– Адам – первая ступень. Ева – вторая! Поняла, темень? Версия два-ноль, говорю! Кирюша с его энергией и потребностью постоянно пребывать в спрятанном виде в комнате у девушек был главный феминист ШНыра. Он любил доказывать, что женщины и быстрее обучаются, и умнее, и надежнее мужчин, и вообще надо отдать им государственную власть. Но при этом, если какая-то девушка встревала и начинала Кирюшу перебивать, главный феминист вскипал, начинал неприятно жестикулировать и моментально ставил ее на место словами: «Уйди, ребро! Тебе слова не давали!» Меркурий вывел Белого Танца, почистил его и тщательно – пожалуй, даже слишком тщательно, точно оттягивая что-то, – начал седлать. В деннике у Азы брякнула решетка. Меркурий услышал удивленное восклицание Кирюши: – Здесь Ул! – Кто, я? Я разве здесь? – отозвался веселый голос, и рядом с денником возник Ул. Меркурий и Ул обменялись рукопожатием. – Привет. Папаша. Ну как. Народился. У тебя. Кто-нибудь, – приветствовал его Меркурий. – Нет еще. Но уже. Скоро, – незаметно передразнив его, пообещал Ул. – А как. Яра. – Ночью потолки. Красит. И со стремянок падает. А днем. Спит. – Покрась. Сам. – Я крашу неправильно, чудо былиин, – сказал Ул. – Само собой, – кратко резюмировал Меркурий, и оба замолчали. Ул и Меркурий понимали друг друга с полуслова и порой общались одними существительными. «Ночь. Улица», – говорил, к примеру, Меркурий. «Фонарь. Аптека», – мгновенно откликался Ул. «Бессмысленный и яркий. Свет», – добавлял Меркурий. «Да, свет мешает. Придется аптеку через подвал брать», – подытоживал Ул и начинал набрасывать схему, как устроить ведьмам Белдо красивую ответку. Седлая Белого Танца, Меркурий видел, как Ул возится с Азой. – Ты. Надолго, – спросил Меркурий. – Не-а! – откликнулся Ул. – Не хочу Яру одну оставлять. А то непонятки какие-то в Копытово творятся. – Какие. Непонятки, – заинтересовался Меркурий. Ул выглянул из денника: – Даже не знаю, как описать. Вроде бы все попугайно, но люди странные возникают. Вчера какой-то мужик лизал угол нашего дома. Я ему говорю: «Что такое? Кальция не хватает?» А он: «Ваш дом из мороженого!» И тут я вижу, что он приличный кусок дома отъел. С мой кулак точно. – Ну и. На здоровье, – сказал Меркурий. – Это понятно, чудо былиин, что на здоровье! Но мне как-то больше нравится, когда психи подгрызают соседние дома. Подальше от Яры. В общем, не стал я его трогать. Мужик обогатился витаминами и ушел. Вечером иду в магазин – а мне навстречу он и еще один мужичок, с кастрюлей на голове. Веревочками ее подвязал и топает себе. Я им: «Привет, мужики! За мороженком выдвинулись?» Мужик с кастрюлей молчит, а тот, что дом ел, мне шепотом объясняет: «Кастрюля ему знаешь зачем? У него голова светится! Антон, покажи!» Тот кастрюлю снял. И точно. Светится голова. Я ему говорю: «Ты бы, мужик, шапку купил». Он опять молчит, а тот, что дома ест, мне отвечает: «Да он бы и рад. Но он шапку сразу прожжет. Ему только с кастрюлей и можно». Меркурий проверил, хорошо ли затянуты подруги. – Бывает, – ответил он кратко. – Угу в смысле ага. Ну я перетер с мужичками о том о сем. Вижу, что люди они в Копытово новые. Только мы поговорили – смотрю, девушка какая-то бежит. Хватает меня за рукав и спрашивает: зачем шныры устроили охоту за инкубаторами? И те два мужика вдруг начинают на меня так пристально смотреть, что я начинаю переживать. Думаю: сейчас этот с головой-сваркой меня боднет, а тот, что дома ест, куснет, и придет мне конец. Ул сказал это со смехом, но Меркурий ощутил, что опасность была нешуточной. – В общем, кое-как убедил я их, что шныры тут ни при чем. Но инкубаторы и правда пропадают. И это всех здорово тревожит. – Куда. Пропадают. Инкубаторы. Ты выяснил, – спросил Меркурий. Ул провел рукой по своему лицу с такой решимостью, словно хотел вообще стереть его. Но лицо осталось на месте. – Яра выяснила. Девушку эту я к нам домой взял, помыться там, покормиться, а то она малость чумазая была. Ночью в овраге пряталась, когда у нее друг-инкубатор погиб. Рассказывает: они пришли в Копытово вместе. Раньше ее друг все рвался в Подземье