– Разве я не предупреждал вас, что моя преданность затмит любую власть на этой земле? Да и как может власть перевесить любовь к вам, переполняющую мое сердце? Это были именно те гарантии, в которых я нуждалась. Мадам Джоанна ничего не понимает. Любовь Эдмунда ко мне была искренней и настоящей. Ничто не сможет поколебать мою уверенность в этом. Словно прочитав мои мысли, Эдмунд нежно прижался губами к моему лбу, а когда снова заговорил, его слова звучали торжественно, как будто он давал обет. – Я знаю, вы мне верите. Как и я вам. Мы победим в этом сражении. И я наполню вашу жизнь такой радостью и счастьем, каких вы еще не знали. – Сила его объятий, непоколебимая уверенность на лице, многочисленные поцелуи, которыми он меня осыпал, окончательно прогнали мои страхи. – Я поговорю со своим дядей. – Улыбка Эдмунда словно осветила самые темные уголки моей души, и там снова расцвела радость. К нему вернулось чувство юмора, и моя нервная дрожь исчезла. – Епископ Генрих обрадуется возможности лишний раз насолить Глостеру. Так я вас убедил? – Да, – вздохнула я. – Простите, что усомнилась в вас. – Вам сейчас нелегко, – прошептал Эдмунд, склоняясь к моим губам. – Но никогда не забывайте: что бы ни случилось, я у ваших ног, моя дражайшая возлюбленная. Как раз в этот миг появился наконец Юный Генрих, с чрезвычайно сосредоточенным видом несущий графин с вином. Пока Эдмунд обменивался с ним бодрыми приветствиями и разливал вино по чашам, все то, о чем предупреждала меня мадам Джоанна, развеялось в мгновение ока. Я снова была охвачена предвкушением счастья, а мое сознание полностью успокоилось. Мой разговор с Уориком был гораздо короче, чем с мадам Джоанной, и гораздо более предметным. Смягчающих формулировок он не выбирал. Он даже не извинился за то, что разыскал меня в моих покоях, а просто молча увел подальше от придворных дам – для соблюдения конфиденциальности. – Мне не нравится, что Эдмунд Бофорт рыщет вокруг Виндзора, как мартовский кот. – Эдмунд вовсе не рыщет, – ответила я, напрягшись от столь явного намека. – Это с какой стороны посмотреть. Он похож на хищника, Екатерина. Причем с претензиями собственника, как мне доложили. Собеседник устремил на меня суровый взгляд. Сегодня он был для меня не Ричардом, а графом Уориком. Я расправила плечи, выпрямила спину, и наши глаза оказались на одном уровне. – Он находится здесь по моему приглашению. – Это мне известно. – Лицо Уорика, обычно улыбчивое и дружелюбное, сейчас казалось маской, высеченной из камня. – Мы не можем запретить ему навещать своего кузена. К тому же моему сыну нравится его общество. – И это обстоятельство для меня не секрет, – отрывисто бросил Уорик. – И оно мне тоже очень не нравится. – Эдмунд Бофорт желанный гость в моем доме, и так будет и дальше, – настойчиво произнесла я. – Запретить этого я вам не могу. Зато могу настоятельно посоветовать. – Уорик говорил со мной резко и даже грубо – я таким его еще не видела. – Не дайте поставить себя в крайне затруднительное положение, которое принесет вам скорее боль, чем удовольствие. Я гордо подняла подбородок. И решила для себя, что не стану его слушать. – Я еду в Вестминстер, – сообщил мне Эдмунд на следующий день. – Не уезжайте, – попросила я. – Вы же знаете, что я должен это сделать. – Хоть он и улыбался, по напряженно стиснутым челюстям я догадалась о его нетерпении. – Чем раньше я встречусь с епископом Генрихом, тем скорее мы с вами поженимся. Он поцеловал мне руку с восхитительно сдержанной галантностью, поскольку в ту минуту за нами своим орлиным взором следила Беатрис. Все мои страхи исчезли, будто складки на расправленном отрезе дорогого шелка, и я проводила Эдмунда до парадного входа, где его с верхней дорожной одеждой уже поджидал мой дворцовый распорядитель. – Увидимся через неделю, – пообещал Эдмунд; набросив плащ и натянув перчатки, он, переступая через две ступеньки, сбежал