Его напряженное лицо расплывается в улыбке. Он сидит на земле. Она у него на коленях, он обнимает ее… Адель даже пытается встать, но с трудом может даже пошевелиться. Голова кружится, и от каждого движения пронзает боль. — Тихо, — говорит он с явным облегчением, — полежи, не двигайся. — Что случилось? Адель говорит с трудом, но он понимает. — Ты упала с лошади. Лопнула подпруга. Но уже все хорошо. — А кабан? Ей казалось, кабан должен был разорвать ее. — Локхарт сам разорвал его на части, — Йоан ухмыляется. Его руки все еще поддерживают Адель, немного приподнимают, чтобы она могла видеть. Собак уже оттащили. Кабан лежит прямо перед ней. Огромный! Два копья воткнулись в него — в бок и в холку. Нижняя челюсть почти оторвана, порвана пасть и глотка, море крови вокруг. Локхарт сидит рядом на земле, такой довольный, хоть и морщится от боли, кабан ранил его в ногу. Руки по локоть в крови. — Доунан спас тебя, — тихо говорит Йоан. — Но не надо его благодарить и расстраивать. Пока он думает, что просто победил кабана. Адель понимает не сразу… Да, Локхарт не стал бы ее спасать, она соперница его сестры. Как удобно было бы… Исбел стоит наверху, на краю оврага, прижав руки к груди. Белая, как снег, напуганная. Испугалась за брата? Не ожидала такого поворота? А Гленн улыбается, думая, что никто не смотрит на нее. Копья, торчащие из кабана — одно принадлежит Доунану, другое Роналду. Оба сумели ранить, но не смогли этим ударом убить. — Сегодня Локхартам определенно везет, — ухмыляется Йоан. — Ты как? Руки, ноги? Пошевели. Голова кружится? — Да, немного. А ты? У тебя земля в волосах. Йоан пытается отряхнуть голову. — Это я так удачно кувырнулся, когда прыгал. Но зато успел. Испугался за тебя. Адель пытается хотя бы сесть, но выходит плохо. И все же, хвала Небу, не сломано ничего. — Подожди, не спеши, — тихо говорит Йоан, и потом уже громко. — Гленн! Ты ведь можешь помочь Доунану? Он ранен. Гленн вздрагивает, ощутимо морщится, но отказывать в таких случаях не принято. Она может помочь и это, в какой-то степени, ее долг. — А тебя, — говорит он Адель, — я лучше отвезу в замок, пусть посмотрят там. И легко поднимается на ноги, прямо с Адель в руках, с земли, ловко забирается по склону. И в самом верху, перехватив Адель одной рукой, другой хватается за край обрыва и запрыгивает. Хочется спросить, не затерялись ли у него где-то Локхарты в родне? Хотя, и правда, в каждом намешано крови от каждого из семи домов. — Да у тебя силы… — удивляется Адель. — Ага, — говорит он. — Невпроворот. Ты посиди пока, а сейчас, кое-что гляну. Он осторожно сажает Адель под дерево, подходит к лежащему у самого края седлу. Наклоняется, потом садится на корточки, что-то рассматривает. — Рон! — машет брату. — Иди сюда. Лене, и ты тоже. Они подходят, без всяких возражений. Он что-то говорит им. «Перерезано?» — доносится голос Роналда. Это произошло не случайно? Подстроено. Потом Йоан возвращается к ней. — Поедешь со мной, — говорит он так, что невозможно допустить никаких возражений. В замок они возвращались вдвоем. На одной лошади, в одном седле. Молча. Почти не разговаривали. Йоан крепко держал ее одной рукой, другой держал поводья. Адель сначала пыталась сидеть прямо и даже немного отодвинуться вперед, но толку от этих стараний было мало, тем более, что спина болела и еще немного кружилась голова. Потом устала и решила не волноваться об этом. Тем более, что Йоана ее близость совсем не смущала. В конце концов откинулась назад, прислонившись спиной к его груди, и, наконец-то, расслабилась. Его дыхание у самого уха — спокойное, ровное. Так, что клонило в сон. — Ты можешь поспать, если