– Я его больше не отдам. – Ее собственный голос звучал как голос упрямого ребенка. – Никогда в жизни! – добавила она. Аври взглянул на нее и смущенно улыбнулся, трогательно сморщив лицо. – Конечно нет, – сказал он, – чудо, что мальчик снова здесь. – Он обратился к Хульде: – Как вам это удалось? Хульда улыбнулась своей величественной улыбкой, уже знакомой Тамар. Возможно, это получалось немного высокомерно, но это делало ее лицо еще красивее. – Если вы бережете свои тайны, – небрежно сказала Хульда, – позвольте мне сохранить парочку при себе, хорошо? Главное, что ребенок жив и здоров, и снова вместе с матерью. Тамар показалось, что она увидела замешательство на лице акушерки, но в следующее мгновение оно улетучилось. Конечно, она им всего не расскажет, и Тамар вовсе не хотелось узнать больше. Аври встал. – Я пойду к раввину Рубину и позову сына домой, чтобы он принял потерянного ребенка. Тамар всхлипнула. Она пока удерживалась от слез, но представила реакцию Цви на новость, и все у нее внутри сжалось. Обрадуется ли он? Или он так боится матери, что посчитает возвращение ребенка угрозой? Может быть, у них еще сложится жить вместе семьей? Аври положил свою большую мозолистую ладонь ей на плечо: – Не плачь, Тамар. В моих похождениях я кое-что узнал, что поможет тебе, Цви и вашему сыну. Я пока не могу сказать, но поверь, тебе нечего бояться. Все обернется к лучшему для вас, – он сделал короткую паузу, словно раздумывая, сколько еще можно сообщить. – Мне с Цви предстоит многое обговорить, – добавил он, – а, значит, тебе нужно немного запастись терпением. Хульда взяла из руки Тамар бутылку с молоком, выпавшую изо рта спящего сытого ребенка. – Не беспокойтесь, – сказала она молодой матери, – скучать вам не придется. Я останусь с вами до тех пор, пока ваш муж не придет домой. А в это время мы позаботимся с вами обо всем, что касается ухода за младенцем. Нам нужно наверстать упущенные дни, как вы считаете? Тамар одновременно плакала и смеялась. Но старалась не разбудить ребенка, поэтому взяла себя в руки, всхлипнула напоследок и закивала так энергично, как могла. – Какое имя вы дадите малышу? – спросила Хульда. Аври, уже выходящий из кухни, обернулся и тоже вопросительно посмотрел на Тамар. Тамар улыбнулась и моргнула, прогоняя последнюю навязчивую слезу из уголка глаз, ни за что не желавшую уходить. – Исаак, – вымолвила она, нежно умиляясь спящим лицом сына. Решение созрело в ней за прошедший час, до этого она не осмеливалась придумывать ребенку какое-либо имя. Но выбранное имя очень ему подходило. Она взглянула на Аври, и тот заулыбался во весь рот: – Хороший выбор. Даже Рут не найдет причины возразить. Тамар тоже улыбалась тихой довольной улыбкой. Она осознавала, что Хульде непонятно, о чем речь, и испытывала легкий триумф. Хоть фройляйн Гольд в актах о рождении и была записана еврейкой, она не была посвященной. Тамар же, напротив, будучи чужой в этой стране и в этой семье, разбиралась в иудаизме глубже, чем эта женщина с еврейским именем. И невесть откуда в ней появилось это новое чувство гордости. 30 Среда, 5 декабря 1923 г. (четыре недели спустя) Тяжело дыша, Хельга Маркель опустилась на колени на полу перед кроватью, обнимая резное изножье. Хульда сидела за ней и осторожно ощупывала плод в перерывах между схватками. На ее лбу выступил пот, она небрежно смахнула рукавом блузки мокрую прядь с лица. Следующая схватка подкатывала, и от криков, которые издавала Хельга, стыла кровь в жилах. Это были необычные родовые боли, подумала акушерка, женщина переживала адскую боль. Глаза Хельги остекленели, кожа горела, и даже в перерывах между схватками, когда большинство женщин не чувствовали боли и могли дышать, она скулила и плакала, как малое дитя, – да-да, та самая женщина, которая благополучно произвела на свет троих малышей. – Достаточно, – наконец сказала Хельга. – Ваш ребенок так не выйдет, моих знаний не хватит. Нам нужно позвать врача. – Пожалуйста, не надо, – жалобно воскликнула Хельга. – Пожалуйста, позвольте мне остаться дома. Я не хочу в клинику! Там меня разделают на куски. – Хельга, у вас нет выбора! – Хульда поспешно встала. – Там никого не разделывают, там помогают. И никаких возражений! Я позову вашего мужа. И вы не умрете – разве что через мой труп. Она испугалась