К счастью, извозчика Джонсон не отпустил, а потому тотчас поднялся и поехал обратно на Брид-порт-плейс. Доктор еще не вернулся, но его ожидали с минуты на минуту. Нервно барабаня пальцами по колену, Роберт сидел в просторной, тускло освещенной комнате, воздух в которой пропитался слабым тошнотворным запахом эфира. Мебель выглядела массивной, книги в шкафах солидно поблескивали, а старинные черные часы на камине мрачно тикали, сообщая, что уже половина восьмого, и отсутствует он целый час и еще пятнадцать минут. Что подумают о нем жена и теща! Всякий раз, слыша далекий стук двери, он вскакивал со стула в тщетной надежде услышать низкий, гудящий голос доктора Майлса. И вот наконец настал радостный момент! Раздались быстрые шаги, а потом с резким щелчком в замке повернулся ключ. Прежде чем доктор успел переступить порог, Роберт Джонсон уже выскочил в холл. — Умоляю, доктор, я приехал за вами! — закричал он. — В шесть часов жена почувствовала себя плохо! Он и сам не знал, чего ожидает от уважаемого специалиста. Пожалуй, какого-то очень энергичного действия: чтобы тот поспешно схватил какие-то лекарства и вместе с ним бросился по освещенным газовыми фонарями улицам. Вместо этого доктор Майлс сунул зонт в подставку, раздраженно снял шляпу и подтолкнул Джонсона обратно в приемную. — Итак, уважаемый, давайте уточним обстоятельства. Вы ведь ко мне ЗАПИСЫВАЛИСЬ, не правда ли? — спросил он отнюдь не самым любезным тоном. — Да, доктор, записывался еще в ноябре. Галантерейщик Джонсон с улицы Нью-Норд-роуд. — Да-да, вижу. Немного запоздали, — заметил доктор, глядя на перечень имен в блокноте с очень блестящей обложкой. — Как она? — Право, я не… — Ах да, конечно, это же ваш первенец. В следующий раз уже будете понимать больше. — Теща, миссис Пейтон, велела немедленно вас вызвать, сэр. — Мой дорогой, в первый раз спешка ни к чему. Скорее всего, придется ждать всю ночь. Видите ли, мистер Джонсон, паровоз без угля не поедет, а у меня после легкого ланча и крошки во рту не было. — Но мы сможем что-нибудь для вас приготовить. Горячее блюдо и чашку чая. — Благодарю. Думаю, что меня уже ждет плотный обед. Все равно на ранних этапах я ничем не смогу помочь. Так что возвращайтесь домой и скажите, что доктор скоро будет, а я непременно приеду, как только выйду из-за стола. При виде человека, способного в такой момент думать о собственном обеде, Джонсона охватил ужас. Ему не хватало воображения, чтобы осознать, как событие, казавшееся ему самому столь пугающим и знаменательным, может быть для медика всего лишь ежедневной рутиной. Более того, если бы среди рабочей суеты доктор Майлс забыл о собственном здоровье, то не протянул бы и года. В этот момент он показался Джонсону почти чудовищем. Погруженный в горькие мысли, Роберт поспешил обратно в магазин. — Ты не спешил! — укоризненно заявила теща, глядя с лестницы на вошедшего зятя. — Так получилось. Ничего не мог поделать! — тяжело дыша, ответил тот. — Уже все закончилось? — Еще чего! Закончилось! Прежде чем бедняжке станет легче, будет намного хуже. Но где же доктор Майлс? — Сейчас пообедает и приедет. Миссис Пейтон хотела что-то ответить, но в этот миг из-за приоткрытой двери ее позвал высокий жалобный голос. Она тут же побежала обратно в спальню, а потрясенный Джонсон вернулся в магазин, где отпустил мальчика и принялся с яростью закрывать ставни и наводить порядок. Наконец, закончив работу, ушел в расположенную за торговым залом гостиную и сел с намереньем терпеливо ждать, однако не смог усидеть и пары минут. Вскочил, сделал несколько нервных шагов по комнате и снова упал в кресло. Неожиданно до его слуха донесся звон фарфора, и мимо двери прошла горничная с подносом, на котором стояли чайник и чашка. — Для кого это, Джейн? — спросил хозяин. — Для госпожи, мистер Джонсон. Она попросила чаю. Эта домашняя, уютная чашка чаю несказанно утешила его. Если жена способна думать о таких вещах, значит, дела не совсем плохи. На