– Ну наконец-то, – произнес он, обнимая Хульду. Вдохнул ее запах и коснулся щекой заштопанного шерстяного пальто. Которое, как он тут же отметил, все же подчеркивало изящную талию. Эта мысль привела к тому, что Карл тут же безотчетно принялся поглаживать бедра Хульды. – Прости, – сказала она, придержав руки Карла и не давая им опуститься ниже. – Два автобуса отменили, и уже в который раз. Народ на остановке толпился, как караван беженцев. Потому я отправилась пешком. – Пора тебе заиметь новый велосипед, – сказал Карл, покашливая, потому что его голос вдруг охрип. Да-да, отметил тут же Карл, сконфузившись, словно присутствие Хульды действительно превращало его в мальчишку. – Мне бы понравилось, что ты на велосипеде! Ты современная женщина! Хульда изумленно наблюдала за ним, от ее серо-голубых глаз ничего не ускользало. – Комплимент из твоих уст, – насмешливо сказала она, – это что-то новенькое! – Она посерьезнела. – Я не могу позволить себе новый велосипед, ты это прекрасно знаешь. И уж тем более не сейчас, в это смутное время. Деньги на него мне пришлось бы перевозить в фургоне. Карл кивнул. Конечно, он знал это. И был уверен, что Хульда очень сожалела о потере своего двухколесного друга позапрошлым летом. Один сумасшедший столкнул ее в воду канала Ландвер и увел велосипед. К сожалению, полиции даже год спустя не удалось схватить вора, который, как выяснилось, был к тому же убийцей. Вот так Хульда и осталась без велосипеда. Стараясь рассмешить Хульду, Карл утешил: – Трястись по всему городу в служебной машине с потным Фабрициусом тоже не большое удовольствие, знаешь ли. Хульда отстраненно кивнула. Она глядела на старушку, лежащую на мостовой перед решеткой зоосада и просящую милостыню. Карл до сих пор по возможности игнорировал старуху, нищие на улицах города появлялись все чаще. Несмотря на то, что Хульда буквально только что рассказывала о том, как ей не хватает денег, она порылась в своей сумке вытащила несколько банкнот и протянула их старухе. Та открыла беззубый рот, изобразив подобие улыбки, и молча их припрятала. Хульде так свойственно отдавать последнюю рубашку незнакомым людям, подумал Карл. Только ему она ничего не давала! Конечно, Карл знал, что несправедлив к ней, но доля истины в этой мысли все же присутствовала. – Мне повезло, – Хульда снова обратилась к нему, – до всех моих женщин можно добраться пешком. Кроме семьи, живущей в квартале Шойненфиртель, но это все равно слишком далеко, если ехать на велосипеде, туда проще доехать на электричке. Если эти электрички, конечно, ходят… – ее лицо помрачнело. – Хотя, боюсь, я там с некоторых пор нежеланный гость. – Отчего же? – После, Карл, – отмахнулась Хульда. – Давай сначала зайдем внутрь, мне не терпится поглядеть на слонов и обезьян. – И на меня? – вполголоса спросил Карл, беря ее за руку. – Конечно! Это ясно без слов! – Хульда улыбнулась и потянула его к билетной будке рядом с львиными воротами. – Два билета, пожалуйста, – сказала она и заплатила пачками из своей сумки, прежде чем Карл начал протестовать. Покорно он, как малое дитя, прошагал с ней через ворота. Ясно как день, сказал бы его ассистент Фабрициус и подразумевал бы обратное… Карл горько улыбнулся. Но все же взял себя в руки. Было прохладно, но сквозь облачное небо еще проскальзывали последние лучи осеннего солнца, и почва на клумбах, украшающих широкие дорожки зоосада, влажно и свежо пахла. Разноцветная листва лежала вокруг, местами аккуратными кучками, местами причудливыми случайными формами. И это было красиво. Рядом с Карлом с высоко поднятой головой и остатками улыбки на лице шла Хульда, его Хульда, которая сегодня целых полдня в его распоряжении. Пришло время радоваться, приказал себе Карл, беря ее под руку. – Ну, к слонам, – заявил он. Клетка со слонами все равно располагалась одной из первых у входа. Слоновник отличался необычайной красотой. Богато украшенная пагода с индийской резьбой высилась в центре, маленькие башенки окружали ее. Справа тянулась продолговатая постройка с разукрашенными фронтонами и резными карнизами. В наружном вольере спокойно паслись три взрослых слона, поедая солому из кучи, и они производили впечатление, что засыпают на месте. Опершись о его руку, Хульда глядела поверх метровой стены с выражением детского восторга на лице. Какая она тонкая, неожиданно подумал Карл, и его охватил страх. Почему он раньше не заметил, что она так исхудала? Карл поспешил обнять ее за талию, и в этот раз Хульда разрешила притянуть ее к себе. Не оттолкнула руку, а наоборот приласкалась к Карлу, даже положила голову ему на плечо. Свободной рукой Карл обхватил ее и развернул к себе, пользуясь возможностью поцеловать, пока она не высвободилась из его объятий. – Какие они величественные! – произнесла Хульда, и Карл постарался овладеть собой, вспомнив, где они и кого она имела в