– Ты устал, – сказала Peя. Мартин Бек промолчал. – А домой идти не хочется, – заключила она. – Так ты и не ходи. – И тут же добавила: – Знаешь, я все-таки попробую позаниматься еще немного. Только сброшу эти проклятые брюки. Не нравятся они мне, тесные какие-то. Она живо разделась, бросая одежду прямо на пол, и надела длинную, до самых ступней, диковинную ночную рубашку из темно-красной фланели. Мартин Бек с интересом смотрел, как она переодевалась. Именно такой он себе ее представлял. Плотная, крепкая, стройная фигурка. Светлые волосы. Выпуклый живот, маленькие круглые груди. Довольно большие светло-коричневые соски. Никаких шрамов, родинок и прочих особых примет. – Прилег бы, – сказала она. – У тебя вид совсем измотанный. Мартин Бек послушался. Он в самом деле был измотан и почти тотчас уснул. Последнее, что он увидел: Peя сидела за столом, склонив голову над книгами. Когда он снова открыл глаза, она стояла около кровати: – Проснись, уже двенадцать. Есть хочу до смерти. Сходишь запрешь подъезд? А я пока горячий бутерброд приготовлю. Ключ висит на дверном косяке слева на зеленом шнурке. 27 Мальмстрём и Мурен совершили налет в пятницу, четырнадцатого июля. Ровно без четверти три они вошли в банк – в оранжевых комбинезонах, масках Дональда Дака и резиновых перчатках. Они держали в руках свои крупнокалиберные пистолеты, и Мурен первым делом пустил пулю в потолок. Чтобы присутствующим было понятно, о чем идет речь, он затем крикнул на ломаном шведском языке: – Ограбление! Хаузер и Хофф были в обычных костюмах, только лицо скрывал черный капюшон с прорезями для глаз. Хаузер был вооружен автоматом, Хофф – куцым дробовиком «Марица». Они стояли в дверях, прикрывая пути отхода к машинам. Хофф поводил стволом обреза, чтобы не совались посторонние; Хаузер, как предусматривал план, занял тактически выгодную позицию, которая позволяла ему держать под прицелом и прилегающую часть тротуара, и кассовый зал. Тем временем Мальмстрём и Мурен методично опорожняли кассы. Все шло по плану с изумительной точностью. Пятью минутами раньше в южной части города возле гаража на Розенлундсгатан взорвался какой-то старый рыдван. Сразу после взрыва послышались беспорядочные выстрелы и загорелась постройка по соседству. Виновник всей этой суматохи, подрядчик А, вышел проходными дворами на другую улицу, сел в свою машину и покатил домой. Ровно через минуту после взрыва в подворотню полицейского управления въехал задним ходом мебельный фургон, причем въехал наискось и плотно застрял. Из фургона высыпались коробки с ветошью, которая была пропитана горючей смесью и тотчас вспыхнула ярким пламенем. А подрядчик Б в это время невозмутимо шагал по тротуару, удаляясь от места происшествия, словно его ничуть не касался этот сумбур. Словом, все шло как по писаному. Предусмотренные планом акции выполнялись досконально и точно по расписанию. С точки зрения полиции, события в общем и целом тоже развивались так, как было предусмотрено, это относилось и к последовательности акций, и к срокам. Если не считать одной небольшой закавыки. Мальмстрём и Мурен провели налет не в Стокгольме. Они ограбили банк в Мальмё. Пер Монссон, старший инспектор уголовной полиции Мальмё, пил кофе в своем кабинете. Его окно выходило во двор полицейского управления, и инспектор чуть не подавился сдобой, когда в подворотне что-то ухнуло и заклубился густой дым. Одновременно Бенни Скакке, подающий надежды молодой сотрудник, который, сколько ни усердствовал, никак не мог продвинуться дальше простого криминального ассистента, распахнул дверь его кабинета и крикнул, что принят сигнал тревоги. На Розенлундсгатан произведен взрыв, идет жуткая перестрелка, горит по меньшей мере одна постройка. Хотя Скакке четвертый год жил в Мальмё, он никогда не слышал о такой улице и не представлял себе, где она находится. Зато Пер Монссон знал родной город как свои пять пальцев, и ему было невдомек, с чего это вдруг кому-то понадобилось устраивать взрыв в глухом закоулке тихого городского района, известного под названием Софиелунд. Впрочем, ни ему, ни его коллегам не пришлось долго раздумывать. Не успело начальство распорядиться, чтобы личный состав выезжал к месту происшествия, как само полицейское управление подверглось атаке, и, когда разобрались что к чему, оказалось, что весь тактический резерв заперт во дворе. Так что сотрудники добирались до Розенлундсгатан на такси или на собственных машинах, не оборудованных радиотелефоном. Монссон прибыл туда в семь минут четвертого. К этому времени расторопные пожарники уже справились с огнем; устроенный неизвестным поджигателем пожар причинил незначительные повреждения пустому гаражу. Направленные в район взрыва крупные полицейские силы не обнаружили ничего особо подозрительного, если не считать искореженного драндулета. А через восемь минут один из моторизованных патрулей услышал по своему приемнику донесение о том, что ограблен банк в деловом центре города. Мальмстрём и Мурен к этой минуте успели покинуть Мальмё. Кто-то видел, как от банка отъехал синий «фиат». Погони не было, и через несколько минут приятели разделились, сев каждый в свою машину. Как только полиции наконец удалось навести порядок в собственном доме, избавившись от фургона и горящих коробок, выезды из города были закрыты. Полицейские силы всей страны были брошены на розыск синего «фиата». Его нашли через три дня в одном из сараев у Восточной гавани Мальмё; в машине лежали комбинезоны, маски Дональда Дака, резиновые перчатки, пистолеты и разная