– Я знал, что застану тебя здесь, – объяснил он. – И мне по пути. Ну, живей. Живей… Сколько секунд понадобилось ей, чтобы занять место рядом с водителем? Живей… Он с места развил большую скорость. Она держала сумочку на коленях – чуть настороженная, удивленная, слегка озадаченная. Поглядела на водителя, но его внимание как будто было сосредоточено на дороге. Он свернул с шоссе направо. Почти сразу последовал еще один поворот, потом еще. Дорога становилась все хуже. – Ты что задумал? – Она испуганно хихикнула. – Дело есть. – Где? – Здесь. – Он затормозил. На мху впереди запечатлелись следы его собственной машины. Свежие следы. – Вон там, – кивнул он. – За дровами. Хорошее место. Он вылез, обошел вокруг машины, открыл ей дверцу. Опираясь на него, она сняла пальто. И аккуратно положила на сиденье рядом с сумочкой. – Пошли. Голос его звучал спокойно, но он не взял ее за руку, а медленно направился к дровам. Она пошла за ним. За штабелем ветра не было, пригревало солнце. Громко жужжали мухи, пахло зеленью. Словно лето и не кончалось. – Сними блузку, – велел он. – Сейчас, – смущенно ответила она. Она замерла с блузкой в руке, не зная, куда ее деть. Он взял у нее блузку и положил на край штабеля. Только тут она подняла взгляд и увидела его глаза. Глаза, полные отвращения, ненависти, вожделения. Она не успела вскрикнуть. Да это и не помогло бы. Он знал, какое место выбирать. Он поднял руки, стиснул ее шею сильными загорелыми пальцами и стал душить. Ее затылок уперся в бревна, и она подумала: «Мои волосы». Это была ее последняя мысль. Она упала, раздетая, на душистый ясменник и осеннюю листву. Он подождал с минуту, дыхание стало нормальным, сердце перестало отчаянно колотиться. За штабелем громоздился бурелом, память об осеннем урагане шестьдесят восьмого года, дальше начинались густые посадки ели в рост человека. Нелегко было тащить ее среди поваленных стволов и вывороченных корней, но он не спешил. В гуще ельника была яма, наполненная желтой от глины водой. Он свалил ее в яму. Вернулся к машине и взял зеленое пальто. Поразмыслил, как быть с сумочкой. Потом взял с бревен блузку, обернул ею сумочку и отнес все к яме. Яркий цвет пальто бросался в глаза, поэтому он взял толстый сук и постарался затолкать все вещи поглубже в яму. Затем около четверти часа собирал лапник и мох. И тщательно накрыл ими яму, чтобы случайные прохожие даже не подозревали о ее существовании. Несколько минут изучал результаты своих трудов, кое-что поправил и наконец остался доволен. Пожал плечами и пошел к машине. Достал из багажника ветошь, вытер сапоги, бросил ее на землю. Она лежала на виду – мокрая, грязная. Ничего. Ветошь – дело обычное. Она ни о чем не говорит, ничего не доказывает. Он сел в машину и завел мотор. По пути он думал о том, что все сошло благополучно и она получила по заслугам. 2 Перед многоквартирным домом на Росундавеген в Сольне стояла машина, черный «крайслер» с белыми крыльями и крупной белой надписью «Полиция» на дверцах, капоте и багажнике. Хотя на часах было всего половина девятого и ясный, звездный октябрьский вечер был не таким уж холодным, длинная улица казалась почти безлюдной. Редкие прохожие с любопытством смотрели на полицейскую машину, но интерес их тотчас угасал, так как вокруг нее ничего интересного не происходило. Двое полицейских сидят и дремлют, только и всего. Однако, если присмотреться к ним поближе, можно было сделать вывод, что они не очень-то похожи на обычных полицейских. Форма в полном порядке, портупея, дубинка, пистолет – все на месте. А отличие заключалось в том, что водителю, тучному мужчине с добродушным лицом и пытливыми глазами, как и его