– Хватайся и ни за что не отпускай, пока я не скажу, – велела мама Вовке, и он держался уже онемевшими, побелевшими пальцами за перекладину. Вагон стоял наискось, хвостом уходя вниз, и все пассажиры скопились в передней части, разглядывая через стеклянную дверь товарищей по несчастью из соседнего вагона. Кто-то продолжал звать на помощь, хотя машинист уже несколько раз объявлял по громкой связи, что помощь идет. Правда, голос у него самого при этом странно дергался. Сколько-то времени назад – часов у Вовки не было, а понять просто так он уже не мог – объявили, что их начинают вытаскивать. Тетеньки с сумками стали одновременно радостно лепетать и вытирать глаза, дядька в клетчатой рубашке сказал: «Ну вот видите». Мама погладила Вовку по голове и ободряюще подмигнула ему. Снаружи послышался какой-то урчащий грохот, скрежет, и поезд стал подниматься. В вагоне заулюлюкали и засмеялись, кто-то закричал «ура». Вовка почувствовал, как в животе затрепетало от облегчения, вспомнил, какой сегодня должен быть хороший день… И вдруг вагон рухнул вниз, как будто он был игрушечным и ребенок-великан со всего маху швырнул его об пол. От визга заложило уши так, что Вовка даже не мог понять, кричал он сам или нет. Он намертво вцепился одной рукой в перекладину, а другой в мамину руку. Запястье больно дернуло, он взвыл, но пальцы не разжал. Вагон покачался и замер – вот так, наискосок. Люди плакали. У Вовки саднило горло – наверное, он все-таки кричал вместе со всеми. – Ничего, Вовочка, все будет хорошо, – бледная мама повторяла одно и то же, гладя его по голове. – Ничего… Вовка стиснул зубы, глотая что-то соленое. Рука ужасно болела, словно в нее напихали осколков от битой бутылки. Он не хотел, чтобы было так. Они с мамой ехали в гости к дедушке с бабушкой, уже должны были сидеть и есть пирог, а дедушка бы обсуждал с Вовкой футбол, а бабушка бы подкладывала ему конфеты, и… Перед глазами встал громадный дом, падающий под землю прямо на его, Вовкиных, глазах. Совсем маленький пацан, которого держал на руках папа, принялся реветь. Его стали успокаивать, но многие взрослые сами, кто украдкой, кто в открытую, всхлипывали. В горле стоял колючий ком. – Валидол, у кого-нибудь есть валидол?! Человеку плохо!.. «Не проваливайся, – зажмурившись, отчаянно шептал Вовка. – Пожалуйста, не проваливайся!» 9 Ноги вязли в чем-то похожем на черный ил. Вокруг чавкала вода, и было тяжело дышать. Арсус поморщился, вспоминая, как в детстве отправился в свою первую «научную экспедицию», ничего не сказав родителям, и, не разобравшись, что к чему, влез в лесное болото. Увяз там по пояс и, наверное, утоп бы, если б не вытащили. Отделался легким испугом, но мерзкого хлюпающего ощущения под ногами с тех пор не переносил. Правда, сейчас это все было неважно. Огромный поезд, словно раненый зверь, тонул в этом чавкающем иле – как будто болото собралось им пообедать. – Хрен тебе, – пробормотал Арсус. Они должны вытащить этот поезд и всех людей в нем, всех до единого. – Давай, Арс, – Лер встряхнул руками, как будто к бою готовился. – Если что, страхуй. Арсус кивнул, напряженно всматриваясь в скудно освещенное фонарями пространство. Лер глубоко вдохнул, сосредотачиваясь на земле. Почему-то он не чувствовал ее так же хорошо, как обычно. Это казалось странным, но он отмахнулся от мыслей. Может, потому, что здесь мало привычного ему камня, может, потому, что он, дитя гор, не привык быть под землей… Главное – вытянуть людей, поднять этот чертов поезд! Лер принялся водить руками, чувствуя знакомое покалывание, словно по венам пустили ток, словно под кожей у него самого перекатываются мелкие-мелкие камешки. Влажная вязкая почва неохотно сдвинулась, заворчала, не желая расставаться с добычей. – Давай, давай. – На лбу у Лера выступила испарина, руки затряслись. Земля затряслась, словно крошась, упрямо не поддаваясь. Он закрыл глаза, стараясь сосредоточиться, – вроде бы мягкая совсем, как глина, а твердый камень слушался куда