– Никто ведь даже не подумал, – говорил басистый голос. И еще что-то, слившееся в монотонный шум, который Арсус не разобрал. – Я думал, будет хуже, – ответил высокий, немного писклявый голосок, – даже удивительно, что после такого взрыва… насмерть только троих. Недаром эти парни в начальниках ходят. – А главное, как все умно сделано. Я их считал героями, – с этими словами солдат слева тряхнул Арсусом, как поломанной игрушкой. Голова снова начала качаться. Вверх-вниз, вверх-вниз. Сквозь туман Арсус догадался, что его куда-то тащат, – ноги волочились по полу. Наверное, солдатам приходится нелегко, учитывая его массу. Ничего, пусть помучаются – полезно будет. Раскрывать пробуждение не хотелось. Зачем, если доставят с комфортом, иначе придется еще ногами перебирать… К тому же может оказаться полезно. Кажется, полковник их учил: пусть враг тебя недооценивает. От одной мысли, что к Патриоту приходилось относиться как к врагу, становилось тошно. – Казачанский-то чудом уцелел, – продолжал солдат с басом, – эй, как закончим, может, по пиву? – С ума сошел? Какое пиво? Нас теперь еще недели две не отпустят. – Так я ж не говорю про «отпустить», я, может, – голос стал тише, – на базу протащил. В бутылки запрятал. Яблочный сок, сказал… – А полковник им так доверял, – ответил писклявый, – вот тебе и доверие. Контузия и четыре перелома. Теперь долго будет отходить. «Полковник выжил, – вяло думал Арсус, – обвиняют нас». Не повод ли это усомниться в начальстве? С чем вообще связаны подозрения? Да, определенно, Казачанский просто подставил их. Иначе почему он их даже не выслушал? Арсус едва удержал себя от превращения в медведя – рано пока. Обратится как только Казачанский приблизится. Обратится и покажет, как своих подставлять. – Эй, что там? – перебил его мысли голос басистого. – Смотри-ка, еще сопротивляется, – писклявый сплюнул, – совесть их, интересно, не мучает? Еще через секунду Арсус услышал знакомый голос: – Да я вас голыми руками, уроды! Даром что земли нет, все равно… Ах ты! А вот так! На тебе по роже, – дикий хохот, – что, уроды, недостаточно?! Еще хотите? На тебе, за родню мою! Сайгака мне! Я его бить буду, – и снова хохот. Арсуса толкнули в сторону. Он понял, что они завернули за угол. Заскрипели тяжелые двери, стало намного холоднее, потянуло чем-то спиртовым. Запах казался знакомым. Знакомым и, говоря начистоту, немного пугающим. Он решился приоткрыть глаза. Сфокусировал взгляд. Трое солдат из спецназа – громилы, каждый ростом метра под два, – пытались справиться с Лером, затолкать в толстую железную дверь, которая, как сейфы, закрывается колесом. Арсус слышал про эти двери… ничего хорошего они не сулили. – Ну давайте еще, уроды! – Зубы Лера были в крови. Кровь текла по подбородку, левый глаз опух. – Что, мало?! Да я вас без всякой земли… Двое наконец схватили его руки, третий ударил по лицу, потом по животу, Лер согнулся, сплюнул кровь. Арсус сочувствовал другу. Но прекрасно понимал, что тот сам нарвался. С одной стороны, конечно, кому захочется добровольно отправляться в камеру, с другой – все еще велика вероятность, что это недоразумение. Недоразумение или спланированная подстава. В обоих случаях разговор с начальством был бы эффективнее, чем махание кулаками. Можно же привести факты, найти свидетелей в конце концов. Они с Ксенией были на самом крупном событии города. Наверняка их кто-нибудь запомнил. Арсус напряг память, стараясь вспомнить, кого-нибудь примечательного. Кого-то, кого можно представить в качестве свидетеля. Ничего не приходило в голову. Вообще ничего. Должно быть, все еще действовало снотворное. Солдатам наконец удалось закинуть Лера в камеру. Тот двигался вяло, явно еще не отошел. Арсус даже усмехнулся: у этого парня сил почти как у медведя, а упрямства, кажется, даже больше. – Ну давай, сволочь! – крикнул один из солдат. Арсус попытался припомнить имя. Кажется, что-то на «М». То ли Марк, то ли Макс. – Попляши в камере! Там тебя мигом успокоят. – Серьезно, – добавил второй. Этот тип показался Арсусу незнакомым. – Не дергайся там. Там датчики. Начнешь беситься, система выпустит усыпляющий газ. – Вам-то какое дело? – выплюнул с кровью Лер. – Газа на тебя жалко. Все трое навалились на дверь, закрыли и закрутили колесо. Арсуса потащили дальше. Он не сопротивлялся. Старался придумать, что делать теперь. Если их рассуют по спецкамерам, дело действительно будет плохо. Камеры. Он слышал о них. История вроде пионерских страшилок. В темном-темном подвале страшный-страшный Патриот построил специальные камеры на манер противоядерных бункеров для врагов народа. Арсус знал о них, но никогда не воспринимал всерьез. Никогда не думал, что однажды окажется «врагом». Камеры были рассчитаны на сверхсолдат. По легенде, для ученых ставились почти неразрешимые задачи: при обнаружении новых суперспособностей камеры нужно было совершенствовать так, чтобы никто – ключевое слово НИКТО – не смог из них выбраться. В теории это было почти нереально. Построй бункер с высоким содержанием кварца, чтобы через него не смог прорваться Лер, тогда рано или поздно появится