виду. – Верно, толстокожие! – Мне они скорее кажутся уставшими, что и неудивительно. Посиди-ка целыми днями взаперти, поневоле придут мрачные мысли. – Может быть. Вообще-то это издевательство над животными, тебе не кажется? И тем не менее в городе найдутся люди, которые с удовольствием бы поменялись с ними местами. Крыша над головой, пищи в достатке – об этом многие берлинцы могут только мечтать, – проговорила Хульда, и вокруг ее рта появились знакомые Карлу суровые складки. – Сегодня воскресенье, Хульда, – взмолился он, – светит солнце, по крайней мере немножко, все остальные прекрасно проводят время. Может, хотя бы постараемся чуточку насладиться, прежде чем снова взвалить на наши плечи бремя ответственности за все человечество? На долю секунды ему показалось, что она рассержена, ее глаза сверкнули. Но потом он увидел затаенную улыбку, спрятавшуюся в уголках ее рта. – Насладиться, ну да, господин Норт, – она лукаво улыбнулась. – Я догадываюсь, что вы под этим подразумеваете. Примерно так? Карл не успел опомниться, как Хульда поцеловала его. Напористо, с жаждой жизни, как ему показалось. Изумленный Карл крепко держал Хульду, но она и без того приникла к нему всем телом, а он наслаждался неожиданной атакой, позволяя целовать себя до умопомрачения. Это то, что он так любил в Хульде, подумал Карл в передышке между поцелуями: она была непредказуема как море, полное подводных сокровищ, которые, сверкая, могли неожиданно всплыть на поверхность. Нужно было только запастись терпением и дождаться этих благоприятных моментов – ведь было невозможно предсказать, когда они наступят. Он почти сожалел, что не пригласил Хульду в свою маленькую квартиру на чай. Кто знает, чем бы закончился день, раз она, по всей вероятности, пребывает в таком хулиганском настроении? Здесь в зоосаде, на глазах у служащих и воскресных прохожих им оставалось только целоваться и даже в этом им приходилось чуть сдерживаться, если они не желали быть выставленными восвояси. – Ну ты даешь, – жарко пробормотал Карл ей на ухо. Хульда хихикнула, как девчонка, и в шутку одарила его шлепком. – Оставьте свои руки при себе, господин инспектор! Он запротестовал, смеясь, ведь в конце концов это она проявила инициативу. – Фройляйн Хульда, я приличный мужчина, – сказал Карл, глядя на Хульду наигранно доверчивыми глазами. – Это ваши непристойные мысли и необузданные пальцы. – Возможно, – ответила она легкомысленно. – Но нас здесь окружают слоны и обезьяны, а им неведома мораль. Я попала под их влияние. – Хульда отступила на шаг назад и поправила платье. – А теперь пойдем прогуляемся до русского павильона и выпьем пива. Карл с сожалением отпустил Хульду и пошел рядом с ней по усыпанным гравием дорожкам. Колени не слушались, он шел как автомат и робко посматривал на Хульду, на ее красивый классический профиль, на раскрасневшиеся щеки. Если бы только она вся ему отдалась, подумал Карл, если бы только он смог ее убедить, что жизнь с ним – верное решение. Но проблема заключалась в том, что он не мог ей этого обещать. Он прекрасно знал себя, знал хаос, в котором жил, множество бутылок, чье содержимое испарялось слишком быстро. Длинные ночи без мыслей, когда его одолевал страх, который порой так сковывал легкие, что он начинал задыхаться. А недели, когда он погружался с головой в акты «Красной крепости», раскрывая бесконечные убийства, неизменно, как маньяк, не обращая внимания на себя и других?.. В эти мрачные часы Карл не стал бы даже на Хульду обращать внимания, он это знал. Он бы бросил ее на произвол судьбы. Ее и детей. Ведь в браке появление детей неизбежно. Он втайне хотел семью, но знал, что из него получится такой же плохой отец, как и муж. И Хульду в роли домохозяйки, в заляпанном фартуке, с хнычущим младенцем на руках и укоряющим взглядом, когда он в очередной раз после ночей отсутствия явится домой, он не мог и не хотел себе представить. Хульда была ему слишком дорога. Современная женщина, как он сам сегодня выразился, не должна класть свою жизнь на стирку-глажку белья и бесконечное лечение детских болезней. Кроме того, он был уверен, что Хульда все равно скажет нет. А страх этого слова было вынести тяжелее, чем все его сомнения в себе. Поэтому Карл опять довольствовался тем, что шагал рядом и мечтал о ней, будто ее уже тут не было. Странно: втайне оплакивая совместную жизнь, которой не будет, он проворонивал те редкие моменты рядом с подругой, которые выпадали на его долю. Какой же он болван! При виде маленьких мартышек, проворно скачущих в вольере с ветки на ветку и виснущих с помощью хвоста на головокружительной высоте, настроение Карла улучшилось ненамного. Даже обезьяны имели родственные связи, жили в целостном сообществе, печально думал он, наблюдая за самкой обезьяны, усердно выискивающей блох в шерсти самца. Детенышей мартышек их мохнатые родители