Глава 17. Люба — Что ты сделал? — визжу, пихая в сторону своего тупоголового брата, пока мой дипломный руководитель со стоном складывается пополам и падает на колени к нашим ногам. — Твою… мать… — хрипит Романов, роняя на грудь голову в капюшоне и упираясь рукой в землю. — М-м-м… В ужасе хватаюсь за голову. Я понятия не имею, что все это такое было и как такое вообще возможно, чтобы два взрослых мужика могли устроить мордобой прямо на ровном месте! — Ты совсем больной?! — швыряю в Глеба своей варежкой и сотрясаю руками воздух. — Вызови скорую! — Какую, млин, скорую? — психует он, загребая с крыши своей машины снег и прикладывая его к небритой щеке. — Что это за дебил?! Из дверей круглосуточного магазина выходит пара мужчин, поглядывая на нас и на то, что у нас тут творится. — Может надо было сначала спросить?! — топаю ногами. — Что ты с ним сделал?! — Оклемается, — рычит Глеб, с проклятиями расхаживая туда-сюда и разминая свою челюсть. У меня нет ни единого грамма сочувствия. Если бы могла, двинула бы ему по второй щеке. — Мало тебе, — бросаю в него вторую варежку. — Отойди! Я встретила Новый год в машине, потому что у Глеба в этом поселке какие-то темные дела, и потому что встречать Новый год с ним в машине лучше, чем встречать его дома одной. Он… весь вечер таскает меня с собой по городу, а еще мой брат хочет, чтобы я познакомилась с каким-то «хорошим парнем», с которым он вместе служил в армии на этой своей Камчатке. Я не хочу ни с кем знакомиться… у меня только один мужчина в голове, и я… не знаю как его оттуда выгнать… Плюхнувшись на колени рядом с Романовым, прижимаю к груди руки, боясь до него дотронуться. Матерясь, он стонет, растирая ладонью свою грудь прямо через куртку. Пять минут назад я вообще с трудом поверила, что он здесь. Откуда он взялся? Настоящий. Такой живой, красивый и настоящий. И он так на меня смотрел… он смотрел, мне не показалось! Я его две недели не видела. И не знала, когда увижу. Он ведь теперь заместитель декана по воспитательной работе, и у него новый кабинет. — Александр… Андреевич… — плюнув на все, протягиваю руки и сбрасываю с его головы капюшон куртки. Обнимаю ладонями колючие щеки, заставляя посмотреть на себя. Его кожа холодная. По скулам под моими пальцами ходят желваки, глаза зажмурены, губы сжаты. Я впервые его касаюсь, поэтому ловлю каждое ощущение. Может после этой ночи он велит мне обходить себя за чертову тысячу километров. В этом случае я умру! Тряхнув головой, Романов открывает глаза, и я верчу перед его лицом лукой, в панике спрашивая: — Сколько пальцев? — Люба… — хрипит он, перехватывая мою ладонь своей. — Не занимайся фигней… пф-ф-ф… Глажу пальцами его щеку и просто не могу от него оторваться, а когда большим пальцем задеваю уголок его губ, отдергиваю руку, как вор. Сощурив свои зеленые глаза, смотрит на меня исподлобья, и мне хочется провалиться сквозь землю. Моя ладонь тонет в его руке, и он… ее не отпускает. — Ну че, до обезьянника прокатимся? — каркает Глеб за моей спиной. Вскинув голову, Романов цедит: — Если я прокачусь до обезьянника, ты свои погоны на полку положишь. — Я что сделаю? — рычит мой брат. — Будешь супермаркеты охранять, — бросает ему мой преподаватель. — Еще одно слово скажешь, поедешь в обезьянник с мигалкой. За нападение на сотрудника полиции. — Хватит! — ору, злая на них обоих. Посмотрев на Романова, проговариваю: — Александр Андреевич, это мой брат. Ему в армии голову оттоптали. Мы… мы вас отвезем, куда нужно… — Люба, сядь в машину, — холодно говорит Глеб. — Я сам разберусь. — Встань, — велит Романов, толкнув меня вверх. Я не такая дура, чтобы думать, будто его угрозы — пустые слова! Мне вдруг становится