— Как это понимать? Почему ты мне ничего не сказал? Почему я не знала, что свадьба состоится сегодня? Как ты мог? — мама негодовала, и я уже не завидовала папе. — Почему так? — Эли, не нужно принимать все так близко к сердцу. Поверь, это для ее же блага. Эли, успокойся. Элия! Нас никто останавливать не стал, у них были свои проблемы. Вернее, никто не стал останавливать зломордого и спасать меня. И очень хорошо. Вечером в парке, в непосредственной близости от храма темнейшей, народу было мало, а значит, и свидетелей не будет. И труп одного слишком наглого некроманта найдут не скоро, если я его добросовестно забросаю снегом. А я была очень добросовестной. И единственное, что сдерживало меня, не позволяя начать смертоубийство, — осознание моих сложных отношений с нежитью. Оживленцы меня любили и находили везде. И пускай камушка на мне уже не было, но с Асвера станется подняться и ко мне наведаться подмороженным трупом. Но были у меня вполне законные опасения, что сознательность продержится недолго, жажда крови была сильнее. Запорошенные снегом дорожки и скамейки серебрились в темноте. Фонари, горевшие через один мягким медовым светом, разбавляли это холодное великолепие островками тепла. Здесь было красиво и уютно, но я бесилась и на красоту внимания обращала мало. — Сень, я тебя сейчас отпущу, а ты пообещаешь не драться и спокойно меня выслушать. — Хорошо. Я тебя выслушаю, а потом закопаю. — Меня устраивает, — согласился он, отпуская меня на свободу. Отступив от него, я поправила курточку, с которой категорически отказалась расставаться и менять ее на что-нибудь «приличное», посверлила ну очень свеженькое умертвие, которое еще само в курсе не было, что уже почти покойник, тяжелым взглядом и мрачно потребовала: — Говори. — Может, присядем? — миролюбиво предложил он и снежок со скамьи стряхнул. Скрестив руки на груди, я упрямо осталась стоять на месте, глядя на зломордого исподлобья: — Сень, правда, давай присядем. Разговор будет долгий. — Я не хочу сидеть, я хочу стать безутешной вдовой. Прямо сейчас, — процедила я сквозь зубы, но все же послушно подошла к скамье и села. — Я понимаю, что ты злишься, — присев на корточки передо мной, белобрысый смертник медленно взял мои руки в свои. Очень медленно, вполне законно опасаясь получить по своим хваталкам во имя справедливости. Не получил. Я копила энергию на один единственный решительный бой, — но другого выхода из этой ситуации я не нашел. — Из какой ситуации? Асвер, мы теперь женаты, ты понимаешь? Женаты? — Понимаю, поверь. Но что мы еще могли сделать? Ты не хотела за меня выходить, я справедливо опасался очередного побега и… твой отец дал согласие на брак. Полагаю, он слишком хорошо тебя знает и также подозревал, что ты вновь сбежишь. Признай, дури тебе на это хватило бы… Я помрачнела еще больше и дернулась, в попытке высвободиться. Особенно обидно было именно из-за того, что о новом побеге я и не помышляла. Такая идея мне даже в голову не пришла. Зато окружающим пришла. Вот и кто из нас дурной, спрашивается? Были у меня серьезные подозрения, что это точно не я. — Прости-прости, — быстро исправился он, сильнее вцепившись в мои несчастные руки, — я не то хотел сказать. Прости. Не получается у меня с тобой нормально разговаривать, но я исправлюсь. Обещаю. Получается, отец знал, куда меня везет. И знал, что это не какой-то обряд обручения, а самая настоящая свадьба? Я отчаянно пыталась переварить полученную информацию. Та упорно не переваривалась. — Дела у наших родителей идут очень хорошо, и они были серьезно намерены породниться, — вещал Асвер, перебирая мои уже порядком отмороженные пальчики. Перчатки я, разумеется, забыла дома. Где посеял свои зломордый, я не знала, руки у него и без того были теплые. Что было совсем не характерно для человека его профессии. — Вот и породнились, — мрачно констатировала я, — знала же, что нельзя тебе верить. Гад ты, и зря я тебе белочку тогда