на «Китай-городе». А теперь вот в Копытово. Меркурий Сергеич закончил выбирать опилки из правого крыла Белого Танца. У пегов бывают две вредные привычки, от которых их невозможно отучить. Первая: кататься на спине, загрязняя перья, а вторая: раскидывать крылья в тесном деннике. У пега же в инстинктах не прописано, что он должен жить в тесной конурке. – Девушка говорит, в фортах творится что-то непонятное. Псиоса не выдают. Долбушин стал неуловим. Белдо и Гай держатся вместе. А инкубаторы все вдруг повалили в Копытово, – продолжал Ул. От Родиона и Штопочки Меркурий уже знал про взрыв хранилища первошныров – и вот теперь новые известия. Надо было решаться. – Надо искать. Горшеню, – сказал он. Ул посмотрел на Белого Танца: – Вы же собирались нырять? – Что ж. Сделаешь. Нырну. Позднее, – сказал Меркурий и, отправив на поиски Горшени всех младших и средних шныров, включая дежурных по пегасне, сам пошел вместе с ними. Он столько раз откладывал решающий нырок, что теперь был почти рад, что у него возник веский повод. Страшно получить окончательный ответ. Лучше сомневаться. Хорошо, что перед Белым Танцем извиняться не надо. Это не честолюбиво-капризная Аза, которая так и рвется на двушку, и не Митридат, который ни за что не зайдет назад в денник, если его из денника вывели. Белый же Танец всегда рад остаться и поменять опасности полета на две строительные каски овса. * * * Вскоре все ходили по парку и, громко зовя «Горшеня!», повсюду заглядывали. Даня близоруко щурился, на всех налетал и, извиняясь, говорил: – Простите, господин хороший! Я перепутал вас с препятствием! Лара заглядывала под листы подорожника и, никого не найдя, очень удивлялась: – Надо же! И здесь нет! А я думала… – Даже и не пытайся! Не морщи мозг! – запретила ей Алиса. Фреда искала Горшеню с такой решимостью, словно собиралась стереть его в порошок. Кирюша не столько искал, сколько сам прятался. Когда девушки его находили, он всякий раз говорил «ку-ку» и мило улыбался неровными зубами. Влад Ганич ходил только по тропинкам. Он был в новых кроссовках и больше всего на свете опасался их запачкать. Неожиданно Влад возник рядом с Риной. Она удивленно уставилась на него. Это был явный разрыв шаблона. – Слушай… давно хотел тебя спросить… почему тебя женщины и дети так любят? – полушепотом спросил Ганич. Рина огляделась. Поблизости не было ни одной женщины и ни одного ребенка, рвущихся ее любить. – Перегрелся? – спросила она ласково. Ганич был серьезен: – А все-таки тебя любят. А почему? – А ты улыбаться пробовал? – спросила Рина. Ганич попробовал улыбнуться. – Ой, не надо! Я пошутила, – торопливо сказала Рина. – Что-то не так? – Ты улыбаешься только зубами, а надо и глазами! Ганич попытался улыбнуться глазами. Даня от хохота рухнул в крапиву. Дальше из крапивы изредка появлялись его вскидывающиеся ноги. – Не надо глазами! – передумала Рина. – Давай попробуем секрет номер три! Когда приходишь в гости, нужно приносить с собой или тортик, или сувенир. У людей рефлекс вырабатывается по академику Павлову. «О, шоколадка пришла! Как здорово!» Это только кажется, что люди сложные. В каких-то вещах мы очень простые. Не успел уйти Влад, как откуда-то вынырнул Вадюша в желтой курточке и, увидев, что шныры ищут бесконтрольно, решил взять на себя нелегкое бремя руководства: – Подтянулись! Выпрямили спину! Осанка! Легкий шаг! Голову выше для увеличения площади обзора! Рассыпаемся цепью! Держим интервал! Кирюше ходить цепью быстро наскучило, тем более что Вадюша постоянно посылал его в мокрый овраг, а сам шел поверху, помахивая тросточкой. – Вы так много знаете! Недаром Меркурий Сергеич именно вам решил поручить это невероятно сложное дело! – восхитился Кирюша, бочком подкрадываясь к Вадюше. Вадюша слегка напрягся и вскользь уточнил, какое дело ему собираются поручить. – Ну как же! Ров выкопать вдоль отмостки! Вначале мне хотел доверить, а потом говорит: «Нет, только Вадюше! Ты только испортишь!» Меркурий Сергеич, Вадюша здесь! Вадюша заволновался, поглаживая свою обеспокоенную курточку, которая, видимо, уже сейчас рвалась рыть ров.