Чиновник озадаченно посмотрел на него. – Зато теперь будут, – добавил Мартин Бек. – Всего доброго. Лучше не задерживаться, пока кто-нибудь не надумал ограбить этот банк. Если при нем произойдет налет, как пить дать привлекут его в спецгруппу. Откомандируют… Отрядят… Как бы то ни было, дело повернулось новой стороной. Семьсот пятьдесят крон в месяц, шесть лет подряд! Как говорится, постоянный доход. И поскольку Свэрд ничего не расходовал, на таинственном счету накопилась изрядная сумма. Пятьдесят четыре тысячи крон плюс проценты. Для Мартина Бека это были большие деньги. Для Свэрда, надо думать, и того больше: целое состояние. Так что Peя была не так уж далека от истины, когда говорила про деньги в матраце. Вся разница в том, что Свэрд поступил более рассудительно, в духе времени. Новый поворот подсказывал и новые пути поиска. Для начала надо, во-первых, потолковать с налоговыми органами, во-вторых, взглянуть на бланки перечислений, если они и впрямь сохранились. Налоговое управление не располагало никакими данными о Свэрде. Когда речь идет о бедняках, каким его считали, власти ограничиваются утонченной формой эксплуатации, которая выражается в НДС на продовольственные товары и сильнее всего бьет по карману тех, у кого карман и без того самый тощий. Мартин Бек буквально слышал в телефонной трубке, как налоговый инспектор облизывается при мысли о пятидесяти четырех тысячах крон, оставшихся без хозяина. Уж он найдет способ конфисковать эти деньги, даже если окажется, что Свэрд ухитрился нажить их, как выражались когда-то, честным путем – скажем, упорным трудом. Да только вряд ли эти деньги заработаны честным трудом, а накопить такую сумму при той пенсии, какую получал Свэрд, немыслимо. Так, а что же с бланками перечислений?.. В центральном отделении Хандельсбанка быстро отыскали двадцать два последних бланка – всего их, если он верно посчитал, было семьдесят два, – и в тот же день Мартин Бек держал в руках заветные бумажки. Все бланки оформлены в разных отделениях, и каждый заполнен другой рукой – несомненно, рукой кассира. Конечно, этих людей можно разыскать и спросить, помнят ли они клиента. Колоссальный труд, который, скорее всего, ничего не даст. Кто в состоянии вспомнить человека, который много месяцев назад перечислил на свой чековый счет семьсот пятьдесят крон? Ответ: никто. И вот Мартин Бек сидит у себя дома и пьет чай из мемориальной кружки. М-да, будь таинственный вкладчик похож на фельдмаршала Хейга[62], его бы кто угодно запомнил. Но кто похож на фельдмаршала Хейга? Никто. Ни в одном фильме, ни в одной театральной постановке, даже самой реалистичной, не удалось добиться удовлетворительного сходства. Мартин Бек снова был не в своей тарелке. Опять душа не на месте, опять муторно, но теперь это отчасти объяснялось тем, что он никак не мог выкинуть из головы служебные дела. Свэрд. Эта дурацкая запертая комната. Таинственный вкладчик. Вот именно, таинственный вкладчик. Кто он? Неужели все-таки сам Свэрд? Нет. Трудно поверить, чтобы Свэрд стал так мудрить. И невозможно представить себе, чтобы обыкновенный складской рабочий сам додумался завести чековый счет в банке. Нет, деньги перечислял кто-то другой. По-видимому, мужчина – очень уж сомнительно, чтобы в банк пришла женщина, назвалась Карлом Эдвином Свэрдом и сказала, что хочет перечислить семьсот пятьдесят крон на свой чековый счет. И вообще, с какой стати кто-то переводил Свэрду деньги? Этот вопрос пока что повисал в воздухе. Кроме того, есть еще одна непонятная фигура. Загадочный племянник. Но невидимка номер один – человек, который то ли в апреле, то ли в начале мая ухитрился застрелить Свэрда, хотя тот забаррикадировался в запертой изнутри комнате, как в крепости. А может быть, эти трое неизвестных – на самом деле одно лицо? Вкладчик, племянник, убийца? Да, есть над чем поломать голову. Мартин Бек отодвинул кружку и поглядел на часы. Быстро время пролетело – уже половина десятого. Пойти куда-нибудь поздно. Да и куда идти? Мартин Бек поставил пластинку Баха и включил проигрыватель. Потом лег в постель. Он продолжал размышлять. Если отвлечься от всех пробелов и вопросительных