парень (или девушка), который сможет управлять песком. Металлом. Стеклом. В теории стены могли сделать слоеными, как пирог. Или устроить особые камеры для каждого… Черт! Если Арсус даже в полусонном состоянии находит решения, ученые обязательно все продумали. С другой стороны, рано или поздно может появиться человек невероятной силы. Или тот, кто сможет просто просачиваться через атомную сетку вещества… Солдаты остановились. Арсус снова приоткрыл глаз. Перед ним дверь. Серая с окошком. Не такая, как была у Лера. Солдат слева перебросил Арсуса на товарища. Тот крякнул. Солдат открыл дверь. Арсуса завели в комнату. В комнате было темно. С трудом, но Арсус все-таки различил стол, два стула друг напротив друга. Были бы деньги, поставил бы, что это комната для допросов. А так даже деньги во время досмотра наверняка уже отобрали. Пусть роются. Скрывать ему нечего. Арсуса бросили на стул, загремели цепи, его запястья и лодыжки заковали в наручники. Да так крепко, что, превратись он в медведя, сломает либо наручники, либо, что вероятней, лапы. Отличная страховка. Наверняка полковник все продумал. Арсус с трудом удержал рычание. Казачанский! – Теперь что? – спросил солдат с писклявым голосом. – Сторожить его? – Да ничего, – буркнул басистый, – запрем, пусть в себя приходит. Ему ж медвежья доза досталась. Ха, понял, медвежья! – Арсус услышал хлопок, когда басистый ударил писклявого по плечу. Тот неуклюже рассмеялся – лебезит перед старшим. – Короче, около часа он тут еще проваляется. Потом за него возьмутся. Наше дело маленькое, дотащили – и по делам. Так что там насчет пива? Оба зашагали к выходу. – Ну, раз такое время, грех не расслабиться, – услышал он голос писклявого. Дверь заскрежетала, замок щелкнул. Арсус остался в тишине. Какое-то время он не двигался, лежал, свесив голову. Не хотелось признавать, что давно уже пришел в себя. Хотелось выиграть время и все обдумать. Их обвиняют, посадили в специальные камеры, допрашивают… Преступники, судя по всему, подорвали офицерские казармы. Неудивительно, что все так всполошились. Во время прошлых диверсий повреждений было меньше, все можно было списать на случайности: взорвался газ, неаккуратно хранили взрывчатку… Теперь стало очевидно, что враг есть. Что он напал. Всеобщая суета понятна. Но почему подозревают именно их? От мыслей начала болеть голова. Шея затекла, и Арсус решил, что нет смысла притворяться дольше. Он открыл глаза, огляделся. Какое-то время глаза привыкали к темноте. Потом стали видны очертания предметов, что оказалось бесполезным. Помимо стола и двух стульев, в комнате не было ровным счетом ничего. Могли бы хоть повесить картину для приличия. Подошло бы что-нибудь из Айвазовского, чтобы в полной мере оценить контраст. Хотя, какая разница, все равно без света ничего не увидишь. Кстати, о свете… На потолке затрещало. Лампы – длинные прямые бревна – начали загораться одна за другой. Арсус проверил наручники – туго, хорошие болты, мощный сплав. Не вырваться. Не сломать, если превратишься в медведя. Он даже не знал, какие испытывает чувства: то ли досаду, что его поймали так просто, то ли гордость за товарищей. Честь служить в столь эффективной организации. А вот гнить в ней хотелось не очень. Открылась дверь. В помещение вошел высокий, широкий в плечах человек. Ему было уже за пятьдесят, жесткая, седая книзу борода обрамляла лицо, кустистые брови наползали на глаза – черные точки. Взгляд был таким едким, что Арсус впервые понял, насколько точным может оказаться выражение: сверлить взглядом. Военного кроя пиджак с объемными рукавами увеличивал плечи, пояс стягивала коричневая портупея с торчащей ручкой пистолета незнакомой модели. Арсус даже усмехнулся. Он в комнате для допросов, в, наверное, самом охраняемом месте Союза, сидит, скованный наручниками. А у человека напротив все равно пистолет. – Добрый вечер, Арсус, – мужчина отодвинул стул, сел и сложил руки замком, – меня зовут Дмитрий Вертяев. Я задам тебе несколько вопросов. Голосок у Вертяева был вкрадчивый и скользкий. Злило, что допрашивают не свои. Видимо, начальство специально вызвало кого-то со стороны. С каждой секундой надежда, что дело разрешится миром, казалась все глупее. – А отчество? – спросил Арсус. – Зачем отчество? «Чтобы было удобнее послать тебя куда подальше», – устало подумал он. Общение с Лером ни к чем хорошему не приводило. Арсус заставил себя успокоиться. – Как хотите. Я готов ответить на вопросы. Но сначала задам свои. Вертяев нахмурился. Верхний указательный палец в сцепленных замком руках стучал и стучал. – Задавайте, – наконец сказал Вертяев, – крайне любопытно. – Что с остальными? Ксения, Хан, Лер? – Он уже знал, что с Лером. Но все равно спросил. – Закрытая информация, – коротко сказал Вертяев, – еще вопросы? – В чем нас обвиняют? – Вы и сами знаете. Арсус покачал головой. – Был взрыв, – сказал он, – я видел дым в небе. Еще видел, что полковник ранен. Больше мне ничего не известно. Мысленно он добавил информацию, которую подслушал у солдат: подорвали офицерские казармы. Но и это не проясняло картину. Вертяев кивнул.