– Мэллори не бессмертна, – сказал Этан. – И быть бессмертным не означает, что вас не могут убить. Это значит, что вы не стареете. – В окончании его высказывания я услышала слово «тупицы», но он сумел не произнести его вслух. – Они уязвимы. – Мы более уязвимы, – произнес худой, загорелый мужчина через несколько стульев. – Мы люди. Посмотри, что она уже сделала с нашим городом. – Это и наш город, – ответил Этан. – Изначально он был наш. – Крупный мужчина в бейсбольной кепке, дутой куртке «Кабс» и джинсах, стянул одеяло и встал, в процессе опрокинув свой садовый стул. – Если бы не вы, мы бы не оказались в такой ситуации. Этан медленно перевел свой взгляд на мужчину. – Каким именно образом это наша вина? – Вы ее разозлили. Вывели из себя. – Он огляделся, кивнув остальным, пытаясь заставить их вступить в перепалку. – Это сражение не имеет к нам никакого отношения. Оно между вами сверхъестественными, и вам нужно разбираться с этим самостоятельно. – Нас это сражение не касается, – проскрежетал зубами Этан, разочарование которого явно росло. – Сумасшедшая хочет использовать магию, чтобы взять город под свой контроль, захватить своей силой. Она – демагог без капли совести, и это не наша вина. Но мы, похоже, единственные, кто заинтересован в том, чтобы ее остановить. – Он снова посмотрел на людей. – Если бы она попросила ваших жен, ваших мужей, ваших детей, вы были бы также готовы их передать? И все же, вот вы здесь, разглагольствуете о том, что даже не пытаетесь понять. – Ты думаешь, что вы лучше нас, – проговорил мужчина в бейсбольной кепке. – В этом все дело, верно? – Он указал на Дом Кадогана. – Ты живешь в каком-то большом Доме, носишь свои роскошные костюмы. Ты не знаешь, каково это – жить там, работая каждый день, и когда магия переворачивает весь твой мир с ног на голову. Мир был бы лучше без магии. Он сказал так много ошибочного, так много абсолютно неправильного, что Этан на мгновение потерял дар речи. – Убирайтесь с моей лужайки, – проговорил он сквозь оскаленные зубы. – У нас есть конституционные права. Этан сделал шаг вперед. Он был на добрых десять сантиметров выше мужчины, со всеми мышцами и вампирской силой. – Я сомневаюсь, что ты понимаешь, что на самом деле означает эта фраза, учитывая контекст, в котором ты ее использовал. Но если хочешь протестовать, то делай это через дорогу. А еще лучше, вместо того, чтобы сидеть здесь, чесать языком со своими друзьями и жаловаться, предприми что-нибудь по этому поводу. Сходи в офис Омбудсмена и вызовись добровольцем. Сходи в благотворительную организацию и пожертвуй своим временем. – Он прошелся взглядом по всем ним, одаривая их своим яростным осуждением. – Но не смейте думать, что я позволю вам сидеть здесь и пропагандировать убийство моей жены. У вас две минуты, прежде чем я сам вами займусь. Я предлагаю вам использовать их с умом. Он вперился в них взглядом, этот древний налетчик, и ждал, когда они отступят. И, конечно же, они это сделали. Им не хватило храбрости, чтобы отстаивать то, чтобы кто-то другой бросил свою семью волку. Мужчина в бейсбольной кепке пробормотал ругательства, но подхватил свой стул. Остальные из них выглядели, по крайней мере, хоть немного огорчеными, и трое из них забрались в ожидающие машины, решив, что ни погода, ни вампиры не стоят неприятностей. – Они вернуться, – сказал мой дедушка, когда последний из них перебрался на участок травы через дорогу. – Вернуться, – признал Этан. – Но, пожалуй, некоторые из них подумают, прежде чем требовать в обмен нашей крови. Он оглянулся на меня, довольно долго глядя мне в глаза. «Ты обещала мне вечность, Страж», – произнес он. «Я намерен ее получить». *** Поскольку из-за снега и льда в центр было добраться гораздо сложнее, чем обычно, к нашим двум часам прибавлялось еще около семидесяти минут. А поэтому пришло время снова отправляться в центр на разговор с мэром об угрозе