Потом он заснул. Проснулся оттого, что кто-то осторожно коснулся его руки. – Пора вставать, – сказала Матильда. – Мы должны быть на лечебной физкультуре через два часа. – Два часа, – проворчал Юханссон. – Мне понадобится самое большее пятнадцать минут, чтобы одеться. «Как много времени уйдет на дорогу? Максимум двадцать минут», – подумал он. – Я собиралась привести тебя в божеский вид, прежде чем мы отправимся в дорогу. Как думаешь, ты сможешь расположиться на нем? – продолжила она и кивнула в сторону стула с высокой спинкой и подлокотниками. – Да, – кивнул Юханссон. «В чем проблема, – подумал он. – До него всего-то метр. Неужели она думает, что я полностью парализован?» Затем он поднялся с дивана и сел на стул. Матильда подложила подушку ему под голову, укутала ему лицо в теплое полотенце. И головная боль внезапно исчезла, словно она убрала ее щелчком своих тонких длинных пальцев. – Посиди две минуты, пока я принесу бритвенный станок и немного пены. Потом она сбрила его щетину. Осторожно и не оставив ни царапинки. Убрала остатки пены еще одним полотенцем, смочив его в теплой воде. Осторожно освежила щеки и подбородок парфюмом из его шкафчика в ванной. И подняла перед ним зеркало. – Признай, что есть разница, – сказала она. – Да, – согласился Юханссон. – Так близко к сексу я не подходил в последнее время. «И все из-за чертовых таблеток от давления», – подумал он. – Спасибо, Матильда, – сказал он. – Никаких проблем, – ответила она. – Я знаю, что после того, как перенесли инсульт, люди говорят странные вещи. Поэтому все нормально. Хотя друзья называют меня Тильдой, если тебе интересно. – Спасибо, Тильда. «О чем, черт возьми, она говорит?» 39 Вторая половина четверга 22 июля 2010 года Ярнебринг появился после обеда, точно как он и обещал. Матильда поставила кофе, воду и фрукты для них. Закрыла дверь, оставив их в покое. Просто исчезла, растворилась в тишине, царившей в его большой квартире. – Красивая девочка, – констатировал Ярнебринг со знанием дела. – И шустрая. – Ну конечно. Хотя все эти татуировки и кольца… Какой прок от них? – Они есть теперь у всех, – сказал Ярнебринг и пожал плечами. – И у детей, и у взрослых. У моей жены, например. У нее их целых две. – А я как-то не заметил, – удивился Юханссон. «Что в мире творится?» – С чего ты хочешь начать? – спросил Ярнебринг и кивнул в направлении коробок. – По твоим словам, там все вперемешку, – вздохнул Юханссон. – Это еще мягко сказано, – подтвердил Ярнебринг. – Однако в какой-то мере я в них по-прежнему ориентируюсь. Могу в любом случае достаточно точно описать, что находится внутри. – Начни с обхода, – сказал Юханссон. Никакой головной боли больше. Хотя странное чувство, словно он смотрит на все со стороны, не раз посещавшее его в последнее время. А сам словно находится на пути куда-то в другое место. – Начни с обхода, – повторил он. «Возьми себя в руки. Ты же свежевыбрит, только с тренировки, поднялся на новый уровень, удостоился похвалы физиотерапевта, сидишь со своим лучшим другом. Чего тебе еще надо? Ты же жив», – подумал он. В двух словах можно было сказать, что обход соседей при расследовании убийства Жасмин Эрмеган провалился целиком и полностью. Они по-настоящему взялись за дело, только когда прошла уже целая неделя с ее исчезновения, и, по словам Ярнебринга, выглядело чуть ли не чудом, что ему и его коллегам удалось отыскать свидетелей, способных идентифицировать девочку в пространстве. Даже на улице, где она жила со своим отцом. Отличная погода продержалась неделю, а в новостях сообщали, что она не подведет и в выходные. Начались школьные каникулы, было время отпусков, и хорошо обеспеченный средний класс, живущий в том районе, не мог пожаловаться на отсутствие летних домиков или приглашений посетить друзей и знакомых. Согласно имеющимся данным, менее двадцати процентов из них находились дома вечером в пятницу 14 июня, когда пропала Жасмин. И речь шла прежде всего о пожилых людях, которые уже легли в постель или прятались дома от уличной жары. Читали, слушали радио и музыку, смотрели телевизор… и никак не интересовались тем, что происходит за стенами их жилищ, служивших им надежной крепостью. – Зачем я рассказываю это тебе, Ларс, ты и сам все знаешь, – сказал Ярнебринг, – но с точки зрения обхода соседей она не могла выбрать худший