Мы встали и пошли к мягкой постели, которую Майкл сделал нам из сена, до сих пор хранившего в себе запахи лета. Они не победили. Мы добились своего права на нашу первую ночь. Часть вторая Великий голод, 1845—1848 Глава 9 Шесть лет позади. Двадцать третье июня 1845 года. Шесть лет прошло с того дня, когда мой Майкл выплыл ко мне из моря. Мы стояли в дверях своего домика, наблюдая, как солнечный свет заливает наши поля и прогревает посевы пшеницы, овса и ячменя, превращая их сочную зелень в спелое золото. Нокнукурух встречал рассвет радостным ликованием. — Все растет хорошо, Майкл,?— сказала я. Он улыбнулся мне. Все это было делом его рук. Именно он добился изобилия на этой скудной земле. В постоянной борьбе плечи его стали шире, мышцы на спине и ногах налились и окрепли. У него всегда были крепкие руки кузнеца, но теперь все его тело излучало уверенную силу. Настоящий мужчина. По ночам я гладила его тело, ласкала бугры его мускулов, пока в конце концов он не усаживал меня на себя, и тогда я открывалась его мужской силе. Мы соединялись… Как же это было здорово. Господи, до чего же я все-таки везучая! Майкл обхватил меня одной рукой и сунул мне в ладонь небольшой камешек. — Немного похож по форме на сердце, тебе не кажется? — спросил он. — Верно,?— согласилась я, гладя пальцами закругленные края камня. — Видишь этот зеленый оттенок на розоватом фоне? Это называется коннемарский мрамор. — Какой красивый,?— сказала я. Майкл взял мою раскрытую ладонь в свои руки, и мы вместе стали любоваться отблесками света на гладкой поверхности. — Это мой подарок в честь этого нашего дня. Этого дня, этого утра. — Спасибо, Майкл,?— сказала я.?— Замечательный подарок. — А вечером, когда дети улягутся спать… — Он поцеловал меня в щеку. Наши дети — они были такими же памятными знаками этого утра.?— Конечно, у нас с тобой есть и живые подарки,?— вдруг сказал он. — Как тебе это удается? — Что? — Всегда угадывать, о чем я думаю. — Я просто говорю то, что приходит мне в голову,?— ответил он. — И это почему-то совпадает с моими мыслями. С самого начала и по сей день мы читали мысли друг друга. — Малышка,?— хором сказали мы, услышав, как наша Бриджет подает знак, что проснулась и хочет кушать. — Иди, Майкл. — Время еще есть. Вынеси ее. В нашем доме уже было светло — в большое окно свободно вливался утренний свет. — Вот, a stór. Маленькое личико Бриджет, раскрасневшееся от слез, расслабилось, как только маленькие выгнутые губки отыскали мой сосок. Слава богу, молока по-прежнему было много. Она родилась 28 апреля, когда в яме нашего закрома было еще много картошки,?— я могла вдоволь есть и продолжать кормить ее. «А теперь, моя крошка, ты уже набрала немного веса, и это поможет тебе, пока в следующем месяце не появится молодой картофель. И тебе будет проще, чем твоему старшему брату Пэдди». Наш первенец родился в «голодные месяцы», и я не могла удовлетворить запросы бедного малютки. Это было ужасно. Впрочем, сейчас, слава богу, он уже стал крепким мальчишкой. Через несколько дней ему исполнится пять, и он похож на Майкла — такие же синие глаза, такие же густые черные волосы. Пэдди перевернулся и закопался лицом в толстый тюфяк, который Майкл набил для него свежим сеном. Рядом с ним спал Джеймси, широко раскинув руки и нежась в тепле пробивавшихся сквозь стекло солнечных лучей. Джеймси, которому было уже два с половиной года, родился 31 октября, на Самайн — кельтский новый год, когда урожай уже был собран и картошки было в изобилии. Этот малыш с мягким характером быстро набирал вес. Сейчас он был очень похож на маму — такой же круглолицый и добрый, хотя глаза у него были карие, цвета ореха. Трое здоровых детишек. Великое счастье и благословение Господне. Я вынесла Бриджет к Майклу. Он коснулся губами ее макушки. Он всегда был с ней очень нежен. Бриджет выпустила изо рта мой сосок и подняла глаза на своего папу. — Даже вопросов не возникает, от кого у нее эти глаза,?— сказала я и, протянув руку, коснулась щеки мужа.?— Они у нее такие же, как у вас с Пэдди,?— насыщенного синего цвета с небесно-голубой каемкой. Мы посмотрели на нашу дочку. — Глаза твои, но волосы Майры — белокурые и уже начинают завиваться,?— заметила я. — Майра,?— тихо сказал он. Ее страдания бросали тень на нашу жизнь.?— Пойду-ка я лучше в поле. Увидимся в полдень. Мальчишки могут помогать мне отгонять птиц от картошки — их над полями собираются целые стаи, когда начинается цветение. — Им это понравится,?— сказала я. Он превратит это в игру для сыновей, в которой они будут Финном[31] и его Фианой или воинами Красной Ветви[32]. Интересно, кто-то еще из мужчин играл со своими детьми так, как это делал Майкл? Мой отец никогда не бегал по улице с моими братьями. Он не стал бы этого делать. Не мог. Там всегда соблюдалась какая-то дистанция. Но Майкл был другим. Веселясь с детьми, он скучал по своему детству. — Мы придем к тебе попозже. Мальчики будут в восторге от возможности погонять на свежем воздухе, пугая бедных созданий. Майкл отошел, затем обернулся, помахал мне рукой и зашагал по склону холма. — Итак, Бриджет,?