хочешь. Я крепко держу тебя. — Спасибо, — сказала она. Не хотелось ни о чем думать. Пусть все будет, как будет. Но… — Меня хотели убить, да? — Не думаю, что убить. Просто напугать, — он покачал головой, немного задел щекой ее волосы. — Убить такого, как мы, падением с лошади — весьма непросто. А подгадать так, чтобы упасть прямо под ноги кабану — почти невозможно. Я еще попытаюсь разобраться с этим. Но будь осторожна. — Ты скоро уезжаешь? — Да, дня через два. Я и так задержался. Нужно разобраться с делами, привести все в порядок. «Привести дела в порядок». Это звучало так, словно… — Потом, возможно, мне придется уехать с Лене в Ауэгду, — сказал он. — Она говорила… — Адель осеклась, замялась. Она ведь не вправе это говорить? — О Шоне? Я знаю, что она рассказала тебе. Все это не так просто. Она очень хочет сбежать с ним, и она действительно его любит. И Шон ее тоже. Но они почти дети. Лене едва исполнилось шестнадцать, ему семнадцать лет. Он даже не рыцарь, ты, может быть, видела его на охоте? Рыжий мальчишка, оруженосец Локхарта. Я готов помочь им. Твой брат, между прочим, тоже обещал помочь. Но получится ли… Адель слушала и не могла поверить. Оруженосец. Сбежать вот так, бросить все… Безумие. И Тавиш… Тавиш тоже замешан в этом? Немного пугало. — Эленор сказала, что Харалты всегда женятся только по любви, — сказала Адель. Он усмехнулся. Она скорее почувствовала, чем услышала это, легкий ветерок у самого уха. — Да, по любви. Это очень ценно, на самом деле, — он замолчал ненадолго, Адель показалось, он хмурится. — Я никогда не видел своих родителей вместе, но видел деда с бабушкой. Ребенком на это не обращаешь внимания, кажется, все так, как должно быть, и иначе быть не может. Но когда возвращаешься домой уже взрослым и видишь, как они улыбаются друг другу, как держатся за руки, как сидят в саду теплыми вечерами, пьют легкое тиссорсое вино и говорят бесконечно, им всегда хорошо вдвоем… Когда они были моложе — ездили кататься в горы или на Дымные озера. Долгими зимними вечерами они сидели у камина, бабушка Нэсса вязала для всех теплые носки, а дедушка Фер развлекал ее байками, и она смеялась до слез. Когда я был дома в последний раз… Сейчас бабушке уже много лет, у нее болят руки, и она уже не вяжет… но дед каждый вечер расчесывает ей волосы. У бабушки они длинные, ей тяжело самой. Можно, конечно, попросить горничную, но им обоим нравится, когда он это делает. Потом дед целует ее в лоб и говорит, что она самая красивая. Она действительно самая красивая для него. Адель попыталась представить, и что-то дрогнуло в сердце, сжалось. — И они никогда не ругались? Совсем? — Ругались, конечно, — Йоан пожал плечами. — Бабушка кидалась в деда фарфоровыми вазами, а он уходил один в горы и не разговаривал с ней целыми днями. Но потом они мирились. В жизни бывает разное, но они всегда любили друг друга. — Мои родители никогда друг друга не любили, — тихо сказала Адель. — Или, наверно, папа сначала любил, но мама его — никогда. Потом и в отце что-то сломалось. Наверно, сложно любить, если тебя едва выносят? — Сложно, — согласился Йоан. — Это никому не под силу. — Ты хочешь так же? Как дедушка с бабушкой? Спросила и… замерло сердце. А он уткнулся носом в ее волосы. — Да, Дел. Я хочу так же. Адель собиралась спросить что-то еще, но не смогла. Что-то происходило с ней, и она сама не могла понять. Йоан обнимал ее осторожно и почти по-братски, скорее поддерживая, чтобы ей было удобней сидеть. Но от его прикосновений… тепло разливалось по телу. Спокойно и хорошо. И в то же время нестерпимо ныло в сердце. — Эленор говорила, что тебе тоже снятся сны, — сказала тихо.