с любовью носили, кормили, вычесывали из них блох. И лишь изредка, если они чересчур шалили, им доставался добродушный шлепок. Карл ощущал себя инвалидом. Внешне у него имелись все конечности, но ему казалось, что ему удалили что-то внутри, обрезали сердечную связь с матерью, с любым человеческим существом, и ничто никогда не сможет залечить это. Видимо, Хульда размышляла примерно о том же. Серьезными глазами она наблюдала за детенышами и наконец тихо произнесла: – Так и хочется последовать их примеру, правда? Карл кивнул: – Это выглядит так естественно. Я имею в виду любовь. Ведь мартышкам не нужно учиться заботиться о своих сородичах, и только мы, люди, давно разучились любить и уметь ценить привязанности. Хульда повернулась к Карлу, пожала его руку, натянуто засмеялась и сказала: – Посмотри на нас! Мы стоим как два печальных тополя и завидуем этим блохастым обезьянам в клетке. Могу поспорить, бедняги завидуют нашей свободе и ищут путей выбраться из-за решетки. – Возможно, – Карл взял себя в руки и постарался улыбнуться. – В этот раз наконец-таки я приглашаю тебя на пиво. Давай покажем этим обезьянам, кому из нас лучше. Они побрели по широкой дорожке и вышли к павильону с напитками и закусками. Карл заказал два светлых пива и две венских сосиски с горчицей, хотя цены с большим количеством нулей повергли его в шок. Если так пойдет дальше, на зарплату инспектора криминальной полиции будет невозможно прожить. Что же тогда делать другим, которым на профессиональном поприще повезло меньше, чем ему? Пиво было холодным, и Карл озяб на холодном ветру, пока пил. Вместе с тем ему хотелось выпить что-то более крепкое. Но он не желал проявлять слабость, демонстрируя Хульде свою зависимость от порции горячительной теплоты, которую дарит ему на короткое время шнапс – пока его действие не ослабнет и тело не потребует еще. Поэтому он сделал вид, что его сильно мучает жажда, и тут же заказал еще одно пиво, которое несмотря на холод также быстро выпил, как и первое, хотя и чувствовал себя неловко под задумчивым взглядом Хульды. Она ничего не сказала, к его облегчению и одновременно злости. – А что с той семьей в квартале Шойненфиртель? – спросил Карл, чтобы нарушить молчание. – Почему ты думаешь, что они не желают тебя видеть? Хульда облизнула пену с верхней губы и, казалось, раздумывала, стоит ли посвящать Карла в подробности еврейского семейства. – Там очень необычное переплетение традиций и страха, вины и стремления считаться частью общины, – сказала она наконец. – Молодая Ротман произвела на свет здорового ребенка и даже ни секунды этому не порадовалась. Жутковатый раввин, который тут же оказался в их доме, чересчур, как мне кажется, вхож в семью и, видимо, оказывает на нее очень большое влияние. Ты знаешь, мне странно об этом рассуждать, будто я соглашаюсь со словами правой прессы. Представь себе, там всё происходит как в тех средневековых россказнях: среди евреев появился ребенок, а потом раз – и словно растворился в воздухе! Я пытаюсь убедить себя, что это только сказка из мрачных времен, когда евреев обвиняли в отравлении колодцев и убийстве детей, но после такого случая невольно поверишь, что дыма без огня не бывает. – Растворился в воздухе? – спросил Карл. Он внезапно встревожился. Хульда кивнула: – Я вчера пришла с визитом к матери и ребенку, а новорожденный уже исчез. – Исчез? Что ты имеешь в виду? – В точности то, что говорю. Его не было в доме. Никто из Ротманов не желал мне признаваться, где ребенок. Словно его никогда и не было. Карл скептически посмотрел на нее: – Но ведь кто-то должен знать, где он. Семья обязана сообщить об этом в учреждение, каждое рождение подлежит обязательной регистрации. Младенцу в любом случае необходимо свидетельство о рождении. – Знаешь, в твоем мире это работает, – сказала Хульда, допивая пиво. – Но в мире квартала Шойненфиртель властвуют другие законы, понимаешь? Там подчиняются канторам в синагогах, раввинам и старухам, хранительницам семейной чести. На законы немецкого государства жителям этого квартала плевать. – Тебе нужно обратиться в полицию, – произнес Карл, только теперь заметив иронию в своих словах. – Я не имею в виду криминальную полицию, для начала обратиться в обычный полицейский участок и подать заявление. – Не уверена, – ответила Хульда, – у меня нет даже доказательств, что ребенок вообще был. Мои показания против показаний Ротманов. – Твое слово вызовет больше доверия, ты опытная акушерка. Какой тебе резон выдумывать несуществующего ребенка? Помедлив, Хульда покачала головой: – Я не уверена, что это что-либо даст. Я думаю, будет лучше, если я не стану подключать органы, а попробую самостоятельно выяснить, в чем там дело. – Я надеюсь, ты шутишь! – вскричал Карл. Кое-кто из прохожих обернулся, так он расшумелся. Карл сделал шаг к Хульде и строго посмотрел ей в лицо.