– Кто бы мог знать, что и в Мальмё есть такая улица, – проворчал Гунвальд Ларссон. – И что почти все новые отделения банков строят по одному чертежу, – добавил Кольберг. – Мы должны были знать это, господа! – воскликнул Бульдозер. – Руус знал. Зато теперь мы будем начеку. Совсем забыли про рационализацию. Одинаково строить дешевле. Руус привязал нас к Стокгольму. Но в другой раз он нас не проведет. Главное, не сидеть сложа руки. Бульдозер встал; он явно воспрянул духом. – А где сейчас Вернер Руус? – В Стамбуле, – ответил Гунвальд Ларссон. – Отдыхает там, у него несколько свободных дней. – Так, – произнес Кольберг. – Хотел бы я знать, где отдыхают Мальмстрём и Мурен? – Это не играет никакой роли. – Бульдозер все больше воодушевлялся. – Легко добыто – легко прожито. Скоро они опять появятся здесь. И уж тогда на нашей улице будет праздник. – Как же, жди, – буркнул Кольберг. Итак, туман развеялся совсем. И день был на исходе. Мальмстрём успел уже расположиться в гостиничном номере в Женеве, который заказал еще три недели назад. Мурен находился в Цюрихе, но собирался завтра же двигаться дальше, в Южную Америку. В сарае, у которого они пересаживались в другие машины, им удалось перекинуться лишь несколькими словами. – Ты уж смотри не выбрасывай заработанные тяжким трудом гроши на трусы и недостойных женщин, – наставительно произнес Мурен. – Жуть какой куш отхватили, – отозвался Мальмстрём. – Что будем делать с деньгами? – В банк положим, что же еще, – ответил Мурен. В один из ближайших дней в отеле «Хилтон Стамбул», сидя в баре и потягивая коктейль «дайкири», Вернер Руус читал «Геральд трибюн». Впервые сей разборчивый орган печати удостоил его своим вниманием. Короткая заметка, лаконичный заголовок: «Ограбление банка по-шведски». Сообщались основные факты, в частности выручка налетчиков. Около полумиллиона долларов. И второстепенная деталь: «Представитель шведской полиции заявил сегодня, что организаторы ограбления известны». Чуть пониже – еще одна новость из Швеции: «Массовый побег. Пятнадцать самых матерых грабителей бежали сегодня из тюрьмы Кумла, считавшейся абсолютно надежной». Бульдозера Ульссона эта новость застигла в ту самую минуту, когда он впервые за много недель лег спать в супружескую постель. Он тотчас вскочил и забегал по спальне, упоенно твердя: – Какие возможности! Какие сказочные возможности! Теперь пойдет война не на жизнь, а на смерть! 28 В пятницу Мартин Бек явился в дом на Тулегатан в четверть шестого с пакетом из винного магазина в руке и мозаикой под мышкой. На первом этаже ему встретилась Peя. Одетая только в длинный лиловый балахон, она громыхала по ступенькам красными сабо, держа в руках по сумке с мусором. – Привет, – поздоровалась она. – Хорошо, что ты пришел. Я тебе кое-что покажу. – Давай я возьму сумки, – предложил он. – Зачем, это мусор. Да у тебя и без того руки заняты. Это и есть та мозаика? – Ага. – Очень хорошо. Откроешь мне? Мартин Бек распахнул дверь на двор, и Peя направилась к мусорным контейнерам. Он провожал ее взглядом. Ноги, как и фигура, – крепкие, мускулистые, ладные. Хлопнув крышкой контейнера, она сразу повернулась и побежала обратно. Бежала по-спортивному, слегка наклонив голову, уверенно и легко. И по лестнице она поднималась почти бегом, он еле поспевал за ней. На кухне за чашкой чая сидели двое – девушка по имени Ингела и другая, которой он еще не видел. – Ну, что ты мне хотела показать? – Сию минуту, – сказала Peя. – Пошли. Мартин Бек пошел за ней. Она показала на одну из дверей, выходящих в прихожую. – Вот, прошу. Запертая комната. – Детская? – Точно. В ней никого нет, и заперто изнутри. Он пристально поглядел на нее. Какая она сегодня бодрая и веселая… Рея рассмеялась; у нее был чуть хрипловатый сердечный смех. – Дверь запирается изнутри на крючок. Я сама его привинтила. Чтобы ребята могли уединиться, когда захотят. – Но ведь их дома нет. – Фу, дурачок! Я там убиралась, пылесосила, а когда кончила уборку, захлопнула дверь – и перестаралась. Крючок подскочил и упал в петлю. Теперь не откроешь. Он подергал дверь. Правда не поддается. – Сам крючок – на двери, – объяснила она, – а петля на косяке. Крепко привинчены. – Ну и как же теперь открыть? Она пожала плечами: – Видно, силу применить придется. Действуй. Как говорится, для таких вещей и держат мужчину в доме. Наверное, у него был на редкость глупый вид, потому что она опять рассмеялась. Потом быстро погладила его по щеке и сказала: – Ладно, бог с ней. Сама справлюсь. Но как бы то ни было, вот перед тобой запертая комната. Не знаю только, какой вариант. – А нельзя что-нибудь в щель просунуть? – Щели-то нет. Я же тебе говорю, сама крючок ставила. Сработано на совесть. Она была права, дверь решительно не поддавалась. Рея взялась за ручку, сбросила правый башмак и уперлась в косяк ступней. – Нет уж, постой, – вмешался он. – Лучше я. – Давай, – уступила она и пошла на кухню к своим гостям. Мартин Бек некоторое время присматривался к двери. Потом поступил так же, как Peя, – уперся ногой в косяк и взялся за ручку. Она была старая, добротная и производила вполне надежное впечатление. В самом деле, другого способа нет. Разве что выбить шплинты из петель. Сначала он дернул вполсилы, но во второй раз рванул уже как следует. Только на пятый раз его усилия увенчались успехом – винты поддались с жалобным скрипом, и дверь распахнулась. Не выдержали шурупы, крепившие крючок, а петля сидела на месте, словно впаянная в косяк. Она была отлита заодно с опорной пластиной; в пластине – четыре дырки для шурупов. Крючок даже не выскочил из петли – широкий, несгибаемый, видно стальной. Мартин Бек осмотрелся в детской. Комната пуста, окно заперто… Теперь, чтобы действовал запор, надо передвинуть крючок и петлю на несколько сантиметров. Вокруг старых дырок вся древесина измочалена. Он прошел на кухню, там оживленно беседовали о геноциде во Вьетнаме. – Peя, – сказал Мартин Бек, – где инструмент? – Вон там, в сундучке.