вниз по лестнице к груму, державшему под уздцы его коня. – Благодарю вас, господин Оуэн, – сказала я, глядя вслед Эдмунду, которому явно не терпелось побыстрее уехать. – Не за что, миледи, – ответил тот, наблюдая за тем, как Бофорт выезжает со двора, весело взмахнув на прощанье рукой с зажатым в ней беретом. Тон господина Тюдора заставил меня посмотреть на него. Взгляд, которым он провожал Эдмунда, меня напугал – в нем угадывался горький упрек, а возможно, и презрение. Но это промелькнуло, как тень, и прошло; Тюдор поклонился: – Желаете еще чего-нибудь, миледи? Я покачала головой. В тот миг я желала лишь одного – чтобы Эдмунд вернулся как можно скорее и назвал точную дату нашей свадьбы. Но прежде Эдмунда появился Глостер. – Вы что, женщина, совсем с ума спятили? Как бы мне хотелось, чтобы рядом со мной был Эдмунд! Теперь же мне предстояло в одиночку противостоять гневу Глостера, напоминавшему таран для разрушения крепостных стен. Он приехал через два дня после отъезда Бофорта и, словно неукротимая буря, ворвался в мои личные покои с таким видом, будто готов был схватиться за меч, после чего на мою непокрытую голову хлынул ливень обличительных речей. Рядом с Глостером во всем своем клерикальном великолепии выступал епископ Генрих, невозмутимый и улыбчивый; когда я изумленно подняла брови, в его глазах промелькнуло смущение, но он торопливо отвел взгляд в сторону. В конце концов дядя Эдмунда поклонился мне, поцеловал руку и поинтересовался моим здоровьем. Глостер тем временем все сильнее распалялся, раздраженно пыхтел и наконец разразился первой гневной тирадой в мой адрес: – Разве так можно? Здравого смысла у вас, как у грудного младенца! Задохнувшись от столь грубой неучтивости, я медленно встала, и мое рукоделие соскользнуло на пол. – Я не буду спрашивать, правдивы ли слухи, которые вертятся вокруг вас. Потому что убежден, что так оно и есть. – Глостер взмахнул рукой в сторону моих придворных дам. – Уведите их! Я послушно подала знак своим приближенным, дрожа от нервного напряжения. – Всех! – Нет. Алиса останется. – Мне была необходима хоть чья-то поддержка, и, раз уж мне посчастливилось иметь в своем окружении эту женщину, я не собиралась отказываться от ее помощи. – Собственно говоря, мне с самого начала следовало ожидать чего-либо подобного от дочери Изабеллы Французской. От женщины, воспитанной в распутном борделе, который представляет собой французский двор! – Ярость, снедавшая Глостера, казалось, отражалась от стен и стучала у меня в висках, точно молот. Я никогда не слышала, чтобы он обращался к кому-то с такой неистовой злобой. В моем присутствии он всегда держался с ледяной почтительностью, но нрав у него был горячий – и смертельно опасный. – О чем вы только думали? – продолжал Глостер, раскинув руки в стороны, словно пытаясь очертить ими размах моих грехов. – Позволить втянуть себя в столь дикий фарс… – Фарс? Не понимаю, о чем вы говорите, сэр. Мой страх перед ним внезапно сменился негодованием и обидой, причем не менее сильной, чем гнев Глостера. Чтобы сократить расстояние между нами, я вышла вперед, стиснув кулаки и поджав губы, обиженная его грязными намеками на мое детство и моих родителей. Но я понимала, что, если ответить тирадой на тираду и оскорблением на оскорбление, ничего хорошего не выйдет. Моя кровь и родословная были не хуже, чем у Глостера. Я была Екатериной Валуа, дочерью короля Карла Шестого, и не собиралась склонять голову перед этим человеком, даже если он принц крови. Поэтому я решила, что буду до конца разыгрывать роль вдовствующей королевы, используя умения и навыки, приобретенные за последние годы. – Я считаю ваши обвинения возмутительными, милорд, – заявила я, прежде чем Глостер успел выложить, что именно имеет в виду. – Думаю, вам следовало бы хорошенько подумать о том, как нужно ко мне обращаться. – О, я была надменна, а любовь Эдмунда