– Да ну, чушь собачья, – сказал Вабишевски, глядя исключительно на свою коллегу. Киппи пожала плечами. – Не хочешь, не верь. Это была проверка. – Не понимаю, – продолжал недоумевать Вабишевски. – То есть чую, что здесь какой-то подвох, но не могу понять в чем. – Это был не Нуньес, – произнес я, опускаясь на колено рядом с Вирой, чтобы снять с ее шеи жесткий ошейник. Вабишевски уставился на меня так, будто видел впервые: – Да ты вообще кто такой, черт возьми? – и повернулся к Китти за подмогой: – Может, ты расскажешь ему о статистике судебных запретов? – Это был не он. В своей золото-собаке я не сомневался ни на йоту: она отпустила Нуньеса, едва на него взглянув… или нюхнув. – Если что-то случается с какой-нибудь бедной бабенкой, всегда хватай ее говнюка, на котором висит запрет. Это он, к гадалке не ходи. Бац, и дело в шляпе. – Это был не он, – твердо повторил я. – Нуньес не убивал свою жену. Вабишевски тягостно вздохнул. Киппи с задумчивостью рассматривала Виру. На другой стороне улицы хлопнули две автомобильные двери. Виру словно подкинуло – она метнулась на улицу, сдавленно рыча. Пальцами я все еще отцеплял ошейник и от неожиданности полетел вперед, упав грудью на бордюр. Хватку на ошейнике я потерял, но приземлился на поводок и сумел в него вцепиться, как раз когда тот дернулся под моими джинсами и толстовкой. Я схватился за ремень обеими руками, как за якорь в состязании по перетягиванию каната, и Вира остановилась, хотя и продолжала натягивать поводок, рыча и злобно гавкая. – Вира, нет, – сказал я ей на ухо командным голосом, прочно сжимая ее золотистые плечи, чтобы она не рвалась как шальная. – Сидеть. Вира замерла, а затем села, внезапно успокоившись, но целиком сосредоточившись на машине, припаркованной по другую сторону улицы. Я поднял глаза и увидел темные фигуры, которые поначалу принял за сотрудников в штатском в «Субару», непосредственно за которым припарковался я. Выйдя из машины, те двое остановились у проулка, но теперь они смотрели в нашу сторону. Их можно было различить в свете фонаря. Первая – женщина с волосами цвета соли с перцем, лет пятидесяти – прижимала к груди сумку, словно защищаясь от буйного зверя. Стоявший рядом мужчина был гораздо моложе, в темном поло и брюках цвета хаки. Он также выглядел ошеломленным этой внезапной суматохой вблизи. – Кто это? – спросил я у подошедшей Киппи. – Сын, – ответила она вполголоса. – Джон Окампо-младший. Глава 20 – Я был дома, сидел в «Нетфликсе», – обиженно отвечал Джон Окампо. – К чему вообще эти расспросы? Пьяный ублюдок, убивший мою мать, вами уже арестован. От Виры я добился, чтобы та столбиком сидела у переднего колеса моего пикапа, в нескольких метрах от того места, где Киппи пронырнула вперед, столкнувшись с младшим Окампо. Поводок Виры я на всякий случай держал обеими руками. Вначале она бросила на меня вопросительный взгляд, но успокоилась и после этого не сводила глаз с Джона, внимательно следя за каждым его неверным движением. – В самом деле, зачем вы задаете Джону эти вопросы? – вставая между Киппи и Окампо, запальчиво спросила Эвелин Шерцер, психолог-соцработник с важной обязанностью помогать Окампо-младшему справляться с массой связанных с тяжелой утратой проблем – скорбью, сожалением, гневом, – а также помощью в тысяче и одном мероприятии, которые в ближайшие дни предстояло провести. – Вы даже не детектив. – Что здесь, черт возьми, происходит? – Дорогу торопливо переходил детектив Триггс, а следом – отлучившийся за ним Вабишевски (получался как бы катерок, тянущий за собой на буксире корабль покрупнее). – Сначала я слышу что-то вроде фильма про оборотня, затем офицер… – детектив указал на Вабишевски, безуспешно пытаясь припомнить его имя, но быстро сдался, – потом приходит этот парень и тащит меня на какой-то шум здесь на улице… – Мы здесь с юношей обсуждаем различные стадии скорби от тяжелой утраты, особенно той, что произошла при столь удручающих обстоятельствах, – энергично заговорила Шерцер, – и вдруг нас с ног чуть не сбивает собака. А потом налетает эта дамочка и начинает чуть ли не шить бедному юноше статью. Вот что у вас здесь происходит! – У нас нет уверенности, что жертву зарезал Нуньес, – сказала Киппи детективу. – А