сердце стало так легко, что он и сам спросил чаю. А едва допил, появился доктор Майлс с небольшим черным чемоданчиком в руке. — Ну и как она? — спросил он добродушно. — О, намного лучше! — с энтузиазмом ответил Джонсон. — Боже мой, это плохо, — отозвался доктор. — Может, лучше я загляну к вам во время утреннего обхода? — Нет-нет, что вы! — вскричал Джонсон, в отчаянье ухватившись за толстое ворсистое пальто. — Мы так рады вашему приходу! Прошу вас, доктор, осмотрите ее и скажите свое мнение. Доктор отправился наверх, звуки тяжелых уверенных шагов разнеслись по всему дому. Джонсон прислушивался к скрипу его ботинок наверху, и звук немного успокаивал. Твердые решительные шаги свидетельствовали о профессиональной компетентности. Вскоре, напрягая слух в попытках понять, что происходит, Джонсон услышал, как наверху двигают стул, а в следующий момент дверь спальни распахнулась и кто-то бегом бросился вниз по лестнице. Решив, что случилось нечто ужасное, Джонсон испуганно вскочил. Волосы встали дыбом, однако оказалось, что взволнованная теща всего лишь спустилась в поисках ножниц и тесьмы. Она тут же скрылась, а мимо лестницы прошла Джейн со стопкой чистых простыней. Потом, после периода тишины, Джонсон снова услышал скрип ботинок, и тяжелой походкой в гостиной появился доктор. — Уже лучше, — заявил он, не убирая руки с двери. — Однако вы побледнели, мистер Джонсон. — Нет-нет, сэр, что вы! — небрежно ответил молодой человек, вытирая платком пот со лба. — Поводов для серьезной тревоги нет, — заметил доктор Майлс. — Конечно, процесс идет не совсем так, как хотелось бы, однако все же будем надеяться на лучшее. — Есть ли опасность, сэр? — в страхе пробормотал Джонсон. — Опасность, разумеется, есть всегда. Случай не совсем благоприятный, однако могло быть и хуже. Я дал ей микстуру. По пути сюда я заметил, что напротив строится новое здание. Квартал развивается, следовательно, рента будет повышаться. Вы заключили договор долгосрочной аренды, а? — Да-да, сэр, конечно! — воскликнул Джонсон, не переставая прислушиваться к долетавшим сверху звукам, но в то же время испытывая громадное облегчение оттого, что в такой ответственный момент доктор способен с легкостью беседовать на посторонние темы. — То есть нет, сэр. Плачу каждый год. — О, на вашем месте я бы перешел на более надежные условия. Чуть дальше по вашей улице живет часовщик Маршалл. Я дважды принимал роды у его жены и лечил его самого от брюшного тифа. Недавно с Принц-стрит убрали дренажную канаву. Так вот, после этого небольшого благоустройства владелец дома повысил стоимость аренды почти на сорок процентов. Пришлось выбирать: платить или съезжать. — У жены часовщика все прошло успешно, сэр? — Да, она прекрасно справилась. Ну все, все, успокойтесь! Доктор вопросительно взглянул на потолок и поспешно поднялся обратно к роженице. Мартовский вечер выдался холодным, поэтому Джейн разожгла камин. Однако ветер погнал дым вниз, и гостиная наполнилась едким запахом. Джонсон продрог до костей, но не столько от дурной погоды, сколько от дурных предчувствий. Он сел возле камина и протянул к огню тонкие белые руки. В десять Джейн принесла тарелку холодного мяса и накрыла стол к ужину, однако Джонсон не смог даже притронуться к еде. Но все же выпил стакан пива и почувствовал себя лучше. До предела напряженные нервы обострили слух, и сейчас он не пропускал ни единого доносившегося сверху звука. Один разок, пока пиво еще действовало, он даже осмелился на цыпочках подняться по лестнице с намереньем узнать, что происходит. Дверь спальни осталась на полдюйма приоткрытой, и сквозь щель он увидел чисто выбритое лицо доктора — более утомленное и встревоженное, чем прежде. Словно лунатик, Джонсон бросился вниз. Пытаясь отвлечься, он подошел к входной двери и стал смотреть на улицу. Магазины уже закрылись, а из паба вывалилась подпившая шумная компания. Джонсон постоял, пока гуляки не разошлись, и вернулся на свое место возле