дребедень. Хаузер и Хофф честно отработали щедрый гонорар, помещенный на чековые счета их жен. Они удерживали позицию у входа в банк почти десять минут после того, как укатили Мальмстрём и Мурен, и отошли только тогда, когда вдали показались первые полицейские – два пеших патруля, весь опыт которых сводился к перебранкам со школьниками, распивающими легкое пиво в общественных местах. Вооруженные портативными радиостанциями, они не пощадили своих голосовых связок, да только некому было оценить их усилия, потому что в эти минуты чуть не все полицейские города Мальмё кричали в свои микрофоны – и почти никто не слушал. Хаузеру вопреки всем, в том числе и его собственным, расчетам даже удалось благополучно уйти; через Хельсингборг и Хельсингёр он без помех покинул страну. А вот Хофф попался – попался из-за странной оплошности. Без пяти четыре он поднялся на борт железнодорожного парома «Мальмёхус», одетый в серый костюм, белую сорочку с галстуком и черный ку-клукс-клановский капюшон. Проклятая рассеянность… Портовая охрана и таможенники пропустили его, полагая, что на пароме происходит не то маскарад, не то мальчишник, но у команды он вызвал подозрение, и по прибытии в Копенгаген Хоффа сдали пожилому датскому полицейскому, который от удивления чуть не выронил бутылку с пивом, когда задержанный кротко выложил на стол тесной дежурки два заряженных пистолета, плоский штык и ручную гранату с вставленным запалом. Впрочем, безоружный датчанин быстро опомнился и совсем повеселел, когда выяснилось, что фамилия арестованного совпадает с названием фирмы, производящей превосходное пиво. Помимо билета до Франкфурта, Хофф имел при себе деньги, а именно сорок немецких марок, две датские десятки и три кроны тридцать пять эре в шведской валюте. За вычетом этой суммы потери банка составили только два миллиона шестьсот тринадцать тысяч четыреста девяносто шесть крон и шестьдесят пять эре. Странные вещи происходили в это время в Стокгольме. И самое сногсшибательное приключение выпало на долю Эйнара Рённа. Ему выделили шестерых полицейских и поручили относительно скромную задачу: держать под наблюдением Розенлундсгатан и схватить подрядчика А. Поскольку улица довольно длинная, он постарался целесообразно распределить свои немногочисленные силы. Двое на машине составили мобильный отряд, остальные четверо заняли стратегические пункты. Бульдозер Ульссон велел ему действовать спокойно, главное – не терять голову, что бы ни произошло. Без двадцати двух минут три Эйнар Рённ стоял как раз напротив парка Бергсгруван. Ничто не омрачало его настроения, когда к нему подошли два юнца – такие же неопрятные, как большинство прохожих на стокгольмских улицах в наши дни. – Дай закурить, – сказал один из них. – Угу, так ведь нет у меня сигарет, – миролюбиво ответил Рённ. Миг – и он увидел стилет, нацеленный ему прямо в живот, а в опасной близости от его головы закачалась велосипедная цепь. – Ну ты, недоумок вонючий, – процедил юнец со стилетом. И бросил своему приятелю: – Тебе бумажник. Мне часы и кольцо. Потом пырнем старичка. Рённ никогда не слыл мастером джиу-джитсу или каратэ, но кое-какие приемы все-таки помнил. Он ловко сделал подсечку парню с ножом, который удивленно приземлился на пятую точку. Однако следующий прием Рённу удался хуже. Он уклонился в сторону, но недостаточно быстро, и цепь ударила его повыше правого уха так, что в глазах потемнело. Тем не менее, падая, он ухитрился повалить на тротуар и второго грабителя. – Ну, дед, заказывай панихиду, – прошипел юнец со стилетом. В эту самую минуту к месту происшествия подоспел мобильный отряд, и, когда в голове у Рённа прояснилось, полицейские уже успели избить лежачую шпану дубинками и пистолетами и заковать в наручники. Парень с велосипедной цепью первым пришел в себя, осмотрелся кругом, вытер кровь со лба и недоуменно спросил: – Что произошло? – А то, паренек, что ты на засаду нарвался, – объяснил ему один из полицейских. – Полицейская засада? Против нас? Да вы что? Из-за какого-то тухлого недоумка? У Рённа снова выросла шишка на голове, кстати, это был единственный физический урон, который понесла спецгруппа в этот день; психологические травмы не в счет. В оснащенном по последнему слову техники сером автобусе оперативного центра Бульдозер Ульссон выделывал замысловатые антраша от нетерпения, чем немало затруднял работу не только радисту, но и руководившему этой частью операции Кольбергу. Без четверти три напряжение достигло кульминации, потянулись нестерпимо долгие секунды. В три часа служащие банка заявили, что пора закрывать, и сосредоточенным в зале полицейским силам во главе с Гунвальдом Ларссоном оставалось лишь покориться. Тяжкое чувство опустошенности овладело всеми, только Бульдозер Ульссон сказал: – Господа, это временная неудача. А может быть, никакой неудачи и нет. Просто Руус узнал, что мы что-то проведали, и рассчитывает взять нас измором. Он пошлет Мальмстрёма и Мурена на дело в следующую пятницу, ровно через неделю. Фактически потеря темпа у него, а не у нас. Первые тревожные сигналы поступили в половине четвертого. Причем настолько тревожные, что спецгруппа тотчас отступила в штаб на Кунгсхольмене, чтобы оттуда следить за ходом событий. В ближайшие часы телексы безостановочно отстукивали новые сообщения. Мало-помалу картина прояснялась. – Очевидно, слово «Милан» означало не то, что ты думал, – сухо сказал Кольберг. – Не то, – согласился Бульдозер. – Мальмё… Вот ловкачи! Удивительное дело: он уже целый час не метался, а тихо сидел на месте.