выбора слов, но Хельге было не до тонкостей языка. – Герр Маркель! – крикнула Хульда в коридор и застыдилась, потому что ее голос дрогнул. Она осознала, как велик ее страх. Страх потерять эту женщину здесь, страх не помочь ребенку появиться на свет без травм. А ведь в этом заключался ее долг. – Быстрее, идите сюда! Мертвецки бледный муж появился в проеме двери, расширенными от ужаса глазами он глядел на жену, корчащуюся на полу в страданиях. – Матерь Божья, что же теперь будет? – спросил он. – Позвоните доктору Шнайдеру, – при мысли об ожидаемых упреках врача Хульду мутило, – и скажите ему, что нам срочно нужна санитарная машина. – Хорошо, фройляйн, – муж Хельги развернулся на дрожащих ногах. К счастью, у Маркелей в гостиной стоял телефон, насколько Хульде было известно. Она снова опустилась на колени возле Хельги, успокаивающе гладя роженицу по спине и пытаясь скрыть свой страх. Она не помнила, когда в последний раз оказывалась в такой сложной ситуации. Мертворождение на Гольцштрассе было печальным, но там мало что от нее зависело. Смерть забрала маленького Пауля до ее прихода. А в данной ситуации Хульда пошла на поводу у матери, поставила ее желание превыше своего долга акушерки. Теперь ребенок не проходил сквозь родовой канал, застряв там из-за узости прохода. Мать очень скоро потеряет сознание, ребенок умрет от нехватки кислорода, если уже не умер. Хульде хотелось дать себе пощечину. Неужели она в последнее время очень отвлекалась? Слишком сильно поглощена загадочным случаем в квартале Шойненфиртель, сложными отношениями с Карлом, новой дружбой с аптекаршей? Неужели она неверно оценила ситуацию и теперь повинна в страданиях своей подопечной, матери троих детей? Этого нельзя допустить! Ее взгляд наткнулся на Хельгу. Казалось, она сдалась. Глаза бедняжки уставились в пустоту. Время от времени ее тело сотрясали судороги, протяжный крик вырывался из глотки, потом она снова обмякала. Мысли Хульды скакали. Предыдущие роды, при которых плод лежал неправильно, проходили более гладко, но в этот раз было по-другому, гораздо сложнее. Она отчаянно пыталась вспомнить, что же, когда Хульда была еще ученицей, говорила главная акушерка о сложностях родов в тазовом предлежании. Что-то должно же быть полезным во всех этих знаниях, которые она впитала в себя во время учебы? Ноги, вспомнила она, играли ключевую роль. Их нужно было зафиксировать в определенном положении и позаботиться о том, чтобы они не мешали туловищу ребенка проникать глубже в родовой канал. – Хельга! – Хульда потрясла теряющую сознание женщину за плечо. – Мне нужны все ваши силы, на которые вы еще способны. – По лицу женщины она определила, что от них мало что осталось, но решила это проигнорировать. – Вам нужно взобраться на кровать. Лягте так, чтобы ваши ягодицы висели в воздухе. – Хульда помогла роженице подтянуться и повернуться на простынях в нужное положение. – Дайте мне знак, когда наступит следующая схватка, – предупредила она, садясь на корточки между ног Хельги. – Пусть она пройдет. А потом я осторожно засуну ладонь внутрь вас и поверну ребенка в другую, более благоприятную позицию. Понятно? Хельга кивнула с сомкнутыми глазами. И она в самом деле подняла руку, когда новая волна боли прокатилась по ее телу. Тут же Хульда со всей осторожностью, на которую была способна, засунула ладонь в шейку матки и нащупала тело ребенка. К собственному удивлению, ей удалось освободить запутавшуюся ножку. Она проигнорировала дикие вопли роженицы, предприняла вторую попытку и вытянула вторую ножку вдоль тела. «Если бы у меня были щипцы», – мрачно подумала она, но как акушерке ей не разрешалось их использовать – это была прерогатива врачей. Но даже и без вспомогательных средств ладонью она ощутила, как следующая схватка со всей силы толкнула копчик ребенка. Она подбодрила Хельгу, которая теперь с невиданными силами проталкивала ребенка, пока наконец наружу не показались одна ножка, потом вторая, а следом и таз. Это была девочка. Хульда больше всего боялась этого момента. Ребенок торчал из матери вперед ногами, головы еще не было видно, ручек тоже. Свесившиеся ножки посинели. Одна стопа гротескно искривилась под углом, будто долгое нахождение в узком канале деформировало ее. Но Хульда сказала себе, что в первую очередь