— А насчет визита… Лесс, милый, пока мама не окрепнет, я никуда поехать не смогу. Одной мне неприлично, и ее я не брошу. На лице мужчины отразилось такое явное разочарование, что Джин едва не фыркнула. Но удержала лицо и направилась вверх по лестнице, чувствуя горячий мужской взгляд чуть пониже поясницы. И что там такого занимательного? Она вот мужчинам никогда туда не смотрит, полагая, что главное — ум. А у них другое мнение? Как интересно… * * * Кларисса усиленно изображала больную. С чашкой чая, коробкой пирожных, стопкой газет и несколькими романами на одеяле. Дополняли картину аккуратно заплетенные волосы и роскошный шелковый халат. Болеть надо с удобствами. — Мама, можно? — Да, дорогая. Ты одна? — Да, мамочка… Почтительная дочь, страдающая мать, акт первый, сцена первая. Дверь захлопнулась за Джин. — Мам, тут Лесс. Он хочет поговорить с тобой. — И? Джин молча продемонстрировала руку с кольцом. — Покажи поближе! — Кларисса оценила камень и кивнула. — Неплохо. У мальчика есть и вкус, и деньги. Поможешь? В четыре руки были убраны пирожные и романы, Кларисса прошлась пуховкой по лицу, задернула шторы… — Мам, мы не переиграем? — А как же жар? — Кларисса коснулась щек мазками румян и забралась под одеяло. Выглядела она теперь просто жутковато. — Действительно, как же без жара, — согласилась Джин, задвигая газеты поглубже под кровать и думая, что горничной надо бы руки оторвать. И откуда под кроватями берется столько пыли? Тьфу! Мам! Апчхи! Жуть какая! Кларисса фыркнула, разливая сердечные капли. Обладая приторным, въедливым запахом, они были просто ужасны в больших количествах. Отвратительны. — Ничего. Кларисса раскинулась на подушках, подоткнула одну из них поудобнее и посмотрела на дочь. — Зови. Кстати, ты заметила, что наличие больной матери воодушевляюще действует на мужчин? Они считают, что жениться надо на сироте. — Но совершенно забывают, что о том же мечтают и девушки, — Джин поцеловала мать в щеку и выскользнула за дверь, на глазах становясь ужасно серьезной и расстроенной. — Лесс, милый, мама проснулась, но она так слаба… я прошу, не утомляйте ее сильно. — Разумеется, дорогая. Джин прикусила язык, хотя вопрос, сколько же она стоила, так и рвался с языка. Раз уж «дорогая»? Лесс замешкался на пороге комнаты. Он не привык к такому. Было сумрачно, пахло каким-то лекарством, Кларисса Брайс лежала, откинувшись на подушки, и составляла разительный контраст с веселой, остроумной, цветущей женщиной, к которой привык Лесс. Запавшие глаза с кругами под ними (сажа, нанесенная умелой рукой), бледные тонкие руки (Джин прикусила губу, увидев, что на одеяле остается след. Переборщили с пудрой!), хрипловатый голос… — Лесс, дитя мое, я рада вас видеть. Джин сверкнула глазами — мама, переигрываешь! Но Кларисса даже и не подумала останавливаться. — Надеюсь, вы в добром здравии? Я вот, увы, не могу им похвастаться. Возраст… — Что вы, леди Брайс! Вы замечательно выглядите, — ложь застряла в горле у Лесса так, что он аж поперхнулся. Кларисса благородно сделала вид, что ничего не заметила, и закашлялась. А не надо было мороженое кушать. Да еще в таких количествах! — Надеюсь, вы надолго в городе? — Леди Брайс, я хотел… я хотел пригласить вас с Джинджер в Кон’Ронг! — Простите? — Я сделал Джинджер предложение, и она его приняла. Мы просим вашего благословения. Кларисса закашлялась еще более страшно, едва не до приступа. — Я согласна, Лесс. Но вы пообещаете сделать мою дочь счастливой. «Безумно трогательно», — съязвила про себя Джин. Но на Лесса подействовало. — Леди Брайс! Я… я… Сквозь заикания и вздохи пробилась истина. Жизнь положит, но Джин осчастливит! Потом воскресит и осчастливит повторно. Тьфу! Еще полчаса ушло на раскланивания, которые надоели Клариссе так, что женщина принялась изображать подыхающего лебедя уже через двадцать минут. И наконец родилась истина. Кларисса не может встать на пути дочкиного счастья, а потому Лесс берет невесту под нежные ручки и везет в родовой замок. Знакомиться с мамой, с семьей, да и вообще показать себя во всей красе. Чтобы не было никаких проблем, нанимают девушке временную компаньонку, завтра же обратятся для этой высокой цели в агентство. Кларисса выздоравливает — и отправляется вслед за дочкой. Разумеется, тут было все. И вдохновенное: «Мама, как же я могу тебя оставить!» — от Джин. И не менее воодушевленное: «Дочка, моя жизнь заключается в твоем счастье!» — от Клариссы. И смущенное: «Леди Брайс, я бы никогда бы…» — от Лесса. Все было так трагично, что Кларисса даже прослезилась под конец. Во всяком случае, так подумала Джин, которая проводила Лесса и вернулась к матери. — Мам, ты плачешь? — Ага… — Мам, ты что? Я же не хотела… — Я тоже. Но эта проклятая сажа мне в глаз попала. Занавес! * * * Конспирация — зло? Нет, зло — это отсутствие денег. Если статьи в газету можно было послать по почте, то забирать деньги Джин приходила лично. Редактор предлагал открыть счет в банке, но Джин боялась рисковать. Мало ли кто заметит, что ее счет пополняется после выхода статей. Или узнают, откуда на него идут деньги. Тогда Ядовитый плющ удушат тем самым плющом. Оставалось лишь договариваться и по вечерам ходить в один тихий квартал. К маленькому домику, в котором ждали Джинджер ее деньги за статьи и рисунки. Риск? А жизнь вообще рискованная штука. Можно влипнуть на ровном месте… Вот это и случилось с Джинджер. Вечер, городская улочка, девушка в плаще и трое пьяных матросов — картина кошмарная. Убежать не получится, только не в этих жутких юбках, драться… смешно звучит. Впрочем, это единственное, что остается.