— Это то, чему они учили, нарезать круги возле нападающего? — шлепнув её, скалюсь я. Брук тут же гневно выкрикивает, все еще оставаясь ангельски красивой: — Ты думаешь это смешно? Иди к черту! Ты заставил меня всем лгать. Внезапно ее нога взлетает в воздух и пинает меня в колено. — Ау, — произношу я, одновременно смеясь. И тут она превращается в маленький смерч, ударяя меня снова и снова. — Я едва спала! Не могла ничего есть! — Удар, толчок, удар, пинок. Я продолжаю смеяться, удивлённый ее пылкостью. — Все смотрели на меня, как будто я спятила… — Ее удары становятся все сильнее. Если и дальше так пойдёт, то она повредит себе что-нибудь. — Черт, — говорю я, хватая её за руки. — Спокойно! Но она не собирается останавливаться. Наоборот, с серьёзным выражением лица продолжает мутузить меня, как боксёрскую грушу. — Хорошо, хорошо. — Я изворачиваюсь и перехватываю контроль. Брук начинает плакать, когда я прижимаю ее к стволу дерева. Она тяжело дышит, она напугана. Переплетаю наши пальцы в попытке успокоить ее. Она под моим контролем, и это чертовски восхитительное ощущение. Ее дыхание выравнивается, но слезы продолжают капать из карих глаз. — Они поняли, что я соврала. — Все хорошо, — говорю я. — Все будет хорошо, — мой голос тихий и спокойный, маленький трюк, до совершенства отточенный за те года в подвале, когда мне приходилось утешать подвергшихся насилию и морально раздавленных ребят, а это было практически постоянно. — Ничего не хорошо. — Она пытается отпихнуть меня, но я ногой прижимаю ее обратно к дереву, тем самым не давая ей сдвинуться с места. Мне всё больше и больше нравится властвовать над девчонкой. Мы приближаемся к опасной черте. — Я ненавижу тебя! — Я знаю, милая. — Они все узнают! — Ты им расскажешь? — Нет! Я же сказала, нет. — Тогда они ничего не узнают, — говорю ей. — Они не имеют понятия. Люди теряются в собственных ничтожных жизнях. — Я вдыхаю ее необыкновенный запах. — Твои уроки самозащиты никогда не сработают на таких людях, как я. То, чему вас там учат, полнейшая херня. Ты можешь сделать лучше. — Откуда ты все обо мне знаешь, — Брук делает еще одну попытку отпихнуть меня. — Знаешь, что будет самой лучшей обороной от таких, как я? Бежать, как можно дальше. Сматываться, на хер. У тебя был единственный шанс убежать, ты не смогла им воспользоваться. Уметь быстро бегать — вот, лучший способ самозащиты. — Я теснее прижимаюсь к ней. Буквально вжимаюсь телом в девчонку и шепчу: — Все эти толчки и удары — ничто для таких парней, как я. Они принесут еще больше проблем. Вот тебе главный урок: если есть шанс бежать — беги. Я отодвигаюсь и смотрю в ее глаза, в них плещется страх. Правильно, это хорошо, что она боится. Так и должно быть. Отпускаю её, она отодвигается прочь. — Может, я побегу сейчас. — Ты немного опоздала. Брук достаёт ключи из кармана и направляется назад к машине, проходя мимо меня. Ее глаза расширяются, когда она понимает, что я не собираюсь следовать за ней. — Думаешь, я не смогу причинить тебе боль? — Она размахивает своим ключом, словно ножом. — Не смогу ранить тебя? Часть меня хочет, чтобы она смогла. Та же часть меня, которая готова уничтожить любого, даже самого себя, кто причинит боль Брук. Мне нравится, когда она проявляет характер, пытается драться, ощущает себя сильной. Всемогущей. Но другая — рациональная — часть меня понимает, что хрупкая шестнадцатилетняя девчонка не сможет сделать ничего, такому жестокому и злющему мудаку, как я. У неё нет и не было ни единого шанса. Я понял это еще тогда, увидев ее в том дурацком вечернем платье. Я не достоин ее, но она всегда будет моей. Брук поворачивается ко мне всем телом, сжимая руки в кулаки: — Что тебе надо от меня?! — Хороший вопрос, — н-да, вопрос-то хорош, но на него даже у меня нет ответа. Я просто не в силах держаться от неё подальше. Она слишком хороша, слишком невинна для меня. И я разрушаю её мир. «Ты заставил меня всем лгать», — в конце концов, я разрушу и её. А планов останавливаться у меня как не было, так и нет. Делаю шаг