нужно спасти жизни ребенка и матери. Об остальном можно позаботиться позже. Она проверила пульс в пуповине, потом на крошечной щиколотке младенца. И почувствовала слабые удары, на которые так сильно надеялась. Слабые, но прощупывающиеся. – Ваш ребенок жив, – обратилась она к Хельге, стараясь скрыть волнение в голосе. – У вас получится. Доверьтесь мне. Хульда взывала молитвы к небесам, хотя не знала, каким же Богом надеется быть услышанной. Она просто молилась о том, чтобы оправдать доверие, о котором она просила Хельгу. Почувствовав следующую схватку, она воодушевляла роженицу осторожно, но с силой, тужиться, учащенно дышать, то и дело делать паузы – и тужиться дальше. Крепко сжимая пальцы, она вытащила одну руку ребенка, а затем и вторую. И наконец мучительно медленно, под хриплые крики роженицы, появилась влажная головка – и Хульда поймала ее в свои ладони. Все кончилось. Со страхом она следила за фиолетовым личиком, ждала первого вдоха, спасительного крика, но его не последовало. Было тихо. С каждой секундой эта тишина закладывала уши. Тут Хульда вспомнила, что тогда говорила преподававшая акушерка. До этого она лишь смутно припоминала, но теперь голос звучал в голове так отчетливо и ясно, словно та присутствовала рядом в комнате. У нас, акушерок, нет ничего, кроме рук и веры женщин в нас. Иногда нам приходится применять силу, чтобы спасти жизнь. Вот что говорила она. Наставница еще рассказывала о появлении на свет императора Вильгельма II, родившегося в тазовом предлежании и чуть не умершего – если бы акушерка в последний момент не вернула его к жизни ударами. Хульда крепко схватила хрупкое недвижное тело и принялась колотить по рукам и ногам. Она щипала и сжимала бедное создание и была противна сама себе, совершая такие издевательства над младенцем. Только она подумала, что все это не имеет смысла, как в лице ребенка произошло движение. Малышка скривила губы, словно желая сказать: Перестань наконец! Затем открыла рот, набрала в легкие воздуха, недовольно пискнула и задышала. Чуть живая Хельга всхлипнула, лежа на кровати. Она тут же протянула руки к ребенку, но Хульда захотела удостовериться, что все в порядке, и наблюдала за крохой еще какое-то время, прежде чем отдать ее матери. – У вас… дочь. – голос Хульды дрогнул. Слишком сильное напряжение пережила она за эти часы. Хульда расплакалась, что за всю ее бытность акушеркой случалось очень редко – а теперь во второй раз за несколько недель. У двери кто-то откашлялся, заставив ее вздрогнуть. Там стоял рослый доктор Шнайдер, сухопарый истукан, как всегда, небритый и недовольный. Хульда торопливо утерла слезы и поднялась. – Снова вы, – сказал он, – я мог бы и догадаться. У вас в практике странные методы, вы хотели забить ребенка до смерти? – Наоборот, – Хульда сжала кулаки. – Я хотела вернуть его к жизни. – Что ж, – врач подошел ближе, – очевидно, вам это удалось. – Он невольно взглянул на Хульду, и на его лице появилось изумление. – Трудные роды при тазовом предлежании. Вы были совершенно одни. – Он прищурил глаза: – Я не ожидал, что вы справитесь. Хульда сглотнула. Это было похоже на похвалу. – Если бы было разрешено использовать акушерские щипцы и обезболивающее, – тихо промолвила она, – тогда мать и ребенок могли бы избежать таких мучений. – Вы знаете мой ответ, – объяснил доктор – и опять стал похож на прежнего брюзгу. – У врачей в клинике имеются все эти средства. Но вы и ваши роженицы упрямы и хотят справиться дома самостоятельно. Иногда наступает счастливый конец, а иногда нет. Хульда собиралась возразить, но, на удивление, ей в голову не пришло ничего разумного. Что-то в его речи казалось верным, хотя она неохотно это признавала. Поэтому Хульда лишь сжала губы и подсела к Хельге на край кровати. Врач взял из рук Хельги ребенка, перерезал пуповину и тщательно обследовал его. Искривленную ножку он тоже осмотрел, но Хульда бросила ему предупреждающий взгляд, и он незаметно кивнул, словно соглашаясь не поднимать эту проблему, пока не пройдут волнения родов. Наконец он вернул ребенка матери и вытер руки о чистое полотенце. – Я оставлю вас на попечение фройляйн Гольд. Как я вижу, вы в надежных руках, – объявил он. Хульда чуть не раскрыла рот от удивления, но лишь учтиво улыбнулась и отвесила величественный поклон.