— обратилась я к своей крошке,?— давай-ка мы с тобой посидим на скамейке, которую сделал твой папа, и порадуемся этому летнему утру. Майкл стянул с верхнего поля большой валун с плоской верхушкой и установил его у задней стены нашего дома, на том самом месте, откуда я впервые взглянула на залив Голуэй. Здесь я устроилась, чтобы кормить Бриджет, опираясь спиной о стену, лицом к окну. — Твой отец выполняет свои обещания,?— сказала я дочке. На гроши, которые Майкл получал за черновую работу в кузнице в Голуэй Сити, он купил стекло. Целую зиму он ходил в город и обратно по заледенелой дороге и в один прекрасный день, год назад, наконец получил награду за свое упорство, когда вместе с Оуэном, Джозефом и Хьюи притянул из Голуэй Сити — за пять миль от нас — эту застекленную раму площадью два квадратных фута. Они неистово хохотали, вспоминая, сколько раз едва не уронили ее, а потом непрестанно давали Майклу всякие советы, когда он пробивал молотком отверстие в стене нашего дома, чтобы впустить в него залив Голуэй. — Твой папа очень сильный человек,?— сказала я своей девочке, которая с силой сосала мою грудь. Я пела своей Бриджет песни, глядя на далекие волны. Чтобы добраться до земли, некоторые из них взмывали вверх, сталкиваясь друг с другом, пока другие медленно накатывали на берег. Вид этих вод успокаивал меня. Так мне было легче справиться со своими мыслями… о Майре. * * * Отец и Майкл отправились к Мерзавцам Пайкам через неделю после того, как капитан Пайк увез Майру. Но, когда они попросили о том, чтобы увидеться с ней, старый майор спустил на них собак, угрожая арестом и еще чем-то похуже, если они посмеют снова зайти на его территорию. Но потом Оуэн Маллой получил весточку от Майры через кучера Пайков: она сама с нами свяжется. Нужно подождать. И мы стали ждать. В ту нашу первую осень здесь я очень прохладно относилась к Оуэну Маллою и всем жителям Рахуна. Все никак не могла забыть слова Тесси Райан: «Это ваши арендаторы, майор Пайк, ваши». Это из-за нее Майре пришлось принести такую жертву. Тесси потом пришла к нам домой, плача и громко причитая: «Ох, простите меня, мне так жаль, что так вышло», а сама тем временем крутила головой по сторонам, отмечая для себя каждую мелочь, каждую деталь в нашей хижине. Новость о том, что у нас есть плетеные из тростника табуреты и железный котел, расползлась по округе еще до того, как на щеках ее высохли слезы. Я вообще пустила ее к нам лишь потому, что она привела с собой свою маленькую дочь Мэри. Хотя Оуэн Маллой и все остальные старались быть приветливыми с нами, принесли нам целую кучу картошки и помогли выкопать яму для ее хранения, они не выступили против Тесси и не осуждали ее. Потому что Тесси могла легко переключиться на кого-нибудь из них. Ее глаз замечал малейшее отклонение в чьем-то поведении, и она мгновенно давала этому самое худшее из всех возможных толкований. «Говорите, Мэгги Долан не пошла на мессу, потому что заболела? Тогда почему я видела ее под заколдованным деревом у Вардов, где она присела, будто накладывая piseog, злые чары, на землю своего соседа?» В тот год за неделю до Рождества, во вторник, Оуэн Маллой принес записку от Майры. Я должна была прийти на встречу с ней в одно укромное место ближе к вечеру, после работы. Когда я пришла к Мерзавцам Пайкам, солнце уже садилось. В этот день, самый короткий в году, стемнело рано. В записке было сказано, чтобы я спряталась в конюшне. Я прождала там час и начала мерзнуть из-за холодного ветра, прорывавшегося через щели в стенах. У нас Майкл оборудовал для Чемпионки укромное и теплое место в сарае, где все камни были четко подогнаны друг к другу, и еще было оставлено пространство под кузницу — на случай, если здесь когда-нибудь появится дорога. Наконец она пришла. — Майра, Майра,?— тихо окликнула я ее в темноте, и моя сестра, всегда такая непокорная, буквально упала мне в руки.?— Давай, Майра,?— сказала я,?— не сдерживайся, выплачь все это. При этих словах она замерла, отстранилась и встала передо мной. Живот у нее был уже большой, но она почему-то показалась мне ниже ростом. Некогда пышные, ее локоны теперь липли к лицу. — Они еще не сломили меня, Онора. Если я дам волю слезам, то не смогу это выдержать. — Они причиняют тебе боль? — спросила я. — Бьют, ты имеешь в виду? Они бы не посмели. Потому что уверены, что тогда я просто поубиваю их, когда они будут спать в своих постелях. Пойдем на кухню. — Я не могу,?— сказала я. — Все в порядке. Поэтому я и послала за тобой. Мужчины уехали. Вся наша хижина могла легко поместиться в углу этой кухни, подумала я. Дом Пайков был больше, чем дом Линчей. Он выглядел более старинным и походил на крепость. В этом очаге можно было бы поджарить бычий бок, но огня там не было. Лишь несколько кусочков торфа тлели под висящим там котелком.