– Вы же знаете, что я люблю вас, – сказал он; при странном неровном освещении из окна каждая черточка на его лице была видна с необыкновенной четкостью. – Вы со мной постоянно, целый день, пока я не лягу в постель. Впрочем, когда я сплю, вы тоже меня не покидаете, а когда просыпаюсь, ваше лицо возникает перед моими глазами еще до того, как я увижу первые лучи нового дня. – Губы его слегка изогнулись в усмешке. – Вы поразительно расчетливая женщина, Екатерина. – Отнюдь нет, – чрезвычайно серьезным тоном сказала я. – Но жизнь научила меня драться за то, что хочешь получить. А я очень хочу выйти за вас замуж. И если для достижения этой цели мне придется быть расчетливой и манипулировать людьми – что ж, я пойду и на это. Женитесь на мне, Оуэн! Дайте этому ребенку свое имя – он этого заслуживает. – Глостер может вас наказать. Об этом вы подумали? – Да. Наказать могут нас обоих. Однако если мы обвенчаемся перед лицом Господа, что Глостер и Королевский совет смогут с нами сделать? Я исключаю вероятность того, что Глостер устроит шумный скандал, в котором будет замешана вдовствующая королева, и думаю, что, если обращусь напрямую к Бедфорду, он нас поддержит. Уверенность моя росла и расцветала, и Оуэн наконец привлек меня к себе. Он по-прежнему раздумывал, по-прежнему упрямился, но теперь я уже и сама свято верила в то, что говорила. – Если вы не женитесь на мне, Оуэн, – продолжала я, положив ладони ему на грудь, – они заставят меня постричься в монахини, а моего ребенка – нашего ребенка – отберут. – Тут я решилась воспользоваться последним оружием в своем арсенале. – Не думаю, что смогла бы когда-либо вас простить, если бы из-за вашей гордости меня до конца дней засадили в монастырь, а наш ребенок воспитывался, ничего не зная о своих родителях. Рот Оуэна скривился в горькой самоуничижительной усмешке. – Да кто я такой? Всего-то лишенный гражданских прав валлиец, попираемый и презираемый английскими победителями его народа. Кто я такой, чтобы жениться на королеве? Насчет лишения гражданских прав я не очень поняла и потому просто проигнорировала его заявление. – Добавьте еще: на королеве, никогда не знавшей любви. Если бы вы по-настоящему меня любили, то женились бы на мне. Лицо его исказилось, он был почти в отчаянии. – Ох, Екатерина! Запрещенный прием, так нечестно! – Знаю. Но я сражаюсь не на жизнь, а на смерть. – Не нравится мне это, – пробормотал Оуэн; я чувствовала его неровное дыхание на своих волосах. – Королевская дочь выходит за слугу без гроша за душой. – И тем не менее. Впрочем, можно сказать и иначе: одинокая вдова выходит за мужчину, которого она полюбила. – Тогда так: прекрасная вдова победителя в битве при Азенкуре выходит замуж за лишенного прав простолюдина. – Покинутая вдова выходит замуж за единственного человека, которого когда-либо любила. О, какой уверенной в себе я была! Но Оуэн не сдавался: – Вдовствующая королева выходит за своего дворцового распорядителя. Я прижалась лбом к его груди. Сколько еще возражений он сумеет найти? – Екатерина выходит за человека, покорившего ее сердце. – Я вздохнула и тихонько добавила, после того как Оуэн наконец меня поцеловал: – Если вы не женитесь на мне, я навеки останусь одинокой, нелюбимой и нежеланной. Я его предупредила. – Этого нельзя допустить, – произнес Оуэн. Но я ждала продолжения. – Потому что вы для меня бесценны, – шепотом заключил он. – Господи, так женитесь же на мне! Он рассмеялся – и в конце концов произнес слова, которые я хотела от него услышать: – Мы сделаем это согласно традициям. – Опустившись на одно колено и покорно склонив голову, как рыцарь перед дамой своего сердца в каком-нибудь любовном романе, Оуэн взял меня за обе руки и чистым низким голосом произнес: – Выходите за меня, Екатерина. Примите меня таким, каков я есть, – человеком без права голоса, чья честь и родословная не стоят и ломаного гроша, но который торжественно клянется непотускневшими именами своих славных предков, что будет любить и чтить вас. Пока смерть не разлучит нас – и даже после этого. На миг в моей памяти всплыл Эдмунд, который, очаровательно флиртуя, тоже со смехом опускался передо мной на колено, но в конце концов, забыв о чести, отверг женское сердце, которое околдовал. А теперь это сердце уверенно держал в ладонях Оуэн Тюдор. Уж он-то его ни за что не уронит. Мою грудь распирало от любви к этому человеку. – Вы выйдете за меня, Екатерина? – Выйду, и вы это знаете. А теперь поднимитесь, чтобы я могла вас поцеловать. * * * В моей комнате меня ждала Алиса; не то чтобы она сердилась, – скорее нервничала и беспокоилась. Судя по стоявшим рядом с ней пустым тарелке и чаше, она провела тут уже некоторое время. Алиса быстро глянула на Гилье, сразу же оценив по ее возбужденному виду, кому что известно, и отпустила служанку. Только после этого визитерша задала вопрос: – Вы ему сообщили? – Да. – Ну и?.. – Мы с ним поженимся. Я поймала себя на том, что счастливо улыбаюсь. Такое вот простое заявление о намерениях. В нем в сжатой форме содержалось все, чего я хотела, и теперь я могла некоторое