знаков, из того, что уже известно, можно составить версию. Племянник, вкладчик и убийца – один человек. Свэрд был мелким шантажистом и шесть лет принуждал этого человека платить ему семьсот пятьдесят крон в месяц, однако из-за болезненной скупости ничего не тратил. Его жертва продолжала платить год за годом, пока не лопнуло терпение. Представить себе Свэрда в роли шантажиста не так уж трудно. Но у шантажиста должны быть какие-то козыри против того, у кого он вымогает деньги. В квартире Свэрда ничего такого не нашли. Конечно, он мог завести для своих секретов абонентский ящик в банке. Если так, полиция об этом скоро узнает. Суть в том, что шантажист должен располагать какой-то информацией. Где мог складской рабочий добыть такую информацию? Там, где он работал. Или там, где жил. Насколько известно, Свэрд, в общем-то, больше нигде и не бывал. Только дома и на работе. Но в июне 1966 года Свэрд оставил работу. За два месяца до этого на его чековый счет поступил первый взнос. Стало быть, началось все больше шести лет назад. А чем занимался Свэрд после этого? Когда Мартин Бек проснулся, пластинка все еще крутилась. Может быть, ему что-то и приснилось, но память ничего не сохранила. Среда, новый рабочий день, и совершенно ясно, с чего он должен начаться. С прогулки. Нет, не до метро. В кабинет на Вестберга-алле Мартина Бека не тянуло, и сегодня у него были вполне уважительные причины не являться туда. Вместо этого он решил побродить вдоль пристаней. Сперва – мимо Шеппсбрун, потом, перейдя мост у Слюссена, свернуть на восток и идти вдоль Стадсгорден. Он всегда очень любил эту часть Стокгольма. Особенно в детстве, когда у причалов стояли пароходы с товарами из дальних стран. Теперь редко увидишь настоящие океанские корабли, их заменили паромы для любителей выпивки с Аландских островов. Хороша замена… И вымирает старая гвардия докеров и моряков, без которых гавань совсем не та. Сегодня настроение Мартина Бека заметно отличалось от вчерашнего. Он получал удовольствие от прогулки, шагал быстро, целеустремленно, думая о своем. Эти упорные слухи о предстоящем повышении… Вот уж некстати. До прискорбной оплошности, допущенной им пятнадцать месяцев назад, Мартин Бек пуще всего на свете боялся такой должности, которая прикует его к письменному столу. Он всегда предпочитал работать, как говорится, на объекте, дорожил возможностью приходить и уходить, когда заблагорассудится. Мысль о большом кабинете – длинный стол, две картины на стенах (подлинники), вращающееся кресло, мягкие кресла для посетителей, фабричный ковер с длинным ворсом, личный секретарь, – эта мысль сегодня страшила его куда больше, чем неделю назад. Не потому, что он наконец поверил слухам, а потому, что он вдруг перестал безразлично относиться к последствиям такого варианта. В конце концов, может быть, не все равно, как сложится его жизнь в дальнейшем… Полчаса быстрого хода – и вот он у цели. Старый пакгауз был явно обречен на снос, он не годился для контейнерных перевозок и вообще не отвечал современным требованиям. Ничего похожего на кипучую деятельность… Закуток для заведующего складом – пуст, стекла, через которые сей начальник некогда наблюдал за работой, – пыльные. Одно и вовсе разбито. Календарь на стене – двухлетней давности. Рядом с горкой штучного груза стоял электропогрузчик, а позади него Мартин Бек увидел двух работяг, один был в оранжевом комбинезоне, другой в сером халате. Первый – совсем молодой, другому можно было на вид дать все семьдесят. И скорее всего, ошибиться. Они сидели на пластиковых ящиках из-под пива, между ними стоял опрокинутый деревянный ящик. Младший покуривал, читая вчерашнюю вечернюю газету, старший ничем не занимался. Рабочие безучастно посмотрели на Мартина Бека; правда, младший выплюнул окурок и растер его каблуком. – Курить в пакгаузе, – покачал головой старший. – Да знаешь, что тебе за это было бы… – …раньше, – кисло договорил за него младший. – Так ведь то раньше, а мы живем теперь, или ты этого до сих пор не усек, старый хрыч? – Он повернулся к Мартину Беку: – А вам что тут надо? Это частная территория. Вон и на двери написано. Или читать не умеете?