вперёд, но она умная девочка. Ей не трудно догадаться, что я могу сделать с ней. — Подожди, — быстро говорит она. Но я не жду. Подхожу достаточно близко, чтобы слышать запах её клубничного шампуня, чтобы чувствовать её горячее дыхание у себя на шее. Чтобы прижать Брук к холодному металлу капота её ярко-красной машины. — Ты так чертовски хороша. Её голос дрожит: — Почему ты говоришь так, словно это плохо? Потому что я терпеть не могу её нежные веки и изгиб её пухлых губ. Она слишком хрупкая по сравнению со мной. — Не двигайся. — Хватаю ее за плечи и прижимаю к внедорожнику, хочу её прямо здесь. Её глаза от страха расширяются до размеров блюдца: — Но я ничего не говорила, — шепчет она. — Я бы ни за что не стала… Я знаю это, и, возможно, именно это и определило ее судьбу. Факт того, что она лгала ради меня, пусть и ради защиты своих близких, но она не выдала меня. В целом мире не так много людей, кто способен на это. Только мои друзья и больше никто. И это соединило нас с ней. Золотые пряди её волос переливаются в свете закатного солнца. Я касаюсь яркого локона. Волосы струятся меж моих мозолистых пальцев, словно живой шелк, нет — что-то более невесомое. Она дрожит всем телом. Испугана. Этого должно быть достаточно для того, чтобы я отпустил её. Только монстр способен держать её в таком состоянии в плену и наслаждаться мягкостью её волос. Это противоестественно, неправильно. Но всё, о чём я могу думать — о её абсолютном повиновении. Я приказал: «Не двигайся!», — и она едва моргает. Это как поймать солнечный свет в банку. Не хочу отпускать ее. Откуда ты всё знаешь обо мне? В том-то и дело, что ничего не знаю. Каково это, попробовать ее на вкус? Какие звуки она будет при этом издавать? У меня шумит в ушах, словно где-то рядом гребаный океан. Почему все так сложно? Как до этого могло дойти? Я могу убить человека, а после спокойно и безмятежно отправиться на ужин, смеясь с моими друзьями над глупыми шутками. Но прижимать эту девчонку к ее машине заставляет мои внутренности переворачиваться. — Ты когда-нибудь целовалась? — шёпотом спрашиваю я. Мир вокруг нас замер, исчезли звуки, кроме нашего шепота. Такая откровенная интимность, первобытным инстинктам плевать, что вокруг пахнет влажной грязью. Это не та шикарная вечеринка богачей, к которым Брук привычна. Она не умеет иметь дело с такими парнями, как я. Я никогда не буду другим. Я безжалостный. Я жестокий. — Я… я… — она пытается подобрать слова. Или, может, вспомнить их? — Правду, — добавляю сталь в свой голос. Когда я оставлю ее, у меня будет ответ. Когда я буду лежать в своей спальне в отеле, буду думать об этом моменте. — Да, — отвечает она также шёпотом. — На вечеринке. Он… Я издаю рык, и она замолкает. Я не хотел делать этого. Это исходит глубоко из меня, от той части меня, с которой лучше не шутить. Брук испуганно смотрит на меня своими огромными карими глазами. Твою мать. — Что он делал? — спрашиваю, не желая знать ответ. — Лапал тебя за грудь? Кончал тебе в рот? — Что? — её глаза открываются шире, и, Господи, этот рот. Её рот распахивается от шока. — Нет! Разве не так развлекаются дети в наши дни? Вы же читаете статьи о беременности школьниц? С каких херов мне-то знать о том, как БЫТЬ РЕБЁНКОМ? Ни с каких. Я знал только о прикосновениях и сперме. А поцелуй вверг бы меня в шок, наверное. Поцелуй. Губы на губах. Язык переплетён с языком. Я пялюсь на её ярко-розовые губы, на их изгиб, думая о том, как они будут ощущаться на моих губах. Пытаюсь убедить себя, что я не имею права. Пропускаю волосы девушки сквозь пальцы, после чего обхватываю её шею, удерживая на месте. Другой рукой за спиной Брук опираюсь на капот машины. Бл*дь, отпусти её. Вот, что я твержу себе. А её голова чуть откидывается назад, в то время как губы приоткрываются, приглашая попробовать их на вкус. И я пропал, все внутри перевернулось. Медленно наклоняюсь ближе, смешивая наше дыхание. От неё исходит жар, время вокруг нас замедляется. Я был тем, кто преследовал ее, но именно она поймала меня в ловушку.