лучше! – Лер, ты в порядке? – Встревоженный голос Арсуса донесся откуда-то издалека, едва пробиваясь сквозь толстую пелену. Лер мотнул головой – в порядке, не отвлекай. Еще одно усилие. Его бросило в пот, тело пробила дрожь. – Лер! Есть! Почва поддалась, сдвинулась с места, поползла вверх… Лер слабо, но торжествующе усмехнулся про себя, стараясь держаться на ногах. В следующую секунду его что-то дернуло вперед, рванув за руки. Со всех сторон надавила тяжесть. – Что происходит? Лер попытался сопротивляться, потянуть илистую землю на себя, но та крепко вцепилась, пересиливая его. Из рук словно потянулись веревки, и Лер почувствовал, как по ним из него вытекает, высасывается энергия. «Неужели земля?» – успело мелькнуть в голове, прежде чем навалилась чернота. 10 Реальность возвращалась потихоньку, как в камере, в которой никак не могут настроить резкость. Темнота отказывалась расставаться с Лером. – Что с ним? – Не знаю. Он пытался управлять землей, как обычно, но все пошло как-то не так. А потом… – Он дышит! – облегченно сказал Хан. – Но израсходовал слишком много сил. Титаническим усилием воли Лер попытался открыть глаза. Он в ответе за миссию. Там люди… Тело не соглашалось ни с какими доводами. То, на чем он лежал, вдруг принялось тошнотворно дрожать. – Что это? – Ксения испуганно уставилась под ноги. – Снова. Толчки, – Арсус озабоченно наморщил лоб. – Но это невозможно! Что-то… Их должно что-то вызывать. Где план местности? Хан зашуршал картой, раскладывая ее на полу. – Вода! – Ксения ткнула пальцем в бумагу. – Здесь подземные воды. Я спущусь и проверю. – Будь осторожна, – предупредил Арсус. – Там может быть все что угодно. Или кто угодно. – Вот пусть это «что» или «кто» само и бережется. – Ждать нельзя, поезд будет затягивать! Нужно начинать эвакуацию. – Я справлюсь, – Хан коротко сжал плечо Арсуса. – Позаботься о Лере. Лер сумел-таки приоткрыть глаза. Два едва различимых силуэта стремительно удалялись, третий навис над ним. На заднем плане послышались крики. – Ничего не говори, – строго произнес силуэт голосом Арсуса. – Не трать силы. 11 Вагон мелко трясло. Вовка сцепил зубы, чтобы не прикусить себе язык или губы. В голове стучало вперемешку: «Не отпускать руки» и «Не проваливайся, не проваливайся!» Он уже не чувствовал пальцев ни одной, ни другой руки и то и дело проверял, не выпустил ли он маму или поручень. Это было самое страшное. Малыш уревелся до того, что так и уснул на руках у папы. Вовке были видны его красные щеки, все в дорожках от слез, и он – по секрету, конечно, – завидовал этому пацану. Ему тоже ужасно хотелось заплакать. И заснуть тоже хотелось, а потом проснуться и узнать, что ничего этого не было. Но Вовке было уже семь с половиной, он мужчина и должен защищать маму. В вагоне стало ужасно тихо – люди будто замкнулись в самих себе. Одни смотрели себе под ноги, другие таращились в стену. Кто-то сидел, закрыв глаза и бормоча что-то себе под нос. Мама судорожно прижимала к себе Вовку и молчала. Пол вагона задрожал сильнее, в него словно ударили огромным кулаком. Вовка испуганно втянул воздух. Какая-то женщина тихонько вскрикнула. – Помогите… – совсем слабо взмолился кто-то. Вовка почувствовал под ногами вибрацию. – Мама, – хрипло прошептал он, еле шевеля губами от ужаса. – Мама, это оно… Пол содрогнулся от очередного мощнейшего удара. Снова! И снова! Вагон застонал и начал наклоняться сильнее. – На помощь! – Помогите! – Помогите! – Вовкин голос было не различить в общем хоре паники. – Помогите! В стекло поезда что-то стукнуло. Люди закричали еще громче. Вовка вытянул шею – за окном стоял какой-то человек с черными волосами и отчаянно размахивал руками, что-то крича. – Отойдите от окна! – догадался Вовка. – Пригнитесь, пригнитесь! – Пригнитесь! – заорал какой-то дяденька ему в подмогу. Послышался глухой удар, внутрь посыпалось стекло. Кто-то завизжал. Сквозь выбитое окно в вагон проник воздух, пахнущий тем особым запахом, который всегда был в метро, и надеждой. 12