более стройному товарищу, который подпирал плечом стекло дверцы, было лет под пятьдесят. Нижние чины полиции обычно молодые спортивные парни. Если же встречаются исключения, то старшего сопровождает коллега помоложе. Двое в черно-белом «крайслере» надели форму патрулей для маскировки, в машине сидел не кто иной, как руководитель комиссии по расследованию убийств Мартин Бек и его ближайший коллега Леннарт Кольберг. Идея принадлежала Кольбергу. Он исходил из того, что ему было известно о человеке, за которым они охотились. Фамилия этого человека была Линдберг, прозвище – Батон, занятие – вор, специальность – кражи со взломом. Три недели назад Батон пришел в ювелирный магазин в центре Уппсалы и, грозя владельцу револьвером, заставил его отдать ювелирные изделия, часы и наличные, всего на сумму около двухсот тысяч крон. Все шло гладко, и Батон мог бы благополучно скрыться с добычей, но тут появился кто-то из служащих магазина. Со страху Батон нажал на курок, пуля попала сотруднице в лоб и уложила на месте. Батону удалось бежать, и когда стокгольмская полиция через два часа разыскала его на квартире невесты в Мидсоммаркрансен, он лежал в постели. Невеста клялась, что он простужен и последние сутки вообще не выходил на улицу. Обыск ничего не дал – ни брошей, ни часов, ни денег. Линдберга допросили, устроили очную ставку с владельцем магазина, однако тот колебался, потому что грабитель был в маске. Зато полиция не колебалась. Во-первых, Батон после долгой отсидки, естественно, был без денег, а от одного доносчика стало известно, что Батон сам говорил о намечаемом деле в другом городе, во-вторых, нашелся свидетель, который за два дня до налета видел, как Линдберг прохаживался по улице, где находился ювелирный магазин. Но Батон упорно твердил, что никогда не бывал в Уппсале, и в конце концов пришлось отпустить его за недостатком улик. Вот уже три недели Линдберга держали под наблюдением, полагая, что рано или поздно должен же он направиться туда, где спрятана добыча. Однако Батон явно учуял слежку. Раза два он даже приветливо махал следившим за ним сотрудникам в штатском. В конце концов Мартин Бек решил сам взяться за это дело, а Кольбергу пришла в голову блестящая мысль – нарядиться патрульными. Ведь Батон издалека распознавал полицейских в любом штатском одеянии, а на мундиры смотрел с презрительным равнодушием. Значит, в этом случае форма – лучшая маскировка. Так рассуждал Кольберг, и Мартин Бек, правда после некоторого колебания, согласился. Ни тот ни другой не рассчитывали на быстрый успех, тем приятнее они были удивлены, когда Батон, решив, что слежка прекращена, сел в такси и отправился на Росундавеген. Они не сомневались, что назревает что-то важное. Удалось бы взять с добычей, да еще с орудием убийства – уж тогда он не отвертится, – и задача их будет выполнена. Прошло полтора часа, как Батон вошел в дом через улицу. – Что у тебя в кобуре? – неожиданно спросил Мартин Бек. Кольберг расстегнул кобуру и протянул ему свое оружие. Игрушечный пистолет итальянского производства, очень похожий на настоящий и почти такой же тяжелый, как «вальтер» Мартина Бека, но стрелять из него можно было только пробками. – Отличная штука, – сказал Мартин Бек. – Мечта мальчишки. Все в управлении знали, что Леннарт Кольберг отказывается носить оружие. Большинство думало, что это связано с пацифистскими убеждениями, ведь Кольберг все время выступал за то, чтобы не брать с собой оружия на обычные дежурства. Но это была только половина истины. Мало кто, кроме Мартина Бека, знал подлинную причину отказа Кольберга носить оружие. Однажды Леннарт Кольберг застрелил человека. С тех пор