подбросила. Волка надо было. — Сенечка, — простонал он, прикрыв глаза. Глубоко вздохнул и застыл. — Эм… Асвер? — Не мешай, — велел он напряженно. — Не буду. Ты только скажи, что ты делаешь? — Ничего хорошего от зломордого я уже не ждала и законно опасалась получить еще какую-нибудь подлянку бонусом. В подарок на свадьбу, так сказать. — Успокоиться пытаюсь, иначе опять гадостей наговорю и мы поссоримся, — ответил он, не открывая глаз. — А-а-а, ну ты успокаивайся-успокаивайся, — согласилась я и послушно замолчала, поощряя желание зломордого не ссориться. В конце концов, у меня в планах на него еще поорать и поубивать, и если он сейчас первый начнет, то вряд ли у меня уже что получится. — Сень, помнишь, ты интересовалась насчет купеческой дочки, — спросил он спустя некоторое время, кажется, все же успокоившись, — о которой я отцу рассказывал? — Помню. Ты еще на ней жениться собирался. И я теперь даже не знаю что думать. Непостоянный ты какой-то оказался. — Потому так легко на обручение согласилась? — спросил он с нездоровым любопытством. — Рассчитывала отделаться всего лишь обручением? — Скажем так, скоропалительная свадьба в мои планы не входила, — ответила осторожно; даже не думаю рассказывать ему про отворотное зелье, мысль о котором и сподвигла меня на столь героический шаг. Да я и сама об отворотном зелье думать забыла, теперь у меня были совершенно другие планы. Намного страшнее. Я собиралась устроить зломордому веселую жизнь. Планировала испытывать на нем все новые, не опробованные еще зелья, мази, настойки и порошки. Некроманты — они живучие, и иметь такого в быту было очень даже неплохо. — Не входила… — Зломордый усмехнулся невесело и огорошил меня чистосердечным признанием: — Что ж, ты права. Некая купеческая дочка и вправду имела место быть. И я даже рассматривал возможность отказаться от женитьбы на сбежавшей девице, чтобы осчастливить совершенно другую девушку… — Тоже мне подарочек какой, — пробормотала я недовольно. — Не перебивай, — велел он, досадливо морщась, — а не осчастливил я ее, потому что узнал одну интересную вещь. Видишь ли, ведьма, так сложились звезды, что девушка, на которой я готов был жениться, и сбежавшая невеста, которую мне и искать-то не хотелось, оказались одним и тем же человеком. Поняла? — Ага, — уверенно, кивнув, подтвердила я и добавила, чтобы он уж точно осознал, что я совсем все поняла: — Ты женских романов перечитал, и тебя контузило. Или тебя кто-то по голове сильно приложил, — вспомнив свои подвиги на этом поприще, чуть виновато уточнила, — возможно, даже я. Ты теперь невменяемый и для общества опасный. Давай вернемся домой, вызовем целителя, он тебя осмотрит. Может, капелек выпишет или таблеточки какие. А если ничего уже помочь тебе не может, так мы учреждение специализированное выберем. Самое лучшее. — Все сказала? — спросил он мрачно, не оценив моей осведомленности. — Еще нет. У меня еще несколько вопросов к тебе имеется: скажи-ка мне, Градэн, неужели я действительно похожа на законченную дуру? Полагаешь, что я могу поверить, будто у тебя там ко мне такие внеземные чувства, что ты даже жениться согласен был, толком ничего обо мне не зная? Я умная, зломордый, и как умная заявляю: ты дурак! — Очень умное заявление, — язвительно согласился он, проглотив «зломордого», только скривился немного. — Еще какое умное, — подтвердила я уверенно, — ты меня все годы обучения в академии доставал. Издевался надо мной по-всякому, жить спокойно не давал, а теперь оказывается, что это все от большой любви? — Сень, скажи, а ты помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросил он. — Конечно, помню! — Возмущенная его вопросом, я уже готовилась назвать день и место, даже рот открыла, а потом закрыла. Я не помнила. Совсем. Как-то так получилось, что я знала его с самого начала. И недолюбливала. Но когда именно мы познакомились, вспомнить не могла. Первые несколько месяцев обучения вообще начисто стерлись