вселила в меня уверенность, которой мне прежде так не хватало. Слова мои были тщательно подобраны, а манеры источали царственное презрение. – Вы не имеете права разговаривать со мной в подобном тоне. Глостер явно не ожидал такого отпора; его лицо побагровело от прилившей крови, а на щеках проступили красные жилки, как будто он много часов подряд скакал верхом на ветру во весь опор. Следующая его фраза оказалась еще жестче. – Неужели вы на самом деле такая пустоголовая, – выпалил Глостер, – что могли подумать, будто кто-то позволит вам выйти замуж за Эдмунда Бофорта? – Полагаю, что в таких вопросах выбор принадлежит исключительно мне. И если я захочу выйти за Бофорта, я это сделаю. Вы не вправе мной повелевать, милорд. – Значит, это все-таки правда. Вы всерьез подумываете о союзе с Эдмундом Бофортом. Ха! Глостер широкими шагами подошел к стоявшему у стены сундуку и швырнул на него свои перчатки и меч, так что все это с грохотом свалилось на пол, и моя болонка испуганно шарахнулась в сторону. Некоторое время герцог стоял ко мне спиной, словно обдумывая план военной кампании. Я терпеливо ждала. При этом я не собиралась позволять кому-либо руководить моей личной жизнью. – Итак? – Он резко развернулся и подошел ко мне на расстояние вытянутого меча. – Что вы скажете обо всей этой грязной истории? Я не отступила, хотя Глостер явно пытался подавить меня своим ростом, габаритами и гневным видом. – Эдмунд попросил моей руки, и я согласилась, – заявила я. – Мы собираемся пожениться. – Этого не будет. Вы должны разорвать достигнутую договоренность. – Неужели? – Я взглянула на епископа Генриха. – А вы что скажете, милорд? Я выйду замуж за вашего племянника? Мне снова не удалось поймать его взгляд; на этот раз епископ был занят тем, что внимательно рассматривал кольца на своей руке. – Я вынужден согласиться: это может вызвать определенные затруднения, моя дорогая Екатерина. – Боже мой! Затруднения! – вскипел Глостер, сжимая кулаки. – Как вы можете в данной ситуации выражаться столь сладкоречиво? Этого просто никогда не будет, вот и все! – Нет, я это сделаю, – будничным тоном повторила я, как будто высказала желание ненадолго съездить в Вестминстер. Несмотря на то что страх снова поколебал мое самообладание, я собралась с силами и уняла дрожь в коленях и спине. От возмущения Глостер едва не задохнулся: – Нет, это неслыханно! Королева Англии, коронованная и помазанная на царство, после смерти мужа снова выходит замуж… Я позволила себе усмехнуться. Неужели это все, что он может возразить? Все дело в прецеденте; этот аргумент представлялся мне не таким уж серьезным. Действительно, почему вдовствующая королева не может выйти замуж во второй раз? Я перестала нервничать и немного успокоилась. – Неужели за всю многовековую историю Английского королевства не было ни единой вдовы королевской крови, которая решила бы снова вступить в брак? – удивленно спросила я. Это выходило за пределы моего понимания. – Нет. Такого никогда не было – и не будет! Королевский совет этого не допустит. Епископ Генрих тихо прокашлялся: – Ну… собственно говоря… да, такой случай был. – Он улыбнулся с виноватым видом, но было заметно, что ему нравилось злить герцога. – Аделиза Левенская вышла замуж вторично. – Кто-кто? – переспросил Глостер, на миг смутившись. – Аделиза. Жена короля Генриха Первого. – Епископ продолжал улыбаться, даже когда Глостер раздраженно взмахнул руками. – Иногда полезно читать исторические книги, не правда ли? Впрочем, об Аделизе писали, что она была второй женой Генриха и не являлась матерью наследника трона. Тем не менее, если уж мы заговорили о прецедентах… – Ради бога, Генрих! Если она понятия не имела, что такое королевское достоинство, какое это имеет значение? Ваш пример абсолютно неуместен. И если вы подумываете о том, чтобы поддержать своего проклятого племянника в этой бессмысленной затее…