время не думать о буре, которую поднимет наше решение, буре грозной и мрачной, как хмурые черные тучи, которые сейчас окутывали Виндзор. – Мы с Оуэном поженимся. Алиса сперва задохнулась, а когда пришла в себя, сказала именно то, чего я от нее ожидала: – Вы не можете этого сделать. Это будет нарушением закона. Ваш сын еще недостаточно взрослый, чтобы дать согласие, и Королевский совет тоже будет против. Глостер позаботится о том, чтобы они не согласились на ваш брак ни при каких обстоятельствах. Так что закон решительно против вас, миледи. Я сцепила руки перед собой и произнесла спокойно и расслабленно: – Тогда я сделаю это без согласия Юного Генриха и Совета. Я проигнорирую закон. Он несправедлив, и я не стану ему следовать. Я все еще чувствовала на губах тепло поцелуев Оуэна. Сейчас я готова была противостоять всему белому свету и могла бы бросить вызов любому, кто встанет у меня на пути. Любовь наделяет человека удивительной, несокрушимой силой. – Глостер наверняка предпримет меры, чтобы вас остановить. – Тогда я ничего не скажу Глостеру. Мне казалось, что все очень просто; тем не менее где-то в глубине моей души таилась легкая тревога. Может быть, я все-таки безумно наивна? Ответа на этот вопрос я не знала, но мне было все равно. Я ступила на избранный путь и уже не сверну с него. – Даже если Глостер не покарает вас, – продолжала настаивать Алиса, – он может отыграться на Оуэне Тюдоре. Моя скрытая тревога перешла в атаку. Способна ли я сознательно навлечь беду на любимого человека? Нет, не способна. Но иначе мне придется жить без него, а этого я допустить также не могла. – Готовы ли вы рискнуть? – спросила Алиса. – Я должна это сделать, – сказала я, уверенно взглянув на нее. – Мы приняли решение. И если понадобится, встанем вместе против всего остального мира. Наш ребенок будет рожден в законном браке. – Что ж, благослови вас Господь, миледи. Я буду молиться за вас. Итак, мы с Оуэном обсудили, как будем действовать дальше. Много времени нам на это не потребовалось – не больше, чем длится один поцелуй. Если мы поженимся, то будем целоваться средь бела дня на глазах у всего двора в Виндзоре. Какой смысл скрывать скандальный брак между вдовствующей королевой и ее дворцовым распорядителем? Зачем нам тайные церемонии, если мы хотим жить вместе открыто, как муж и жена? И к тому же о какой секретности может идти речь, если во мне уже растет наш ребенок? Я могла бы скрывать свое интересное положение под пышными платьями с высокой талией еще несколько недель, но не вечно же; а так этот ребенок родится с честным именем. Мы поженимся прямо сейчас, и будь что будет – «к черту последствия», как выразился Оуэн. – Мы сделаем это перед лицом Господа и людей, – заявил он. – Я не стану прятаться за вашими юбками, Екатерина. Мы с вами не будем опускаться до тайных ритуалов, из-за которых потом могут поставить под сомнение легитимность нашего союза. Мы станем мужем и женой со всеми необходимыми подтверждениями законности нашего брака. Он что, думал, что я предпочту провести церемонию в секрете, темной ночью, без свидетелей, в присутствии одного лишь священника? Значит, Оуэн недостаточно хорошо меня знает. По крайней мере, пока что не знает новую Екатерину, выпорхнувшую из-под крыла, которым он меня защищал, окончательно оперившейся. Но очень скоро у него появится возможность узнать меня получше. – Никто никогда не сможет назвать вас любовницей Оуэна Тюдора, – продолжал он. – Никто никогда. – Вы так думаете? Глостер попытается во что бы то ни стало объявить наш брак недействительным. Но, как говорится, «предупрежден – значит вооружен», так что мы не оставим ему никаких зацепок. Я возьму вас в жены на глазах у обитателей этого проклятого дворца и буду этим гордиться. – Я тоже буду гордиться тем, что взяла вас в мужья. Я не стану унижать нашу любовь и свое положение, крадучись темными коридорами и прячась под плащом и вуалью, чтобы тайно провести ночь с мужем, словно дворцовая потаскуха, – отвечала я. Моя прямота удивила Оуэна, и он рассмеялся. – Да, восхищения это не вызвало бы. Обсуждать тут было нечего, поэтому мы больше не говорили, а сделали, организовав все спокойно и без лишней шумихи. Кто бы мог нам помешать? Что же касается разрешения моего сына, то я не посвятила Юного Генриха в свои планы. Он поступил бы так, как велели бы ему Глостер и Королевский совет, поэтому я не стала обременять мальчика столь сложным решением. Относительно же законов этой страны, которыми Глостер манипулировал по своему усмотрению, – что ж, мое желание выйти замуж было гораздо сильнее уважения к ним. И я не считала себя обязанной их придерживаться. – Достаточно ли крепка ваша любовь ко мне, чтобы сделать это? – в последний раз спросил Оуэн, когда мы с ним уже стояли на пороге часовни. – Вы действительно готовы лицом к лицу встретить презрение нации? – Да. – Тогда, что бы ни случилось, я останусь с вами до конца. – А я останусь с вами. – Если так, давайте же это сделаем. – Он с чувством поцеловал меня. – В следующий раз я поцелую вас уже как свою законную жену.