Удар… Скрежет клинка, скользящего по бронепластинам… Отвратительная, удушливая вонь, шибанувшая в нос из разорванного шланга противогаза, мотающегося, словно обрывок хобота слона-инвалида… Скрюченные пальцы со сверкающими когтями, тянущиеся к моему горлу – все это растянулось в одно бесконечное мгновение… И я прекрасно осознавал, что второго мгновения не будет. Что еще доля секунды, и даже если снарк не дотянется до меня передними лапами, то его мощнейшие задние буквально за несколько ударов превратят мою нижнюю часть тела в кровавые лохмотья. Но при этом я был на удивление спокоен. Моей целью было сейчас одно – достать клинком до сердца твари, которая могла сдохнуть, как легендарный вампир, лишь если ей фатально повредить жизненно важные органы. В общем, вместо того чтобы попытаться сбросить с себя снарка, я просто провернул нож в его теле, словно рисовал «Бритвой» большую запятую на черной поверхности бронежилета. На этот раз аварийный кран отказал вместе с центральной магистралью – на меня хлынул вязкий, вонючий поток кровищи. И при этом одновременно я почувствовал, что неведомая сила вдруг сорвала тело мутанта с клинка моего ножа. Я недоуменно проследил, как тело снарка летит по воздуху, в полете разваливаясь на две половинки, после чего перевел взгляд на Шрама, который вновь вскинул свой «Винторез». Ага, понятно. Наемник просто вовремя отвесил твари мощный пинок кованым сапогом, сохранив таким образом в целости мои ноги и детородные органы, за что ему большое человеческое спасибо. Хотя для многих сталкеров, пренебрегающих радиопротекторами, последнее в условиях радиоактивной Зоны стало не более чем бесполезным украшением. Но мне оно пока еще дорого не только как память. Я бросился к своему автомату, одной рукой засовывая «Бритву» обратно в ножны, а другой утирая с лица вонючую мутантову кровь и заодно обозревая поле битвы… и понимая, что все равно попали мы с наемником конкретно, несмотря на наши подвиги в борьбе с уродливыми поражениями Зоны. Два волкопса валялись рядом с нашим укрытием. Один изрешеченный пулями словно дуршлаг. Второй, недобитый, все еще сучил лапами и жутко выл, издыхая и скалясь, – видимо, мерещилось ему в агонии, что он вот-вот вонзит жуткие изогнутые клыки в горло своей жертвы… Но свою задачу мутанты выполнили. Линия монументовцев стремительно набегала на нас, занося дубинки над верхним краем щитов. Им оставалось пробежать с десяток метров. А у нас со Шрамом было две секунды на то, чтобы попытаться сменить пустые магазины на полные… либо выдернуть ножи и вступить в рукопашную с нападающими, с ног до головы запакованными в бронированные экзоскелеты. Впрочем, и то и другое априори было занятием бессмысленным. Одного, может быть, пристрелишь или зарежешь, просунув нож в сочленение между бронепластинами. А остальные просто прижмут к земле толстыми прозрачными щитами, которые даже «Бритвой» расковырять будет непросто, да и забьют дубинками до беспамятства… – Ложись! – проревело за моей спиной. «Медведь-мутант, что ль, заговорил человечьим голосом…» – пронеслось у меня в голове, пока я послушно летел носом в изорванную берцами, окровавленную траву. Когда в безвыходной ситуации тебе командуют «Ложись!», то разумнее подчиниться, чем выяснять, кто, да что, да зачем, – может быть только хуже. Тем более что через несколько секунд все равно пришлось бы так или иначе валяться на земле… Впереди грохнуло, и сильно. После чего сразу раздались крики ярости и боли, с близкого расстояния слышные отменно даже из-под бронированных шлемов. В следующее мгновение я уже был в положении стрельбы с колена и, меняя магазин своего АК, быстренько оценивал боевую