прошло больше двадцати лет, но он не мог забыть тот случай и уже давно брал с собой оружие только на самые серьезные и опасные задания. Случилось это в августе пятьдесят второго, Кольберг тогда служил во втором участке округа Сёдер в южной части Стокгольма. Поздно вечером был принят сигнал тревоги из Лонгхольменской тюрьмы – три вооруженных человека пытались вызволить одного заключенного, в перестрелке был ранен охранник. К тому времени, когда машина, в которой сидел Кольберг, подоспела к тюрьме, преступники, обратившись в бегство, уже успели разбить свою машину об ограду моста Вестербрун, и одного из них схватили. Двое ускользнули в парк Лонгхольмен. Кольберг считался хорошим стрелком, и его отрядили вместе с другими окружать беглецов. С пистолетом в руке он спустился к воде и пошел вдоль берега, удаляясь от фонарей на мосту. Он всматривался во тьму, прислушивался, наконец остановился на омываемой волнами плоской плите. Наклонился, окунул руку в ласковую, теплую воду залива Риддарфьорден, а когда выпрямился, прозвучал выстрел. Пуля задела его рукав, прежде чем шлепнулась в воду. Стрелявший укрылся где-то в кустах на темном склоне наверху. Кольберг бросился на землю и заполз в ближайший куст. Потом все так же ползком двинулся к скале, которая возвышалась над тем местом, откуда, как ему показалось, прозвучал выстрел. Добравшись до скалы, он и впрямь увидел человека на фоне светлого залива. До него было шагов двадцать пять, он стоял боком к Кольбергу, держа в руке пистолет, и медленно поворачивал голову то влево, то вправо. За ним крутой откос спадал к воде. Кольберг тщательно прицелился ему в правую руку. В ту самую секунду, когда палец нажал спусковой крючок, кто-то выскочил из-за спины преступника, намереваясь схватить его за правую руку, ту самую, в которую целился Кольберг. И так же неожиданно он упал, покатился вниз по откосу. Кольберг не сразу понял, что произошло. Преступник бросился бежать. Кольберг выстрелил второй раз и попал ему в колено. Потом спустился на откос и посмотрел вниз. У самой воды лежал человек, которого он убил. Молодой полицейский из одного отделения с ним. Историю эту замяли. Но Кольберг так и не пришел в себя от шока. Вот почему уже много лет вместо настоящего пистолета он носил игрушечные. Впрочем, ни Кольберг, ни Мартин Бек не думали об этом, сидя в патрульной машине и ожидая, когда покажется Батон. С тех пор как Мартин Бек возглавил комиссию по расследованию убийств, ему вовсе не обязательно было заниматься такими делами, как наблюдение и слежка. И все же он нередко сам брался за подобные задания. Ему не хотелось совсем порывать с практической работой. Мартин Бек не любил бюрократии, заседаний и начальника управления. Зато он очень любил Кольберга и не представлял себе, как будет работать без него. Кольберг уже давно поговаривал о том, что бросит полицейскую службу, и в последнее время похоже было, что он готов вот-вот перейти от слов к делу. Мартин Бек знал, что Кольберг не разделяет господствующих в полиции взглядов и все больше воюет с собственной совестью. …Половина десятого. Кондитерская закрылась, в окнах домов начали гаснуть огни. Внезапно дверь подъезда отворилась, на тротуар вышел Батон. Руки в карманах, во рту сигарета. – Ни портфеля, ни сумки, – заметил Кольберг. – А карманы на что, – ответил Мартин Бек. – Или все уже сплавил. Надо проверить, у кого он был. Батон сделал последнюю затяжку и щелчком послал окурок в сторону. Затем поднял воротник, снова сунул руки в карманы и пошел через улицу к полицейской машине. – Сюда идет, – сказал Мартин Бек. – Черт… Что будем делать? Возьмем его? – Возьмем, – поддержал Кольберг.