— На сколько? — Марго бросает слова, словно, камни. — Не знаю… — Значит, не вернёшься. Агата, ты понимаешь, что это сейчас ты в элите? Но ты ж не молодеешь. Приходят новые, моложе, красивее, раскованнее и даже опытнее… Вернуться даже через год на этот уровень ты не сможешь. — Марго, я всё понимаю. Это ничего не меняет. Я больше года не была дома. Мне надо. Пожалуйста, пойми меня. Я, в конце концов, хочу на могилу отца сходить… — И это чистая правда. Марго пышет недовольством. — Что ты за сучка неблагодарная?! Я тебя с улицы взяла, в элит поставила. Клиенты у тебя — сливки общества! Чего тебе не хватает? — Марго, дай мне немного отдохнуть… пожалуйста. У тебя все девочки, нет-нет, но берут отпуск. А я — нет. Я же тоже человек. Устала. Хочу месяц без членов. Совсем. Видеть уже их не могу! Тошнит! Держусь из последних сил. — А с Моро ты пахала, как лошадь, да? — Не сдаётся мадам. Она ещё минут десять обзывает меня, уговаривает, приводит доводы и даже опускается до мелких угроз. Она даже предлагает мне тур по Франции или работу в другом городе, чтобы сменить обстановку. Но в итоге сдаётся. Я обещаю вернуться через месяц и, правда, не разрываю аренду квартиры. Мало ли, вдруг пригодится. Я ещё не жила самостоятельно… Как знать… Запись ко мне остановлена. Моя страница в каталоге девочек мадам Марго переведена в статус неактивных… Мадлен рвёт и мечет, обзывает мня романтичной дурой. Если б Моро слышал, он очень много нового узнал бы о себе. Стойко выдерживаю её осаду. Где бы я ни была, с нею мы останемся подругами. Люблю её. Я вежливо прощаюсь с клиентами и получаю ещё парочку предложений о содержании. Так же вежливо и очень осторожно отказываюсь. Всё. Я готова лететь домой. Прощай, Париж… Может быть, навсегда. Глава 24 Очень грустно, когда тебя никто не встречает в аэропорту… Скольжу по радостным лицам людей, которые высматривают своих родных и близких, и понимаю насколько я одинока. Я выкатила свой довольно большой чемодан через большие стеклянные двери и очутилась в суете родного города. Увы, я не скучала за ним. Квартира встречает оглушающей тишиной. Я заплатила фирме, и сейчас она сверкает чистотой. Все чехлы сняты, выстираны и отправлены на хранение. Квартира выглядит точно так же, как в день, когда я ушла из неё, закрыв за собой дверь. Чемодан брошен прямо у порога. Я сразу иду в кабинет отца. Теперь на его огромном массивном столе стоит его портрет и свадебная фотография родителей. Я усаживаюсь в его кресло, откидываюсь на спинку и скольжу взглядом по кабинету. Всё, как при его жизни. Я ничего не стала менять. Тяжёлый вздох срывается с губ, когда глаза останавливаются на его фото. Эх, папочка, если бы ты знал, кем я стала… С удивлением обнаруживаю, что мне не чем заняться. Чемодан давно разобран. Слоняюсь бесцельно по квартире, не понимая, что мне делать. Вот этого я и боялась. Собираюсь и иду в ближайший супермаркет. Благо, до него минут пятнадцать спокойным шагом. Я отвыкла от наших продуктов. Хожу среди толпы людей, рассматривая забитые вкусностями полки. В меня больно врезается тележка. — Ой, простите… — испуганно извиняется девушка. И вдруг её голос меняется, — Алсуфьева, ты, что ли? Мать твою через коромысло… Девушка с финансового. Я её знаю. Со Стасом мы часто бывали на факультетских мероприятиях. Я многих его однокурсников знаю. Эта — тоже одна из элитных семей. — Какая ты стала… — Карина прищурила глаза и проходится по мне взглядом. — Слышала, тебя давно в городе не было. Уезжала? — Да, путешествовала… — у меня нет желания продолжать разговор. Но Карина не отступает. — А мы со Стасом на вечеринку закупаемся. Он в алкогольном спиртным затаривается. Мы ж теперь вместе. Ты не знала? — она улыбается приторно-сладко. — Я не следила за его жизнью, как и за твоей. — резко прощаюсь. — Извини, я спешу. Отхожу от Карины. У конца длинных полок оборачиваюсь. Она разговаривает с кем-то по