страшно. Он на досуге бегает вместе с мэром, а с кем пьет чай даже представить боюсь. Уровень нашего социального неравенства похож на пропасть, и если мой брат прямо сейчас не прекратит лезть на рожон, я его просто придушу! — Извините нас… — сопротивляюсь, хватаясь за куртку Романова. Чертыхнувшись, он лезет в карман и достает оттуда пищащий брелок от машины. Зло жмет на кнопку, но тот не реагирует. Опять пихнув его в карман, раздраженно повторяет: — Люба, встань. — Александр Андреевич… — шепчу я. В ответ он снова чертыхается и с выдохом встает, дернув меня за локоть следом. Это катастрофа. Кажется, он на меня зол, потому что велит, открывая дверь: — Садись в машину. Смотрю в его лицо, кусая губы. Между его бровей залегла складка. — Извините… — повторяю тихо. Его глаза останавливаются на моем лице и… второй раз за этот кошмарный вечер мне кажется, будто он хочет до меня дотронуться, потому что его рука дергается, а потом опускается. Я больше не питаю надежд по поводу того, что он примет у меня этот чертов экзамен. Скорее всего, он меня больше видеть никогда не захочет, поэтому медлю еще секунду и со щемлением в груди сажусь в машину. Они разговаривают целых пять минут, а потом мой брат занимает свое водительское место и молча сдает назад. — Мы что, его не подвезем? — выпаливаю, глядя в окно. Слегка расставив ноги и положив руки в карманы куртки, Романов не двигается с места. — Я не такси, — отрезает Глеб. Мне хочется рассказать ему кто он такой, но все о чем я могу думать, так это о том, что чем дальше силуэт моего дипломного руководителя становится, тем тоскливее становится у меня на душе. Глава 18. Люба — Твою… ж… — плюется Глеб, откашливаясь в свой кулак. — … мать… Пихнув мне стакан карамельного латте, утирает рукой рот. — Это кофе или сахар концентрированный? — продолжает отплевываться, возвращая руки на руль. Обняв стакан ладонями, делаю маленький глоток. — Мне так нравится, — бездумно смотрю в окно. Этим утром город совсем пустой. Дворники расчищают от снега стекло, и их движение меня гипнотизирует. Сделав еще один глоток, изо всех сил пытаюсь проснуться. — Ты дофига сахара ешь. Это вообще-то вредно, — недовольно говорит брат. Чувствую его глаза на своем лице, но сегодня у меня нет настроения сообщать ему о том, что обычно я заедаю свой кофе шоколадными конфетами. Мое настроение находится на уровне чуть ниже плинтуса, и это отчасти его вина. — Чего ты так паришься? — рассуждает он. — Это просто экзамен. Просто экзамен? Я проходила через него дважды, и каждый раз от обиды хотелось выцарапать этой аспирантке глаза, но я решила, что не буду из-за этого страдать, правда это легче сказать, чем сделать. Посмотрев на брата, отыскиваю маленькое синее пятно на его скуле и говорю: — После того, как ты чуть не покалечил заместителя декана моего факультета? С чего бы мне «париться»? Тот дурдом, который он устроил на пару с моим преподавателем, до сих пор стоит перед глазами. Вообще-то я считаю, что они оба хороши, но в отличии от своего брата все еще питаю дурацкие надежды на то, что увижу своего преподавателя снова. До того, как он женится на очередной длинноногой блондинке и отправится с ней на Мальдивы, чтобы кувыркаться в белом песке и делать фотографии для своего инстаграма. От этой картины кофе кажется мне горьким. Отправив его в подстаканник, злюсь на себя за то, что струсила в тот день и сбежала. Глеб сказал, что его дела с «этим придурком» меня не касаются, хотя как раз эти дела интересуют меня больше всего на свете. Он никогда не посвящает меня в свои проблемы, хотя я прекрасно знаю, что они у него случаются. Сегодня под курткой у него китель. Такое бывает раз в столетие.