значит, нужно рассмотреть и других подозреваемых. Несколько секунд Триггс смотрел на Киппи примерно так, как смотрят на свежую кучу чего-то, во что Вира могла вляпаться по дороге. Затем он перевел взгляд на Вабса. – Немедленно уберите этого вашего напарника. – Опять повернулся к Киппи. – И ждите разговора с вашим начальством. В моих руках туго натянулся поводок. Вира в неожиданном волнении подобралась сзади к «Субару» и, положив передние лапы на задний бампер, гавкнула. При этом она неотрывно смотрела на багажник. Через секунду принялась нетерпеливо постукивать по нему лапой. Я поднял глаза и увидел пять пар уставившихся на нас глаз. Триггс, Вабишевски и Шерцер смотрели в растерянном недоумении. Взгляд Киппи был полон праведного негодования. А в глазах Джона Окампо-младшего стоял страх. – Она что-то чует в багажнике, – сказал я. * * * – У вас нет ордера! – заерепенился Окампо. – Что-то ты мне кажешься подозрительным, козлик, – посуровел Триггс. – Я вам не козлик. Между прочим, это дело принципа… Речь идет о гражданских свободах. Я, между прочим, активный участник протестов по этому поводу. – Этого мне еще не хватало среди ночи! – Детектив хлопнул себя по бокам. – Протестуны! Где-то в этой неразберихе взял и растворился Вабишевски. Еще минуту назад он стоял, уставившись на Виру с разинутым ртом – ни дать ни взять на приеме у дантиста, – и тут вдруг раз – и нет его! Вообще-то странный момент для отлучки в уборную… Но уже через считаные секунды бугаистый коп снова возник и сообщил: – Машина зарегистрирована на Никомейн Окампо-Нуньес. Голова Окампо-младшего чутко дернулась. – Машина моя! Как только рассчитаюсь с матерью за кредит, право собственности сразу перейдет на меня. Триггс язвительно ухмыльнулся. От Вабса он услышал, кому на самом деле принадлежит машина – трупу на кухне. – Ну-ка открой багажник, сынок. Свой пикап я сдал задом настолько, насколько это было возможно, пока не поцеловал задним бампером «Ниссан Альтиму», припаркованную сзади меня. Вире на сиденье я сыпанул пригоршню мясных чипсов. «Да ты че, серьезно?» – выражал ее изумленный взгляд. – Ты их заработала, детка, – сказал я, после чего выпрыгнул к остальным. Поворотом ключа Окампо-младший открыл крышку багажника, отступил в сторону и вытянул обе руки в красноречивом жесте: «А я что вам говорил?» Багажник был пуст. Триггс удостоил меня лишь косого взгляда: – Ну и псина у тебя… Не говоря больше ни слова, он через улицу направился обратно к месту преступления. Киппи принялась методично, дюйм за дюймом, с фонариком прочесывать свободное пространство багажника «Субару». Я полез обратно в кабину пикапа и включил фары, чтобы облегчать ей задачу. С обочины я наблюдал, как Киппи Гимм осматривает коврик на дне багажника. Через несколько секунд она прекратила это занятие и выпрямила спину. – Детектив, – окликнула Киппи, не сводя глаз с грузового отделения. – Здесь пятна крови, капли размером с десятицентовик. Триггс, который уже поднимался по ступеням крыльца, трусцой побежал обратно. Неизвестно как, во время спринта на носу у него появились очки. Он посмотрел туда, куда указывала Киппи, взял ее фонарик и наклонился в глубь багажника. – Выглядит свежей! – сказал он громко, хотя мы все стояли рядом, и распорядился: – А ну-ка, Полин мне сюда, и пусть захватит свои причиндалы! Киппи побежала в бунгало вместо него, за криминалистом по имени Полин. Триггс разогнулся, встав к багажнику спиной. – Получается, собака учуяла это через запертый багажник? – Я натаскивал ее на наркотики, – приврал я, а затем подбавил порцию правды: – Хотя изначально она была поисковиком останков. – Вот те раз! Из кабины пикапа залаяла Вира, и все головы повернулись в ее сторону. Шерцер не сдвинулась ни на дюйм. Свою сумку она так крепко прижимала к груди, что казалось, сама не на шутку нуждается в утешении. Джон Окампо-младший, напротив, пользуясь возможностью, мягко отступил назад и находился теперь в двух автомобилях от меня, на краю видимости луча от фар. Впрочем, его не упускал из своего бдительного внимания Вабишевски: – Малый, не заставляй меня за тобой гоняться. Глава 21 – Значит, ваша мать по-прежнему вполне активна? – спросила Шелли Федорчак, директор дома престарелых «Серебряные годы».