обстановку. Обстановка явно поменялась к лучшему. Двое фанатиков Монумента валялись на земле, словно большие куклы, на которых малолетний хозяин решил испытать действие перфоратора и при этом вошел во вкус процесса. Остальные нападающие, побросав щиты и дубинки, экстренно перебрасывали со спины в руки российские «Валы» и немецкие автоматические винтовки Heckler & Koch Gewehr 36 – в ближнем бою что первое, что второе оружие фатальное. Но у нас со Шрамом было преимущество примерно в секунду. Как раз для того, чтобы выпустить фактически в упор по короткой очереди… и вновь рухнуть на живот под прикрытие толстенного бревна, подчиняясь громовому «Ложись, мля!», вновь прозвучавшему за спиной. Впереди грохнуло вторично. Я не стал дожидаться повторных эпитетов в свой адрес и остался лежать на месте, при этом даже ухитрившись обернуться – интересно же даже в минуту смертельной опасности, кто это тебе помогает столь своевременно, одновременно по-отечески обкладывая матом. Вот уж чего не ожидал увидеть… На фоне слабо переливающейся стены аномалий стояли две фигуры. Меченый с гранатометом ГМ-94 в руках и незнакомый седобородый мужик, словно сошедший с партизанского плаката времен Второй мировой войны – в кирзачах, советском офицерском тулупе, из-под ворота которого выглядывала выцветшая десантная тельняшка, и аккуратной ушанке, лихо сдвинутой на затылок. Дополняла образ винтовка, при виде которой я автоматически почувствовал уважение к ее хозяину. В руках колоритный «партизан» держал знаменитую «мосинку» – оружие с более чем столетней историей, до сих пор применяющееся в спецподразделениях снайперами высокого класса для ювелирной работы. На винтовке был установлен прицел ПУ, старый и надежный, как сама винтовка, к которой скорее для лучшего баланса, нежели для боевого применения был прикреплен полуметровый игольчатый штык. С «мосинкой» бородач обращался весьма ловко. Я глазом не успел моргнуть, как он, произведя три выстрела подряд, ушел в кувырок – не иначе кто-то из монументовцев взял его на прицел. Меченый тоже распластался на земле, выпустив последнюю гранату, пролетевшую над нашими головами. Так, теперь моя очередь – во всех смыслах. Я вывернулся из-за бревна и выпустил остаток магазина в бронированный шлем, нависший уже практически над нашим укрытием – фанатик Монумента, вскинув «Вал», готовился одним росчерком своей смертоносной машинки решить все проблемы… Не получилась у него задумка. Никакая современная тактическая защита пехотинца не спасет от выстрела из АК с расстояния в полтора метра. Шлем экзоскелета вместе с черепом раскололись, словно скорлупа одного ореха, выплеснув наружу коктейль из крови и мозгов… Последний ходячий экзоскелет Шрам расстрелял в затылок. Монументовец, спасаясь, со всех ног бежал обратно к грузовику, но пуля, как всегда, оказалась быстрее. – Вовремя вы, – сказал наемник, опуская «Винторез» и поворачиваясь лицом к спасителям. – Еще б совсем чуть-чуть – и было бы у «Монумента» не на десять бойцов меньше, а на два больше. – Эх, молодь зеленая, – покачал головой «партизан», забрасывая за плечо «мосинку». – Так и норовят сами себя на ноль помножить. Чего ты в аномальный карман-то полез? – Так не увидел в темноте, – пробормотал Шрам, явно пристыженный. – И детектор аномалий… – Совсем про осторожность забыли с вашими детекторами, – проворчал седобородый. – Хорошо, что у меня в сторожке аж четыре приемника на разные волны настроены. Поймал сообщение от этой монументовской погани, что у Старой Красницы их грузовик расстреляли и теперь к деревне отряд карателей выдвигается. А то было б вам небо в алмазах. – Это точно, – кивнул я, отмечая про себя: Шрам разговаривал с