Сорши. – Нервничаешь? – спросила Мэллори, пока мы шли через фойе к входной двери и внедорожнику, ожидающему снаружи. Катчер отвезет нас в офис мэра. Все остальные останутся в Доме с закрытыми воротами, Дом приведен в состояние повышенной боевой готовности. Мой дедушка поедет отдельно и встретит нас там. А в это время Джефф поработает в паре с Люком, оповещая другие Дома и наших сверхъестественных союзников о положении дел. – С чего бы, – ответила я. В основном это была ложь, потому что я не доверяла человеческим политикам – кроме, разве что Сета Тэйта. Но она, кажется, нервничала. Эта эмоция не часто возникала у Мэллори, но в этой конкретной катастрофе смешались могущественное колдовство, древняя магия и шантаж, а еще она не выспалась. Я могу быть сильной для нее. – Это всего лишь планерка. – Планерка, – произнесла Мэллори, уткнув подбородок в плотный шарф. – Верно. Просто собираемся обсудить с мэром несколько вещей. – Именно это мы и будем делать, – сказал Этан, в знак поддержки положив руку ей на плечо и кинув на меня взгляд из-за ее плеча, кивнул, как бы говоря, что мы во всем этом вместе. Это хорошо. Потому что тот узел беспокойства вернулся. Мне не нравится беспокоиться. Я многого добилась в качестве вампира и Стража, так что предпочитала старую добрую драку магическому пререканию. Несколько выносливых и недобропорядочных душ все еще сидели на полоске снега через дорогу, явно убежденные в своей правоте, рациональности двух-трех-миллионном подсчете Сорши. Они бы делали то же самое, – задалась я вопросом, – если бы она попросила жену, мужа или ребенка кого-нибудь из них? Сильно в этом сомневаюсь. Как только мы оказались во внедорожнике, он медленно тронулся, и Катчер не спеша поехал по чередующейся смеси покрытой коркой слякоти и запорошенного снегом льда. За пределами Гайд-Парка мир в основном был тихим. Надземка не работала; с высоких платформ свисали сосульки, такие же острые, как зубы акулы. Помимо снегоуборочных машин, патрульных и машин, выезжающих из Чикаго, надеющихся смыться, пока все не стало еще хуже, дорогам решили бросить вызов всего несколько транспортных средств. В центре людей не было. Те, кто все еще находились в городе, остались в помещениях либо из-за холодного воздуха, либо из-за страха, который в нем витал. Мы припарковались перед зданием и направились внутрь. Мэр попросила нас встретиться с ней не в ее офисе, а на крыше мэрии. Мы прошли пост охраны, а потом нас сопроводили вверх на лифте и по длинному коридору. В конце коридора стоял Лейн, уставившись в телефон и скользя пальцами по экрану. Он поднял голову и кивнул. – Она вас ждет, – произнес он, а затем открыл тяжелую дверь рядом с собой, впустив в коридор порыв холодного воздуха. Мы вышли наружу и на крышу здания – и в замерзший мир. Перед нами раскинулся город, большая его часть мерцала от льда и снега, в которые Сорше удалось окутать его менее, чем за двадцать четыре часа. У холода была граница; и мы видели ее на карте прошлой ночью. Но те части мира, которые остались зелеными, отсюда были не видны. На северо-востоке облака все еще кружили над зданием «Тауэрлайна». Они не стали выглядеть больше или свирепее, чем накануне, но пока мы не выясним, что именно делает Сорша, я не уверена, что это имеет значение. Сколько холода может выдержать Чикаго? По-видимому, еще может. Ветер на крыше был подобен тысяче осколков льда, настолько суровый, что глоток воздуха ощущался сравнимо огню. Снег укрывал то, что выглядело как ящики для цветов, между которых были проходы, чтобы можно было пройти. Мэр, закутанная в длинный пуховик, сидела на корточках возле одной кучи снега, смахивая его корку с растений под ним. Ее окружали три охранника в черных костюмах, каждый из них смотрел в свою сторону, словно ожидая, что опасность придет с воздуха. Мы подошли к ней. – На прошлой неделе здесь был сад, – сказала она, не глядя на нас, поднялась и стряхнула снег