Кеикилани печально вздохнула. — Я пыталась. Отец, как всегда, пришёл в ярость, опять обвинив во всём Чёрный Тотум. Мама призадумалась над моими словами, но мы не можем ничего доказать. Мало ли что я могла слышать. Мне могло и показаться. Это было много лун назад. После, мне давали пить успокаивающий дух напиток, и во время ритуалов я спала. Мне могло показаться… — повторила Кеикилани. Я задумался над словами девушки. Да, ей могло показаться, но я считал, что это не так. Я не верю ни в какие иные миры, явления божеств и тем более, чтобы всё происходящее в мире видений переходило в реальный мир. От размышлений меня отвлёк неуверенный голос Кеикилани. — Мартин, что такое «люблю»? Я удивлённо посмотрел на девушку. Неужели у них нет понятия этого слова? Или просто она не знает его значения на моём языке? Как бы ей объяснить? Пришла моя очередь смущаться. Как жаль, что я не поэт. — Любить… это значит чувствовать глубокую привязанность к кому-либо, быть преданным ему, — я изо всех сил старался подобрать слова. — Любить — значит принимать человека таким, какой он есть, радоваться ему, заботиться, даже в плохом настроении и самочувствии. Это когда хочешь проводить вместе время, просто так, даже не разговаривая и ничего не делая. Когда молчание не давит, а наоборот, дарит лёгкость. Когда видишь человека или думаешь о нём и у тебя только от этого сразу поднимается настроение. Или даже в плохом настроении стараешься не обидеть. Любить — значит быть рядом, несмотря на расстояния, сопереживать, не поучая, отдавать лучшее и верить в успех несмотря ни на что и даже порой вопреки всему, быть чутким, а не навязчивым. И ты становишься сильнее, смелее. Рядом с любимым человеком ты чувствуешь себя счастливым. Любовь — это обязательно нечто светлое, чистое и бескорыстное. Я замолчал, чувствуя, что девушке нужно время осмыслить мои слова. Хотя и сам я был поражён такими познаниями в этом вопросе. Это сейчас я спокойно записываю этот диалог и даже усмехаюсь (хотя сердцебиение участилось). Но в тот момент, сидя рядом с Кеикилани и всё ещё держа её ладошку в своей руке, меня захлёстывали эмоции. Раньше мне как-то не доводилось рассуждать о любви. В университете мы, конечно, затрагивали эту тему на философии, но я был несерьёзен тогда. Сейчас же я понимал, что, действительно, полюбил эту девушку. Наверняка она поняла не все слова из моего объяснения. И я уже было хотел ей их объяснить, но тут она сказала: — Тогда и я люблю тебя, Мартин. Я растерял все слова, я видел только её глаза. Всё остальное перестало существовать. И в этих глазах появилось что-то новое, чего прежде там никогда не было. Там появился я. Я хотел поцеловать её, я остро и жгуче ощущал это желание. Я потянулся к ней, не отдавая себе отчёт. И она потянулась в ответ. Я коснулся рукой её нежной щеки. Наши губы встретились лишь на мгновение. Но в тот же миг мы услышали какой-то шум неподалёку, и девушка отодвинулась, её шелковистые волосы скользнули в моих пальцах. Они действительно очень мягкие. Кеикилани подняла на меня глаза, в них было столько нежности и грусти. — Мартин, ты, действительно, чувствуешь ко мне всё то, что ты сказал? Я смог лишь утвердительно кивнуть. — Я тоже, — негромко проговорила девушка. — Но у нас в племени нет такого слова «любовь». Нет даже таких чувств, которые можно было бы описать этим словом. Она немного помолчала. — Какой у тебя план, Мартин? — спросила она. — Как ты можешь помочь моему племени? — Сначала скажи, — начал я, — сможем ли мы принять участие в следующем ритуале? — Не просто сможем, — печально вздохнула девушка, — мы точно будем участвовать. Нас принесут в жертву Солею. Бог не прощает. Он мстит. — Мстит руками шамана, — вставил я. Девушка согласно кивнула. — Я слышала разговор отца и шамана, — продолжила Кеикилани. — Шаман смог убедить отца, что мы с тобой нарушили законы нашего племени, разгневали Солея. Он сказал, что меня сразу нужно было принести в дар Солею, ещё тогда, в первый ритуал. Из-за этого мы навлекли на себя гнев Солея. И теперь должны быть принесены в жертву, чтобы наш бог простил нас. — Отлично, — улыбнулся я своим мыслям, а Кеикилани удивлённо на меня посмотрела. Я объяснил: — Во время ритуала мы не выпьем тот напиток вместе со всеми. Дождёмся, пока они погрузятся в транс (попутно я объяснил значение этого слова) и сбежим. Только до этого надо построить плот или лодку. Кстати, твоя мама знает, что отец согласился принести тебя в жертву? — Нет, — отрицательно покачала головой девушка, — моя мама не знает пока, и я не говорю ей, что слышала. Но, боюсь, они и её принесут в жертву, потому что, когда она узнает… — Да, твоя мама — сильная женщина, — согласился я. — Итак, надо поговорить с твоей мамой, Кеикилани. Объяснить ей наш план. Мы можем взять её с собой. — А как же все