хозяином антикварного оружия как со старым знакомым, но в то же время настороженно посматривал на Меченого. Так глядят на опасную бойцовую собаку – не провоцируя, но в то же время готовясь отразить нападение. Меченый же наемника явно не узнавал, бинтуя руку, которую слегка зацепила вражья пуля. Затянув зубами марлевый узелок, он кивнул мне, перепрыгнул через бревно, подобрал «Вал» убитого монументовца и принялся рассматривать автомат на предмет повреждений. – Кому что надо – оружие там или патроны, – собирайте по-быстрому и ходу, – скомандовал седобородый. – А то чует мое сердце, скоро здесь не грузовик с карателями будет, а кое-что похуже. – Думаешь, накроют сектор чем-нибудь типа «Града»? – предположил Шрам. – У них и поновее кое-что есть, – ответил «партизан». – Потому лучше поторопиться… Натовские патроны к винтовке Heckler & Koch Gewehr 36, как и дефицитные СП-6 к «Валу», мне пока были без надобности, потому, пока Меченый со Шрамом пополняли боезапас, я успел перекинуться с колоритным местным жителем парой словечек. – Звать-то тебя как, отец? – поинтересовался я. – Лесником все зовут, – степенно отозвался мой собеседник, доставая из серебряного портсигара сигарету без фильтра и прикуривая от самодельной зажигалки, сработанной из гильзы. Вопреки моему ожиданию в воздухе запахло не самосадом, а термоядерными верблюжьими сигаретами, которыми дядя Сэм снабжает своих военных. – Слушай, а как вы с Меченым через карман-то прошли? – озвучил я мучивший меня вопрос. Сам я некоторые аномалии и без детектора чуял, что есть нормальный сталкерский навык, в той или иной степени присутствовавший у многих обитателей Зоны. Но в данном случае мое чутье подсказывало лишь одно – перед нами смерть стопроцентная, без вариантов. – Он провел, – сказал лесник, показывая на тройной контейнер, висящий у него на поясе. – Он многое может. Словно отзываясь на прикосновение морщинистой руки, освинцованный бокс вдруг озарился изнутри легким золотистым свечением, что было в принципе невозможно – никакое известное излучение не в силах проникнуть сквозь тройную защиту специальных контейнеров, разработанных в Международном институте внеземных культур для переноски наиболее опасных радиоактивных артефактов. Но факты – вещь упрямая. В Зоне возможно всякое, на то она и Зона. И если я не знаю, что за артефакт умеет мерцать сквозь контейнер, словно это не увесистая бронированная штуковина, а бумажный китайский фонарик, то это только мои проблемы. Потому я перевел разговор на другую тему. – А почему «мосинка»? ОЦ-48К по идее то же самое, но и легче, и удобнее. Лесник ухмыльнулся в бороду. – Привычка, сынок. Да и потом, стрелять пулями с мельхиоровой оболочкой из твоей ОЦ – все равно что столетний коньяк из граненого стакана хлебать. Понятно. Лесник оказался не просто лесником, а снайпером-эстетом. Редкая разновидность нашего брата – и, пожалуй, самая опасная. У такого и винтовка не винтовка, а скрипка Страдивари, до долей миллиметра подогнанная под себя, и любая ликвидация не просто отстрел вражьей силы, а симфония, в которой каждая нота прописана заранее… – Всё, время, – сказал лесник, вдавливая в землю «бычок» подошвой кирзача. И, повернувшись спиной к месту недавнего боя, направился в сторону стены аномалий. Я, Меченый и Шрам пошли следом, выстроившись в цепочку. Понятное дело, если лесник знает тропку, то идти за ним надо след в след и особо конечностями не размахивать, если не горишь желанием влезть пятерней в «веселый призрак» или «комариную плешь». Аномалия шутить не любит. Ноготок захватит – всему сталкеру кранты… Забавное это, наверно, зрелище со стороны – сталкер, идущий через поле аномалий. С