камина. В затуманенном мозгу возникли вопросы, которых раньше он никогда себе не задавал. Где справедливость? Чем провинилась его милая, ласковая маленькая жена и за что ей приходится так страдать? Почему природа настолько жестока? Он испугался собственных мыслей и вместе с тем удивился, почему до сих пор они никогда не появлялись. Когда забрезжило утро, изможденный, дрожащий Роберт Джонсон все еще сидел возле камина в накинутом на плечи пальто, неподвижно смотрел на кучку серой золы и безнадежно ждал хотя бы небольшого облегчения. От долгой монотонности несчастья лицо стало белым, проступила испарина, а нервы напряглись до бессознательного состояния. Внезапно все чувства вновь ожили: он услышал, что дверь спальни открылась, и доктор начал неторопливо спускаться по лестнице. Педантичный и неэмоциональный в обычной жизни, сейчас Роберт Джонсон с трудом сдержал крик и бросился навстречу, чтобы узнать, закончилось ли мучение. Однако одного взгляда на суровое, осунувшееся лицо доктора оказалось достаточно, чтобы понять, что хороших новостей нет. За последние несколько часов внешность доктора Майлса изменилась не меньше, чем внешность Джонсона. Волосы растрепались, лицо покраснело, на лбу выступили капли пота. Взгляд наполнился особой пронзительностью, а губы приняли воинственное выражение, свойственное человеку, долго и упорно боровшемуся с самым злостным врагом за самый ценный и желанный трофей. Однако в чертах читалась и печаль — признак возможной победы противника. Доктор тяжело опустился в кресло и опустил голову на руку, как будто окончательно лишился сил. — Считаю своим долгом сообщить вам, мистер Джонсон, что случай чрезвычайно сложен. Сердце вашей жены оказалось недостаточно крепким: появились некоторые неблагоприятные симптомы. Поэтому если пожелаете пригласить еще одного специалиста, буду очень рад встретить любого, кого вы выберете. Роберт до такой степени отупел от бессонной ночи и устрашающего известия, что не сразу понял, что именно доктор имеет в виду. Заметив недоумение, тот решил, что клиент подсчитывает расходы. — Смит или Хейли приедут за пару гиней, — подсказал доктор Майлс. — Однако считаю, что лучше вызывать Притчарда с Сити-роуд. — Да, конечно, вызовем лучшего! — воскликнул Джонсон. — Притчард запросит гонорар в три гинеи. Но он самый опытный. — Я готов отдать все, что имею. Лишь бы помог. Мне бежать за ним? — Да. Только сначала загляните ко мне домой и попросите зеленую холщовую сумку. Ассистент ее даст. И еще скажите, что необходима микстура из одной части спирта, двух частей хлороформа и трех частей эфира. Для чистого хлороформа сердце вашей жены слишком слабо. А затем отправляйтесь к Притчарду и привезите его. Джонсон несказанно обрадовался возможности заняться делом и в меру сил поддержать жену. Он бегом бросился на Бридпорт-плейс. Шаги гулко отдавались на пустынной мостовой, а большие темные полицейские с подозрением направляли на него свет фонарей. Два звонка срочного вызова разбудили ассистента. Сонный, полуодетый, он тотчас выдал закупоренную стеклянную бутылку и зеленую сумку, в которой при каждом движении что-то звякало. Джонсон засунул бутылку в карман, схватил сумку и, как можно плотнее надвинув шляпу, со всех ног побежал на Сити-роуд, где отыскал выгравированное белыми буквами на красном фоне имя доктора Притчарда. Он радостно запрыгнул на три ступеньки и услышал громкий звон. Обернулся и увидел, что бутылка выскочила из кармана и разбилась вдребезги. В первый миг Джонсону показалось, что это рассыпалось на мелкие части тело жены. Однако бег немного освежил ум: он догадался, что дело поправимо, и принялся изо всех сил дергать шнур ночного звонка. — В чем дело? — прозвучал рядом хриплый сердитый голос. Джонсон отпрянул и посмотрел на окна, но признаков жизни не заметил. Снова приблизился к звонку с намереньем потянуть шнур, но свирепый рык отбросил его от стены. — Я не могу всю ночь стоять здесь на холоде, — возмущенно