А потом, так же внезапно, как произошел взрыв, все вокруг снова затихло. Мы с опаской сели и осмотрелись. Шар исчез, а вместе с ним и блюдо с розмарином. А в центре одеяла зияла дыра, ее края все еще трели. – Чур не я рассказываю Элен о блюде, – быстро сказала я, прежде чем Этан смог возразить. Этан зарычал от недовольства. – Все в норме? – Мы да, – ответил Катчер, помогая сесть Мэллори. На ее лице была полоска копоти, но тем не менее ее конечности были на своих местах, и она это подтвердила, похлопав по каждой руке и ноге. – В норме, – ответила она, а затем тяжело вздохнула. – Источник городских наваждений – говнюк. Как будто этот самый источник оскорбился этим заявлением, газон рассек порыв ледяного ветра, неся с собой тот же химический запах, что замечали другие, у кого были наваждения. Запах окружил нас, как туман. И на этот раз, сидя посреди делового центра Чикаго на одеяле на снегу, я поняла, насколько хорошо мне знаком этот запах. Нет, – подумала я. – Не запах. Запахи. На самом деле, он не был промышленным или химическим. Это были заводы и химикаты. Это были выхлопы и люди, движение и жизнь. Это были река, озеро и огромное небо. Это был Чикаго, как будто из города извлекли эссенцию, сделали эликсир, который нес оттенки всего, что существовало внутри его границ. Или внутри алхимической сети, созданной Соршей, той, что тянулась от «Тауэрлайна», как паучья. Я вспомнила, что Уинстон нарисовал в своем маленьком, потрепанном альбоме, и об изображении того, что даже по мнению Уинстона было рядом зубов – заостренных и неровных – изо рта, который выкрикивал свои наваждения. Это были не зубы, – поняла я, оглядываясь на неровную линию зданий на востоке. – Он нарисовал горизонт. Он нарисовал Чикаго. Он слышал Чикаго. Каким-то образом, из-за магии, которую я не понимала, он слышал Чикаго. – Мерит? – спросила Мэллори, наклонив голову, пока рассматривала меня. – Уинстон Стайлз рисовал изображения, которые приходили к нему, когда он слышал город. Он нарисовал горизонт, – сказала я. – Он слышал Чикаго. Запах – это не магия или химия. Это Чикаго. Выжатый и дистиллированный, но все же Чикаго. Никто из них не выглядел убежденным. – Закройте глаза, – произнесла я. – Закройте глаза и подумайте о запахе. Услышав это предложение, они стали выглядеть еще более скептически. Но все равно сделали, как я просила. – Транспортное движение, – спустя минуту сказала Мэллори. – Выхлопные газы. – А под этим? – спросила я. Она нахмурилась. – Дым. И озеро. И ветер, дующий с болот. Хот-доги, жареная говядина и летние грили. Тела, пот и слезы. – Она открыла глаза. – Как будто кто-то сделал духи из Чикаго – и смешал все это вместе. Этан и Катчер глубоко вздохнули и задержали воздух в своих телах, как бы оценивая его содержимое. – Пицца, – сказал Этан. – Ага, – произнес Катчер. – В смысле, большое количество выхлопных газов и дыма, но присутствует ниточка колбасы, что ли? – Наваждения совсем не наваждения, – произнесла я. – Они слышат Чикаго. – Голос разумен, – добавил Катчер. – Чикаго нет. Это невозможно. – Но и снега не должно быть в августе, – возразила Мэллори. – Как и не должно быть людей, вредящих друг другу, чтобы избавиться от своих наваждений. Но, – добавила она, – думаю, ты права насчет города – Чикаго действительно огромен. Если город может быть разумным, и если Чикаго настолько везуч, один-на-миллион-город, я вполне уверена, что был бы более чем один голос и какая-то вонь. – Наподобие танцующих «Чикагских собак»? – предположил Катчер. – Что-то вроде того. К несчастью, нам это никак не помогает определить, что же это. – Глаза Мэллори опасно сузились. – Но я намерена выяснить. *** Оставалось меньше часа до рассвета, так что мы пропустили ранее запланированные пиццу с пивом и отправились прямиком в Дом. Поездка прошла в молчании, все мы думали, пытаясь понять, что же происходит в Чикаго. Катчер припарковался на улице и мы молча вошли в Дом. Мэллори широко зевнула, но повела плечами, как будто бы пытаясь стряхнуть истощение. – Мне нужно время почитать и подумать, – сказала она. – Я собираюсь ненадолго оккупировать библиотеку, если вы не против. – Я не против, – ответил Этан. – Но не забудь позаботиться и о себе, поспать. Она кивнула. – Я посплю, когда почувствую себя лучше. Когда разберусь с этим. – Я расскажу Чаку, что мы узнали, – добавил Катчер. – Он захочет рассказать мэру? – спросил Этан, закрывая и запирая за нами дверь. Катчер потер мочку уха. – Думаю, пока нет. Только после того, как сможем рассказать ей, что это такое. Но решать все же ему. Этан кивнул. – Встретимся после заката. И никакой магии в Доме. – Поверь мне, – ответила Мэллори, – я не хочу больше этой магии, пока у нас не будет больше информации. – Хороший план для всех нас, – сказал Этан, и мы направились наверх. *** – Для такого дня у Марго точно нет достаточно большой корзинки, – произнесла я, когда мы снова остались одни. Я стянула свои ботинки и позволила им тяжело упасть на пол. Голос был наполнен грустью, злостью и раздражением, как будто все эти эмоции до сих пор клокотали внутри меня. И когда та дверь открылась, другие эмоции, которые я отодвинула прочь – печаль, которую я все еще чувствовала после нашего визита на зеленую землю – вновь накрыли меня. Габриэль, Клаудия. Сообщения о вероятности рождения нашего ребенка, которая становилась все мрачнее и, казалось, ускользала все дальше. Этан хмыкнул, подошел к столу и заглянул в корзинку, что она собрала. А затем улыбнулся. – Думаю, ты захочешь пересмотреть свое заявление, Страж. Я сомневалась в необходимости пересмотра, но поддалась ему, заглянув в корзинку. – Ммммф, – было самым приближенным к тому звуку, что я издала. – Я не очень голодна. Я направилась к окну, отодвинув тяжелые шелковые занавески пальцем. Мир снаружи был темным и холодным, иней уже покрыл стекло. – Не голодна? – пошутил Этан, стягивая рубашку через голову. – Как такое возможно? Когда я не ответила, он шагнул ближе, разворачивая меня к себе, и нахмурился от того, что увидел. – Ты чем-то обеспокоена, – произнес он, проводя пальцем по моему подбородку. Я остановилась, боясь, что мои слова прозвучат глупо, но вспомнила, что он мой муж, мой партнер, мое доверенное лицо и друг, так что я доверилась ему. – Я думала о зеленой земле и о ребенке, которого мы там видели. Видели ее, а затем ее у нас забрали. – На самом деле, нас там не было, – мягко произнес он, – и ее никто не забирал. – Это казалось таким реальным. И причиняло такую боль, будто это было реально, и Габриэль сказал, что ничего не гарантировано. Что, если это действительно наше будущее? В нашем времени, а не на земле Клаудии, будет такая же потеря? – Это не было нашим будущим, – ответил Этан. – Это была иллюзия. Но меня охватила грусть, вцепившись в сердце, еще не готовая меня отпустить. – И даже если это была иллюзия, – начала я и повернулась снова к окну. – Посмотри на город, Этан. Это наше наследие: жестокие колдуны, враги у нашего порога, люди, сведенные с ума магией. Почему мы должны хотеть привести ребенка в этот мир? В мир Сорши?