виду нормальный на голову и к тому же вооруженный до зубов мужик сосредоточенно и неторопливо выписывает ногами кренделя посреди, казалось бы, пустого места. Казалось бы… Ибо аномалия лишь на первый взгляд пустое место. Подумаешь, листочки вертит на одном месте легкий воздушный смерчик. Или же пятно на земле, напоминающее недавно высохшую лужу… Но упаси тебя Зона, сталкер, на четверть стопы отклониться он невидимой тропы, по которой осторожно идет лесник. Мигом безобидный ветерок превратится в вихрь, который размечет твою плоть на фарш и костяное крошево. Потому не отвлекайся по сторонам, коли ступил на эту тропу. Даже если тебя позовет псионик или ктулху будет стоять в конце пути, ухмыляясь в красную бороду, – иди все равно. Ибо нет обратной дороги в Зоне, и особенно – посреди поля аномалий… Такое поле я видел впервые. Мы шли словно по дну реки, а справа и слева от нас прямо на земле валялись странные образования, которые люди, не мудрствуя лукаво, назвали одним общим словом – артефакты. Словно кто-то собрал ненужный мусор и вывалил его в одном месте, не озаботившись раскидать по Зоне ненужные и вредные отходы производства, которые люди прозвали аномалиями и артефактами. Из контейнера лесника разлилось мягкое сияние, окутавшее нашу группу, и мне показалось, что окружающие нас аномалии немного расступились, освобождая дорогу. Не знаю, что такое нес у себя на поясе наш проводник, но оно явно внушало уважение аномальным образованиям Зоны, словно сообщая им на своем неведомом языке: «Это свои, не трогать!» И те проникались… на минуту или две. После чего вновь начинали помаленьку подбираться к кускам теплой плоти, нагло прущимся через их владения. Но мы прошли! Поле аномалий наконец кончилось, и мы вздохнули немного свободнее. Нас окружал густой лес, через который вела едва заметная тропка. – Тут недалеко, – сообщил лесник. И не обманул. Не прошло и десяти минут, как мы вышли на поляну, в центре которой стоял деревенский дом. И не полуразвалившийся от времени, как большинство строений Зоны, а вполне ухоженный и опрятный. Узкие окна дома напоминали бойницы, массивная дверь, клепанная из стальных листов, наверняка запросто выдержала бы как автоматную очередь, так и взрыв гранаты. Двускатная крыша, покрытая толстым кровельным железом, защищала и от радиоактивных дождей, и от гранаты, брошенной навесом. Ясно было, что не только для мирного житья строилось это сложенное из толстенных бревен убежище, в котором вполне можно было пересидеть длительную осаду. Лесник отпер дверь большим ключом с хитрыми бороздками и пропустил нас внутрь. Но в сенях он меня тормознул, сунув в руки большое цинковое ведро. – Ополоснись сначала, а то в кровище весь по уши, – сказал он. – Если кровь снарка сразу не смыть, считай, рак кожи обеспечен. Удобства у нас во дворе. В смысле, за домом бочка с водой. Не боись, не зараженная. Я спорить не стал и, помахивая ведром, отправился куда велели, по пути прикидывая, откуда это лесник бочками таскает незараженную воду? Ее в барах-то по червонцу литр продают – хочешь пей, а хочешь мойся, если хабар позволяет… Вопрос решился просто. И вправду, за домом стояла бочка внушительных размеров – при желании с головой нырнуть можно. Над бочкой нависал водосток с крыши, и я усмехнулся про себя: угу, чистая вода из туч над Зоной как раз верный способ лишиться кожи, волос, а если сильно не повезет, то и глаз впридачу. Но в бочку всё-таки заглянул… и глубокомысленно почесал в затылке. На дне архаичной деревянной емкости мягко переливалось «веретено», артефакт причудливой формы, возникающий в местах повышенной гравитационной активности. Эта своеобразная «губка», нейтрализующая