телефону. Я быстро покупаю пельмени, ещё какую-то ерунду на первое время и спешу покинуть супермаркет. Удивительно… когда-то я любила Стаса… Но сейчас ни одна струнка души не дрогнула от этого «Мы вместе» Карины. Наверное, сейчас я вижу рядом с собой более зрелого мужчину, с положением в обществе. Конечно, однажды и Стас займёт место своего отца, получит положение, заматереет. Без меня. Утром собираюсь и еду на кладбище. У меня в руках два букета роз — бордовые и нежно-кремовые. Кладбище старое. Деревья, устремляясь к небу, создали прекрасную тенистую аллею. Почему птицы всегда так красиво поют на кладбищах? Ну, здравствуйте, родные мои… Сразу после вступления в наследство я заказала родителям спаренный памятник. И сейчас они смотрят друг на друга. Мужчина — на свою единственную любовь, женщина — на своего единственного мужчину. Я ставлю букеты в каменные вазы и сажусь на небольшую скамеечку. Фирма хорошо отрабатывает деньги — всё чисто, красиво, чинно. Поднимаю глаза в небо… «Зачем вы оставили меня одну?» Мне хочется не плакать — выть… Мне хочется выплакать всю тоску, всю боль… Но они навсегда останутся со мной… Я сильно вздрагиваю, когда в ограду ступает огромная тень. Мужчина кладёт букет жёлтых роз к памятнику и медленно опускается рядом. — Здравствуй, Агата… Сердце дёрнулось, но, опомнившись, снова забилось ровно. — Зачем ты сюда пришёл? Совсем ничего человеческого не осталось? — говорю, не сводя глаз с портрета отца. — Боюсь, в другом месте ты опять полицию вызовешь… — усмехается Стас. — Правильно думаешь. Надо было ещё в Париже устроить тебе незабываемый опыт общения с полицией в участке. Их полицейские умеют развлекаться. — усмехаюсь в ответ и, наконец, поворачиваюсь к нему. Повзрослел, заматерел… Красивый, ухоженный… гадёныш. — Зачем пришёл? — не отвожу взгляда от его тёмных глаз. Мне всегда было трудно выдерживать его взгляд. Не сейчас. Он так же жадно, как я его, рассматривает меня. — Нам надо поговорить, Агата… — Здесь? — кивком головы указываю на памятник. — Не самое лучшее место. Не находишь? — Не здесь. Я завтра заеду к тебе. Не возражаешь? — Возражаю. В мой дом ты больше не войдёшь. — говорю спокойно, взвешивая каждое слово. Стас сдержанно вздыхает. — Хорошо. Можешь приехать ко мне. Я такси оплачу. Тихо смеюсь. — Спасибо. Мне последнего раза хватило. Боюсь ещё одного я не выдержу. — Агата… — он вдруг накрывает мою руку своей. Отдёргиваю, будто он калёным железом прикоснулся. — Не смей меня трогать! Никогда! Понял? Хочешь поговорить? Жду тебя завтра в «Капитошке» в три. Больше никуда не пойду. Теперь оставь меня одну. Имей совесть. Я к родителям пришла. И тебе здесь точно не место. Стас послушно встаёт. У самой маленькой калиточки ещё раз оборачивается. — Давай я тебя в машине подожду — довезу до дома. Какая трогательная забота… Отвечаю усмешкой. Что-то он сегодня растерял свой боевой настрой. Тогда, в Париже, прямо сочился ядом и сарказмом. Что ж изменилось-то? — Не стоит. Мы, знаешь ли, от хорошего отвыкшие. Нечего и начинать привыкать… Сама доберусь. — Агата… — он всё ещё пытается что-то сказать, но у меня лопается терпение. Я взрываюсь: — Ой, ну что ещё? Уйдёшь ты, в конце концов?! Сколько можно? — обхватываю себя руками, окончательно закрываясь от него. Наконец, я одна. Долго сижу рядом с родными людьми… Куда мне торопиться? Меня никто не ждёт… Моё место здесь, рядом с ними. И только по какой-то нелепой ошибке я всё ещё дышу, хожу, чувствую… Пора домой. Я резко поднимаюсь со скамейки и тут же сгибаюсь от боли внизу живота. Что за напасть? Который день меня изводит ноющая, тупая, противная боль. Не сильная, но постоянная… Завтра к врачу. Не нравится мне всё это… Глава 25 — Ну, что ж, Агата Дмитриевна, я не вижу ни беременности, ни каких-то отклонений. Всё в полном порядке… — Доктор снимает перчатки и возвращается к столу. Я слажу с ненавистного кресла, одеваюсь и иду к ней.