подавила желание ее обнять, потому что понимала, что если сделаю это, позволю себе слабость. Даже маленькая слабость в такой ситуации может обернуться большими проблемами, поэтому сейчас я только кивнула. — Я рада, что ты доверилась мне, — добавила девушка, глядя на иллюзорный браслет, который снова помогла мне создать. — Для меня это очень много значит. — Для меня тоже. Она выслушала меня, не перебивая — все с самого начала, когда я рассказывала ей о том, что произошло у Арки и что случилось после. Про Льера, про неожиданное благословение и про то, что моя сила — сила элленари жизни, каким-то образом заставила Пустоту отступить. Я говорила и про Золтера, обо всем, что узнала об Изначальной и о том, что ей грозит, если Золтер узнает про ее осведомленность. Собственно, с этого я начала разговор, но Лизея отмахнулась от моих слов про опасность. — Я не оставлю тебя один на один с тем, что происходит, — упрямо сказала она. — Что бы это ни было. Теперь на балу мне предстояло во всеуслышание заявить о том, что произошло. Раскрыть и ночь смерти Золтера, и то, что я узнала в библиотеке, и настоящую историю Двора Жизни и Альхиины, а после перед всеми потребовать, чтобы он снял с меня узор мьерхаартан. Вроде бы все было продумано до мелочей, но мне было страшно, что что-то пойдет не так. Например, что Ронгхэйрд и Наргстрен не сумеют найти Льера (затевать это до того, как они найдут его и освободят было более чем рискованно). Поисковое заклинание, которое они собирались создать у Арки сразу как только начнется бал, было очень мощным, и должно было привести их к нему, но действовать надо было очень быстро. Все должно произойти одновременно: как только Лизея узнает, что он свободен, она находит способ сообщить об этом мне. Дальше я говорю правду и требую от Золтера снять мьерхаартан на глазах у всех элленари. Солгать напрямую он не сможет, а если откажется — как бы там ни было, это вызовет еще больше сомнений. Тем не менее сомнения были и у меня: что, если Двор Смерти откажется принимать сторону заговорщиков? Льер говорил, что правление Золтера себя изжило, но что, если страх перед ним окажется сильнее, чем желание все изменить? Таких сомнений были десятки, если не сотни, они крутились у меня в голове назойливым роем, снова и снова, снова и снова, снова и снова. Больше всего я боялась за Льера, но понимала, что если все останется как есть, мы оба обречены. Если я сейчас ничего не сделаю, если не скажу правду, нас убьет ложь, паутина которой сплеталась Золтером долгие годы. — Готова? — спросила Лизея. Я хотела сказать, что нет, я не готова, вместо этого кивнула. Сейчас не время предаваться сомнениям и страхам, когда все будет кончено, я забьюсь в угол и буду там рыдать сколько мне пожелается, но не сейчас. Сейчас мне нужно действовать, и действовать решительно. — Я с тобой, — сказала она. — Помни об этом.