остальные? — вдруг спросила девушка. — Мы оставим их, а сами сбежим? — Боюсь, Кеикилани, что мы не сможем помочь всем, — я попытался снова взять девушку за руку, но она отдёрнула её. — Кеикилани, нам нужно спасать себя. Мы просто не в силах им всем помочь… Девушка вскочила. — Но ты говорил, что любовь делает человека сильнее, смелее. А сбежать — это трусость, Мартин. Я не могу бросить свой народ! Они будут гибнуть. Как я буду жить, зная это? Зная, что каждую полную луну может погибнуть невинный ребёнок? Разве смогу я быть счастлива тогда? — Но не эти ли люди избегали тебя, когда узнали, что ты Дракон? — в сердцах выкрикнул я. — Не они ли окружили тебя гневом, страхом, презрением, оставив в одиночестве со своим горем? Сказав это, я тут же пожалел, но было поздно. Глаза Кеикилани наполнились болью. — Они! — тихо, но твёрдо ответила девушка. — Но ведь я — не они. И не их вина, что шаман внушил им страх перед Чёрным Тотумом. Он управляет ими. А я буду бороться! Она развернулась и ушла. Я кричал ей вслед, звал, умолял вернуться, но она ушла. Как же зол я был на себя в тот момент! Какими словами только не ругал себя. И понял, что люблю эту храбрую и самоотверженную девушку ещё сильнее. Но вот что она теперь чувствует ко мне? Наверняка презрение. Что ж, я это заслужил. И она права, это её племя, её люди — она не сможет жить счастливо, зная, что они страдают. Надо что-то придумать. 22 августа Сегодня Кеикилани не пришла. Я ждал, метался в своей пещере, как зверь. Приходила Нароми, обрабатывала мои раны, которые выглядели уже вполне прилично, да и чувствовал я себя неплохо. Как только Нароми вошла, я тут же забросал её вопросами о Кеикилани. Бедная женщина с трудом меня понимала, тяжело вздыхала и неодобрительно качала головой. Единственное, что она сказала, что с Кеикилани всё хорошо, но она не хочет меня видеть. Я уговорил Нароми передать девушке, что я очень сожалею о своих словах, что хочу с ней поговорить и всё объяснить. Что нельзя из-за одной ссоры разрывать все отношения. Нужно уметь разговаривать. Я был не прав и очень хочу извиниться. Но Нароми не поняла и трети из моих слов, пришлось просить передать хотя бы извинения и просьбу поговорить. 23 августа Пришла Нароми, хмурая и встревоженная. Если я правильно её понял, то Кеикилани не хочет ни о чём со мной говорить. Ещё женщина обвинила меня в том, что из-за меня её дочь плачет. Я готов был на стену пещеры лезть. Что же я натворил! Как мне исправить это? Как поговорить с Кеикилани? Я стал умолять Нароми отвести меня к дочери. Но туземка лишь отрицательно качала головой. Я не могу потерять Кеикилани! Я должен с ней поговорить! Должен объяснить, что иногда у людей случаются минуты слабости, и они говорят не то, что думают. Бывает, страх берёт верх, и ты не можешь ему сопротивляться. Да, я хотел бежать, забрав лишь Кеикилани и, может, её мать. Ещё раньше я хотел бежать сам. И если быть честным до конца, то при возможности я бы сбежал. Но то было давно, людям свойственно менять взгляды и мнение. Также людям свойственно ссориться, и это не значит, что чувства мгновенно уходят или их и не было. Просто мы все разные, это нормально, что в какой-то момент мы можем по-разному смотреть на вещи. И совершенно нормально быть не в настроении, и нечаянно сорваться и сказать что-то не то. «… даже в плохом настроении стараешься не обидеть! Хочешь защитить!» Эти слова предстали перед моими глазами, как будто были выжжены в воздухе. И ведь это я сам сказал Кеикилани. Это мои слова. Бедная девочка, это ведь наверняка впервые в её жизни: сначала такое признание, а потом полное противоречие сказанному. Да, я ведь и про смелость тоже говорил. Осёл! Какой же я осёл!!! Как же я хотел поговорить с ней! Как сильно я хотел её увидеть! Объяснить, раскаяться. Обнять!!! Моя прекрасная Кеикилани… 27 августа Несколько дней не хотелось писать. Я многое перепробовал. Снова уговаривал Нароми отвести меня к Кеикилани. Просил уговорить девушку прийти ко мне. Уговаривал, умолял, чуть ли не кричал от отчаяния. Всё впустую. Потом пытался уговорить себя, что так будет лучше. Если Кеикилани не может простить мне такой пустяк (ну почти пустяк), то что же было бы дальше? Потом я злился на девушку. Злился на себя, на проклятый остров и не менее проклятый океан. Я сходил с ума. Не мог ни есть, ни пить. Аппетита нет до сих пор. Мне кажется, что стены пещеры сжимаются и что я уже никогда отсюда не выберусь. Может, даже будет лучше, если меня принесут в жертву. Этакий иноземный дар божеству. Жить в заточении немыслимо, я больше не могу это выносить. И выносить дни без Кеикилани не могу тем более. Поэтому уж лучше жертвоприношение. Но в жертву хотят принести и Кеикилани! Ни за что! Я не позволю! И тут у меня зародилась одна мысль. Я стал терпеливо ждать приход Нароми. 1 сентября