радиоактивное излучение, встречается достаточно редко и стоит немало. Признаться, «веретено» таких размеров я видел впервые, и чистить им воду – это все равно что поддерживать огонь в печке стодолларовыми купюрами. Но, с другой стороны, хозяин – барин, а помыться-постираться и вправду надо. С гигиеническими процедурами я закончил довольно быстро – слабо искрящаяся вода из волшебной бочки лесника смывала всё лишнее с тела и одежды не хуже ацетона. Надо взять на заметку. Если разбогатею когда-нибудь до полного презрения к материальному, тоже буду воду с самогоном чистить «веретенами», а похмелье лечить не рассолом, а «батарейками». Развлекая себя такими мыслями, я отжал разгрузку и камуфляж, повесил на плечо сумку с магазинами, взял в свободную руку автомат и в форме одежды номер два – штаны плюс футболка – прошествовал в дом. Миновав сени, заставленные всяким барахлом, я вошел в горницу – если не ошибаюсь, кажется, так называется большая и единственная комната в деревенском доме. Жил лесник по-спартански. В центре горницы стоял добротный дубовый стол без изысков и стулья той же породы. У стены возле русской печки раскорячилась продавленная кровать с металлической спинкой. Рядом шкаф с вечно полуоткрытой дверцей и книжные полки, на которых вместо книг стояли разнообразные радиоприемники всевозможных форм, размеров и возрастов. Из динамиков тех приемников одновременно раздавалось шипение, шорохи и выкрики то ли «монументовцев», гоняющих сталкеров по Зоне, то ли сталкеров, готовящихся отстрелить некоторое количество фанатиков, – в общей какофонии разобрать что почём было нереально. – Коллекция, – кратко пояснил хозяин, перехватив мой удивленный взгляд. – Сейчас потише сделаю. «Потише» лесник организовал при помощи единого пульта, лежащего на отдельной тумбочке, над которой, уныло свесив щупальца вниз, висела голова ктулху – на этот раз, похоже, настоящая. Меченый со Шрамом сидели по разные стороны стола. Первый сосредоточенно нареза?л сало тонкими ломтиками, второй, откупорив флакон подозрительно мутной жидкости, разливал его содержимое по граненым стаканам. При этом наемник был задумчив как никогда, таким я его еще ни разу не видел. Интересно, какие мысли варятся сейчас в угловатом черепе, словно вырубленном из камня? Интуиция мне подсказывала, что причина тяжких дум Шрама сидела как раз напротив него. При этом Меченый был спокоен как Т-90: покончив с салом, он как ни в чем не бывало принялся за хлеб, работая быстро и четко с бесстрастностью шинковальной машины. – Ты вещички-то на веревку повесь, которая над печкой, быстрее просохнут, – посоветовал лесник. – А после за стол садись. Выпьем, поедим, а потом разговор у нас будет сурьезный, господа сталкеры – легенды Зоны. – Да уж, легенды хоть куда, – невесело хмыкнул Шрам. – Еще б немного – и кранты нам, как пить дать. – На всё воля Зоны, – наставительно сказал лесник, открывая банку соленых огурцов. – Была б вам судьба сегодня сгинуть – сгинули бы. Но, видать, не зря я еще в прошлый раз подметил, что Зона метку на тебе оставила. И до сих пор ты ей нужен. Как и все, что здесь собрались сегодня по ее воле. – Угу, – кивнул Меченый. – Все массовые убийцы здесь, только Дегтяря не хватает. – Это майор из СБУ, которого монументовцы до сих пор врагом номер один считают? – уточнил лесник. – Да здесь он, неподалеку. Его подразделение четвертый день шайку Хряка со свалки выбить не может. Небось, опять под его руку «черпаков»-срочников прислали, а его обученными волчарами другие дырки залатали. Не пересекались с ним часом? – Так, краем прошлись, – уклончиво ответил Шрам. И пробормотал про себя: – Не дай Зона с тем майором пересечься.