из памяти. И были у меня серьезные подозрения, что это все благодаря успокоительному, которое я в то время литрами пила. — Первый день занятий, раннее утро, коридор, ведущий к мужскому общежитию, — заговорил он со странной улыбкой. — Директор собирал всех первокурсников в аудитории на первом этаже, дабы произнести торжественную речь. Ты заблудилась и оказалась совсем не там, где должна была быть. Там мы и встретились впервые. — Не помню, — вынуждена была признать я, глядя на свои руки. Ноготь на указательным пальце был обгрызен, и это особенно сильно бросалось в глаза на фоне аккуратно подстриженных некромантских ногтей. — Конечно, не помнишь, — согласился он, задумчиво поглаживая мои руки, — зато помню я. Признаться, это сложно было бы забыть. Ты была такой потерянной и несчастной. И мне почему-то сразу понравилась. Первое время все шло хорошо, но недолго. Когда однажды вечером после занятий ты просто прошла мимо, даже не глянув в мою сторону, я заподозрил неладное. Подозрения мои подтвердились на следующий день. Замечать меня ты перестала, а если я сам пытался с тобой заговорить, то всегда была рассеянной и пыталась как можно быстрее закончить разговор. — А вот это, кажется, помню, — отозвалась я, морщась. Тот период я и правда смутно помнила. Это была самая ужасная неделя в моей жизни, после которой, видимо, Асвер и стал меня доводить. Успокоительное уже составляло почти восемьдесят процентов всей жидкости в моем организме и почти перестало действовать, — мне тогда казалось, что меня вот-вот найдут. Извелась вся. Запас успокоительного в лазарете перевела окончательно. — Я этого не знал, — признался Асвер, продолжая рассказ, — разозлился. Еще и отец прислал письмо, заверяя меня, что невесту в скором времени найдут и помолвка состоится. А потом ты мне на глаза попалась и… — И? Ты договаривай-договаривай. Должна же я знать, почему уже третий год мне от тебя жизни нет. — Потому, ведьма, что я тогда поступил некрасиво и сорвался на тебе. А ты меня увидела. Впервые за несколько дней ты посмотрела именно на меня. Это и решило дело. — То есть ты меня просто так доставал, что ли? — Считай, это был не очень удачный способ обратить на себя твое внимание. — Я была права, Асвер. Дурак ты, — констатировала я скорбно, подняв взгляд к темному небу. — Зато теперь женатый дурак и ты можешь гордо разделить со мной это звание, — оптимистично заметил он, пощупал мои пальцы, которые по температуре сравнялись с окружающей средой, и озабоченно спросил: — Ты замерзала? — А ты как думаешь? На улице уже совсем зима, а я без перчаток и сижу на холодном, и тут кругом снег вообще-то. — Одна беда с тобой, — вздохнул он несчастно, но тут же приободрился, — пойдем домой. Я тебя согрею. — Сама согреюсь. — Сень, у нас вообще-то сегодня первая брачная ночь. — Ничего не знаю. Платья красивого у меня не было, гостей не было, традиции не соблюдены, значит, и никакой брачной ночи не будет, — уверенно заявила я, с удовлетворением разглядывая недовольного некроманта. Зломордый насупился: — Обряд бракосочетания был проведен. Если помнишь, ты на нем присутствовала. — Ну, если тебе так уж нужно, то обратись к хранителю. Он тоже на обряде присутствовал, — предложила я миролюбиво, — эту измену я готова тебе простить. — Сенья… — Она самая. — Высвободив руки, я бодро поднялась, заставив Асвера отшатнуться, и потребовала: — Пошли. Меня ждет горячая ванна и мягкая кроватка! Полюбовавшись на приунывшего после упоминания мягкой кровати зломордого, я уверенно побрела на выход. Никого убивать мне уже не хотелось. Остановлена была на четвертом шаге деликатным покашливанием: — Сень, выход в другой стороне. Я замерла, подозрительно посмотрела на расчищенную дорогу передо мной, обернулась, посмотрела туда и уже не так уверенно пошла на выход, наградив Асвера недобрым взглядом. В голове уже зрела парочка идей для превращения жизни зломордого из однообразной в яркую и непредсказуемую.