с рук в перчатках. – Помидоры, кукуруза, бобы. Они успешно произрастали в жару и период дождей. – Она огляделась. – Часть усилий по «озеленению» города и сокращению наших расходов на отопление и охлаждение. И это работало, до сих пор. Я мало знала о садоводстве, но сомневалась, что что-то переживет снег и холод. Мэр скрестила руки на груди. – Я прожила в этом городе пятьдесят три года. И никогда бы не подумала, что увижу нечто подобное. Или, во всяком случае, не в августе. – Она тяжело вздохнула, ее дыхание мгновенно кристаллизовалось на морозном воздухе. Она оглянулась на нас. – Я попросила вас прийти сюда, потому что хотела, чтобы вы хорошо рассмотрели, увидели, что она сделала. Насколько далеко она готова зайти, чтобы получить то, что хочет. Нетрудно было догадаться, что нас к чему-то готовят. – Мы приехали из Гайд-Парка, – произнес мой дедушка. – По дороге мы видели большую часть города. – Его часть, – согласилась она. – Но не весь. Не весь охват того, что она сделала. Огромные масштабы проблемы, которую она создала, и страдания, которые она этим причинила. – Зачем вы нам это говорите? – спросил Этан. – Потому что у меня есть просьба. И она вам не понравится. *** В ее офисе настроение было не менее мрачным. Было еще хуже, потому что Этан и Катчер практически тряслись от гнева, а Мэллори выглядела ничуть не лучше. Не уверена, как среди нас четверых мне сохранить терпение, но я должна использовать это в своих интересах, если смогу. Это очень сильно зависит от того, что скажет мэр. Лейн вернулся в офис, и когда мы вошли, он поднял на нас глаза от своего планшета, который, казалось, поглотил большую часть его внимания. – Мистер и миссис Салливан, – произнес он в знак приветствия, все еще глядя в экран. – Просто «Мерит», – сказала я. Он бросил на меня взгляд, с неприязнью осмотрев меня, как будто тот факт, что я отказалась от фамилии, делал меня подозрительной. Открылась дверь офиса. Вошли Джим Уилкокс и Микаэла Пирс, мужчина и женщина из отделов спецназа и ФБР, которые стояли за ограждением «Тауэрлайна». Пирс снова была в костюме; Уилкокс был в черной униформе. Они кивнули мэру, Лейну и нам, прежде чем двинулись в другую сторону помещения, чтобы вместе встать отдельно от нас. В общем, это говорило о том, что мы не в одной команде. – Каково положение дел? – спросила мэр. Мы с Мэллори стояли рядом, Катчер и Этан стояли по бокам от нас, как охранники. – На данный момент все стабильно, – ответила Пирс. – Облака над «Тауэрлайном» продолжают кружить, но температура держится. За последние два часа осадков не было. – У полиции в обозначенных зонах поражения выставлены свои люди, – сказал Уилкокс. – Они пытаются успокоить людей, но из-за того, что город замерз, люди, которые обычно работают, остались дома. Они дома, и они все обдумывают. – Он скользнул взглядом по мне, по Мэллори. И впервые в его глазах я увидела вину. Они собираются попросить нас сдаться. Могут прозвучать какие-нибудь красивые слова о не ведении переговоров с террористами, извинения за жертву, но этот вопрос зададут. Я потянулась и в знак поддержки сжала руку Мэллори. Она сжала в ответ, и ее лицо стало каменным. Какой бы страх она ни испытывала, она тоже отмахнулась от него. От прилива гордости по моим рукам побежали мурашки. Она была моей сестрой во всех отношениях. И сегодня мы во всем в этом вместе. – Они думают о деньгах, которые теряют, о близких, с которыми не могут связаться, о порче имущества, которой они, вероятно, подверглись. – Честно говоря, – произнесла Пирс, – некоторые из них, вероятно, радуются снежному дню. – Она посмотрела на меня и попыталась улыбнуться. Я оценила, что она пыталась не унывать, но и в ее глазах была эта предательская вина. А в эти дни я не особо выражала признательность чувству вины. Да пошло оно на хрен, – подумала я и отпустила руку Мэллори, сделав шаг вперед. Она сделала то же самое, встав рядом со мной.