проворчал голос. — Или говорите, кто вы такой и что вам нужно, или закрою трубу. Только сейчас Джонсон заметил в стене над звонком выход переговорного устройства и прокричал: — Нужно, чтобы вы немедленно отправились со мной на роды. Вас вызывает доктор Майлс. — Далеко? — осведомился раздраженный голос. — Нью-Норд-роуд, Хокстон. — Мой гонорар составляет три гинеи. Платить сразу всю сумму. — Хорошо! — крикнул Джонсон. — Только возьмите с собой бутылку микстуры из спирта, хлороформа и эфира. — Понял. Подождите немного! Спустя пять минут дверь распахнул пожилой человек с суровым лицом и подернутыми сединой волосами. Вслед откуда-то из темноты донесся женский голос: — Не забудь шарф, Джон. В ответ доктор Притчард что-то сердито пробормотал через плечо. Консультант был человеком, закаленным бесконечным трудом. Как замечали многие, потребности собственной растущей семьи заставляли его ставить коммерческую сторону профессии выше филантропической. Однако под суровой внешностью скрывалось доброе сердце. — Сейчас побьем все рекорды по бегу, — заметил он, остановившись и тяжело дыша после пятиминутной попытки угнаться за Джонсоном. — Я бы шел быстрее, дорогой сэр, если бы мог. Вполне разделяю ваше беспокойство, но шагать в ногу с вами я не в состоянии. Поэтому сгоравший от нетерпения Джонсон был вынужден сдержать пыл. Зато, оказавшись перед своим домом на Нью-Норд-роуд, бросился вперед и заранее распахнул перед доктором Притчардом дверь. Он услышал, как специалисты встретились возле спальни, и уловил обрывки разговора: — Простите, что побеспокоил… Тяжелый случай… Достойные люди… Затем диалог перешел в невнятное бормотанье, и дверь закрылась. Джонсон снова опустился в кресло и весь превратился в слух, понимая, что кризис уже совсем близко. Даже начал различать поступь доктора Притчарда, заметив в ней тягучесть — в отличие от твердого, четкого шага Майлса. После нескольких минут тишины послышался странный, пьяный, певучий голос, не похожий ни на один из прежних звуков. В то же время со второго этажа в гостиную проник слабый, незаметный для менее обостренных нервов сладковатый запах. Вскоре голос стих до приглушенного гуденья, а потом и вовсе смолк. Джонсон вздохнул с облегчением, поняв, что лекарство подействовало: теперь, что бы ни случилось, страдалица уже не почувствует боли. Однако спустя пару минут тишина оказалась еще более мучительной, чем недавние крики. Роберт не понимал, что происходит наверху, и сознание предлагало разнообразные ужасные варианты. Поднявшись и подойдя к лестнице, он услышал клацанье металла о металл и приглушенные голоса врачей. Потом испуганно, умоляюще произнесла пару слов миссис Пейтон, и снова что-то забормотали доктора. Двадцать минут Джонсон стоял, прислонившись спиной к стене, и прислушивался к обрывкам разговора, но не мог разобрать ни единой фразы. И вдруг тишину прорезал удивительный тоненький писк. Миссис Пейтон что-то восторженно воскликнула. Джонсон бросился в гостиную, упал на набитый конским волосом диван и принялся в экстазе бить пятками по подлокотнику. Однако часто огромная коварная кошка по имени Судьба ненадолго выпускает нас из своих когтей лишь для того, чтобы через мгновение схватить еще крепче. Минуты тянулись долгой чередой, но сверху не доносилось никаких звуков, кроме этого тоненького призрачного писка. Приступ радости миновал, и теперь Джонсон лежал, не дыша и напряженно прислушиваясь. Доктора наверху двигались медленно, а переговаривались негромко. Однако время шло, но все не было слышно того голоса, которого Роберт так ждал. От долгого ночного бдения и бесконечного страха нервы притупились: теперь он мог лишь тупо, обреченно ждать. Когда доктора спустились, он собрался с силами и сел — взъерошенный, несчастный человек с грязным потным лицом и взлохмаченными от бега и страданий волосами. Потом встал, опираясь о каминную полку. — Умерла? — спросил он неживым голосом. — В порядке, — ответил доктор Майлс.