— Да, моя машина стояла на Листштрассе. — Что-нибудь особенное вам запомнилось? — Нет, а что? — Фройляйн Гальбах заперла за вами дверь? — Да, на два оборота. Я четко слышал. — В самом деле слышали? — Конечно. Во-первых, ночью очень тихо, во-вторых, я еще немного постоял у двери, сигарету закуривал. — Больше вы ничего не слышали? — Нет. — Подумайте хорошенько. — Нет, ничего, разве только вот что: мне показалось, Лора опрокинула стул — что-то упало. — Свет не горел? — Нет, она не стала включать, ведь вообще-то ей полагалось быть в отделении, на дежурстве. Поэтому она воспользовалась карманным фонариком. — У вас не возникло желания помочь ей? Ведь когда слышишь, что кто-то… — Возникло. Но я увидел, что фонарик двинулся дальше, к отделению. — Не помните, когда это было? — Между четвертью и половиной первого. — Какая точность! — В машине я сразу посмотрел на часы. Было ровно двадцать шесть первого. Гайер лихорадочно размышлял. Допустим, Берн сказал правду и все именно так и случилось, но, с другой стороны, кто поручится, что преступление — не его рук дело? Вот заболевания на борту «Планида» — это факт. А вдруг он их подстроил? К примеру, на старпомовском дне рождения. Чтобы обеспечить себе алиби. Изощренный ход, даже слишком. На него не похоже. А на кого похоже — взять и хладнокровно совершить убийство? Ни одной возможности нельзя исключать. Гайер злился, в медицине он мало что смыслил и сейчас испытывал острую нужду в консультации специалиста, но — увы! — времени не было. — Вас кто-нибудь видел? — Не знаю. Я не жаждал попадаться кому-либо на глаза. Может, вахтер обратил внимание, да и то вряд ли. Клиника и ночью проходной двор. Народ косяками ходит. Стульев Лора Гальбах не опрокидывала. Она сама упала. Подумать страшно, с каким хладнокровием действовал убийца: застрелил девушку, наверняка зная, что Д. Б. еще близко. Да, он явно знал это, иначе не поспешил бы схватить фонарик и направиться в сторону отделения. А откуда взялся он сам? Если из отделения, тогда это кто-нибудь из персонала или из больных. Или доктор солгал? Так ловко? Я обязан сообщить ему, думал обер-лейтенант. Поглядим, какова будет реакция. Знал ли он вообще, что Лора Гальбах беременна? Назойливо, резко затрещал телефон. Секретарша передала трубку Гайеру, тот мысленно чертыхнулся: как назло, именно сейчас! На проводе был Лейпциг, майор Бауэр. Он коротко информировал Гайера о втором убийстве, к которому доктор Берн, разумеется, не имел ни малейшего касательства. Д. Б. торчал в судовом лазарете, принимая членов команды, отозванных из увольнения. Гайер медленно опустил трубку на рычаг. Ему бы ужасно хотелось сказать майору, что в момент убийства доктор находился на месте преступления. Но — нельзя. Самым что ни на есть простодушным тоном он спросил: — Вам что-нибудь говорят буквы «Д. Б.»? Впервые с начала разговора Берн немного смутился. — Конечно. Вслед за тем Гайер услыхал знакомую уже историю. — Насколько серьезны были ваши с фройляйн Гальбах отношения? — Мы собираемся пожениться, поначалу хотели пятнадцатого августа, в годовщину смерти моих родителей… Это Лорина идея. — Почему поначалу? — По определенным причинам свадьбу надо сыграть раньше. — Каковы же эти причины? Берн весело рассмеялся. — У нас будет ребенок, только и всего. «Он не убивал! — внезапно подумал Гайер. — Но теперь я должен сказать ему правду». — Доктор Берн, я должен сообщить вам нечто очень важное, — начал он и заметил, как врач напрягся, замер с чашкой в руке. — Вашей знакомой, фройляйн Лоры Гальбах, нет в живых. Она была убита в тот вечер, когда вы с нею встречались, через несколько минут после вашего ухода. То, что вы слышали, не было, падением стула. Берн, бледный как мел, смотрел на него остановившимся взглядом, чашка упала на стол и со звоном разбилась. — Нет, — почти беззвучно выдохнул он. Фогель едва успел подхватить доктора, иначе бы тот рухнул на пол: он потерял сознание. 8 Бергер был полностью выбит из колеи. За каких-то несколько часов в клинике двое убитых, и при желании можно считать их жертвами его собственных научных изысканий. Это же выше человеческих сил, такой резкий перепад — от окрыляющей радости успеха к тягостным событиям последних двух суток. — Найдите убийцу, найдите, — заклинал он майора. Бауэр догадывался, каково у ученого на душе, и почти уже был готов, опережая расследование, принять как факт, что убийства не просто связаны между собой, но имеют касательство к препарату РМ-089. — Знаете, чем может обернуться дискредитация? — спросил Бергер. — Я говорю не о дискредитации отдельного лица, хотя бы и меня самого. Я имею в виду прежде всего подрыв репутации созданного нами препарата. Возможно, в нынешней ситуации это звучит хвастливо и эгоистично, но, несмотря пи на что, я уверен, мы не ошиблись ни в выборе пути, ни в результатах, и наш препарат еще поможет многим-многим людям. Только вот после случившегося РМ-089 трудно будет добиться признания специалистов. Даже при отсутствии какой бы то ни было зацепки препарат с самого начала будет запятнан подозрением. Бауэр откинулся на спинку стула. Он понял, что старшему врачу надо попросту выговориться, поделиться своей бедой, своими заботами. — А вам не кажется, — заметил майор, — что точные экспериментальные данные смогут убедить ваших коллег? Согласен, эти два инцидента усложняют ситуацию, и все же вы непременно справитесь. Бергер печально улыбнулся. — Конечно, мы справимся. Но вы не представляете себе, с каким трудом именно в медицине пробивается новое. Примеров тому в истории великое множество, до вечера хватит рассказывать. — Это, несомненно, очень увлекательно, но я, к сожалению, не располагаю избытком времени, — развел руками майор Бауэр. Он знал, что отвлекаться сейчас нельзя, ни под каким видом. Расследование требует полной сосредоточенности. Если надо, дни и ночи напролет. — А как в клинике? Поддерживают вашу работу? — вернул он разговор в прежнее русло, ближе к делу. — Что говорит ваш шеф? Как ведут себя коллеги? Бергер положил ногу на ногу. — По-разному. Поддержка шефа носила, если можно так выразиться, консервативный характер. Его позиция была примерно такова: попытайте счастья, хотя ничего путного у вас наверняка не выйдет. Но по крайней мере он не возражал. А когда несколько лет назад нас поддержал профессор Колнар, ситуация изменилась в нашу пользу. — Вы давно знаете профессора Колнара? Бергер запнулся. — Лично — несколько дней, по научной переписке — много лет. Бауэру это показалось странным. — А какого вы мнения о докторе Брауне? Бергер помедлил. Он не любил с маху давать оценки другим людям. На характеристики сотрудникам у него уходил целый день, ведь прежде чем написать слово, он долго решал, правильно ли оно выражает его мысль. Поэтому сейчас он ответил несколько уклончиво: — Коллега Браун — весьма неплохой хирург. Иногда циничен, причем цинизм у него, по-моему, явно напускной, он не хочет, чтобы окружающие догадались о его собственных трудностях.