день для своего исчезновения. Пятничный вечер, шведское лето, каникулы, отпуска. Просто кошмар для полиции, когда надо обойти все близлежащие дома. – Я тебя слушаю, – сказал Юханссон и кивнул. «Интересно, что преступник делал там, – подумал он. – Поздно вечером в пятницу, в разгар лета. Хорошая погода стояла. Что ему понадобилось в доме? Ведь он, скорее всего, не жил там. Почему ему не сиделось у себя, а он катался по городу на своем красном «гольфе» и следил за маленькими девочками, которые бегали и играли кругом в своих коротких юбочках? Хотя, собственно, было уже поздно для них болтаться по улицам». – Мне удалось найти нашу итоговую записку по обходу соседей, – сообщил Ярнебринг. – Список тех, кто жил там, когда все случилось. Почти исключительно частные дома, никаких офисов, и это же хорошо. Хотя распечатки допросов, похоже, лежат как попало. – Если у нас есть список, разберемся, – заметил Юханссон. «Наверняка Бекстрём влез сюда своими жирными пальцами и все перепутал», – подумал он. – С проверками «гольфа» дело обстоит хуже, – сказал Ярнебринг. – Не нахожу никакого итогового документа, после того хаоса, который они устроили. Он ведь должен был где-то лежать, но, похоже, куда-то запропастился. Машины, попавшие в регистр наказаний, пожалуй, можно найти в журнале. Но в остальном все плохо. «Скорее всего, попал в корзину для бумаг Бекстрёма», – решил Юханссон. – Нам надо оценить ситуацию, – сказал он. – Почему бы не сделать новый список? – Конечно, – согласился Ярнебринг. – Без проблем, даже если я не верю в пользу этого дела. Как я тебе уже говорил. Но ты отказываешься слушать. – Маргарета Сагерлиед, – сказал Юханссон. – Ты нашел материалы ее опроса? «Иногда мне кажется, что у Бу тромб в голове», – подумал он. – Да, – ответил Ярнебринг. – Даже двух. Первый провели в среду 2 июля, и тогда, значит, прошло две с половиной недели после исчезновения Жасмин. Старуха уезжала, как и все другие, и потом состоялся еще второй раунд месяц спустя, в пятницу 9 августа. – Я слушаю, – поторопил друга Юханссон. – Протоколы ее опросов мне удалось откопать среди прочего хлама. Я положил их вместе с итоговым обзором. Хочешь прочитать сам? Он поднял синий пластиковый карманчик. – Лучше ты расскажи, – попросил Юханссон и покачал головой. – Оба раза ее опрашивала одна и та же сотрудница, Карина Телль. До одури красивая, наверняка на двадцать лет младше меня. Только окончила школу полиции. Ее позаимствовали из службы правопорядка Сольны. Трудилась в патруле. Сообразительная невероятно. По-настоящему шустрая, а видел бы ты ее грудь… – Переходи к делу, – перебил его Юханссон. – Что сказала дама, с которой она беседовала? Ну, Сагерлиед. – Она находилась в отъезде, – сообщил Ярнебринг. – Уехала за пару дней до исчезновения Жасмин. Вернулась домой через пару недель. – И где она была? – В своем летнем доме около Ваксхольма. На острове Риндё, – сказал Ярнебринг. – Ей там досталась от мужа настоящая старая купеческая вилла. В ней она отдыхала вместе с подругой, тоже оперной певицей. – Ее вы также опросили? – За кого ты меня принимаешь, – проворчал Ярнебринг. – Ее рассказ сходится до последней запятой с тем, что нам поведала Сагерлиед. Подруга оказалась еще старше. Почти восемьдесят, если я правильно помню. Зато она, вероятно, была дьявольски известна в свое время. – О’кей, – сказал Юханссон. – И что она сказала? Маргарета Сагерлиед, я имею в виду. «Все хорошо сходится, – подумал он. – Если она находилась в компании кого-то, кто на восемь лет старше ее, наверное, на то у нее имелись веские причины». – По сути, четыре вещи, – поведал Ярнебринг. – Во-первых, что она не имела никакого отношения к делу. Находилась в отъезде, когда все произошло. – Во-вторых? – Во-вторых, что знала Жасмин. Малышка Жасмин бывала у нее дома несколько раз. Милая, приятная и хорошо воспитанная девочка, по словам Сагерлиед. Они даже играли на пианино и пели вместе. Случившееся, естественно, взволновало и ошарашило ее. Одновременно она была на сто процентов уверена, что это не могло произойти там, где она жила. Ни в Эппельвикене, ни в Бромме, поскольку там обитали исключительно приличные и образованные люди. – В-третьих тогда что? – спросил Юханссон. «Кто-то мог совершить преступления там, где она жила? Такая мысль просто не укладывалась у нее в голове».