– И как тебе жилось тогда? – спросил Ярнебринг. – В детском доме. – Его я постарался забыть, – ответил Макс и посмотрел на Ярнебринга сузившимися глазами и потирая свои большие руки. – Не хочу об этом рассказывать. – А твоя мать, – вмешался в разговор Юханссон, отчасти желая сгладить ситуацию. – Почему она не забрала тебя в Швецию раньше? Если я все правильно понял, она ведь к тому времени жила здесь уже много лет. Наверняка имела и вид на жительство, и работу? – Да, – подтвердил Макс и кивнул. – Сначала для нее все сложилось по-настоящему хорошо. Она получила и то и другое. Работала врачом в больнице в Сундсвалле уже примерно через год. Потом встретила мужчину, шведа, нажила с ним новых детей. У меня брат, ему девятнадцать, и сестра, ей восемнадцать. И у них все хорошо. Он ходит в университет и изучает компьютеры, а она последний год в гимназии. – Я все-таки повторю мой прямой вопрос, пусть и рискую показаться назойливым, – сказал Юханссон. – Почему твоя мать не позаботилась забрать тебя в Швецию? – Наверное, не захотела, – ответил Макс. – Новая жизнь, новый мужчина, новые дети… Но об этом я тоже не настроен говорить. Я особо и не переживал, во всяком случае сначала. Мне было хорошо, пока я жил у бабушки и деда. – Тогда поменяем тему, – сказал Юханссон. – Жизнь ее пошла под откос, – продолжил Макс, словно не услышав его, лишенным эмоций голосом, как бы просто констатируя факт. – Она начала пить, муж ушел и забрал с собой моих брата и сестру. Потом ее выгнали из больницы, поскольку она пила и воровала лекарства. И продавала их, конечно. Разным наркоманам. Сначала она попала в психушку, а затем в какой-то реабилитационный центр, и именно тогда вдруг вспомнила обо мне. – Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказал Юханссон. – Но, получается, ее терапевту пришла в голову хорошая идея позаботиться, чтобы ты попал сюда. В качестве одного из способов вернуть твою мамочку к нормальной жизни. – Да, – подтвердил Макс и улыбнулся Юханссону. – Шеф абсолютно прав, я не смог бы сказать лучше. Прошел всего год, прежде чем я соединился с матерью, которую не видел восемь лет. Тогда она получила и квартиру, и новую работу. Трудилась в качестве вспомогательного персонала в том же заведении, где раньше сама находилась. Вела массу курсов и читала доклады. Кроме того, она уже сошлась с психологом и взяла его с собой, когда приехала забирать меня из детского дома. Сам я, понятно, не знал ни слова по-шведски, а мать отказывалась разговаривать со мной по-русски. – И как только ты приехал сюда, история повторилась, – констатировал Юханссон. «Интересная женщина», – подумал он. – Десятилетним русским дьяволенком я попадаю в среднюю школу в Сундсвалле, но, когда мне исполнилось четырнадцать, я выглядел точно как сегодня, – сказал Макс. – И тогда уже был дома. – Твоя мать и ее новый мужчина? Как все у них сложилось? – У матери началась вторая серия. Только… – Я понимаю, – перебил Макса Юханссон. – Что случилось с тобой? – Сначала меня отдали в приемную семью, где я оставался до пятнадцати лет. Жил в Тимро к северу от Сундсвалля. У приличных людей, и не их вина, что я попал в колонию. Меня понесло в то время. После последнего побега из дома я оказывался там несколько раз, пока мне не исполнилось восемнадцать, а потом мой куратор нашел для меня работу. У Эверта, в строительной фирме, которой он владел в Сундсвалле. Мы обновляли главным образом его собственные хибары. Потом я трудился у него постоянно. В последний год в усадьбе, где он живет. – И что сказал мой брат? – спросил Юханссон. – В первый раз, когда вы встретились, я имею в виду? «Глупый вопрос», – подумал он. – Это я помню. Отлично помню его слова. Он сказал, что, если я не перестану вредничать и не начну работать, как все нормальные и приличные люди, он лично позаботится о том, чтобы моим единственным желанием стало снова оказаться в чертовом детском доме в России. – Похоже на Эверта, – заметил Юханссон. – Эверт не из тех, кто позволит себя доставать, – сказал Макс и улыбнулся многозначительно. – И при этом он лучший из всех людей, с кем я встречался. Он всегда очень хорошо говорит о шефе, кстати. – Он всегда хорошо говорит и о тебе, Макс, – произнес Юханссон серьезно. – Эй, Бу, – продолжил он и кивнул своему лучшему другу. – Тебя еще что-нибудь интересует? – Твоя мать, Макс? Как сложилась ее жизнь? – Она умерла, – сказал Макс и пожал плечами. – Семь лет назад. От рака печени. Странно, конечно, мне было шестнадцать тогда, но я едва помню, как она выглядела. Точно как с отцом, хотя тогда мне было только четыре и я почти не встречался с ним. «Наверное, это стало освобождением для тебя», – подумал Юханссон. – Послушай, Бу, – сказал он. – Та маленькая блондинка-официантка, за которой ты наблюдаешь уже пять минут… – И что там с ней? – спросил Ярнебринг. – Ты не мог бы махнуть ей, чтобы я получил бокал красного вина к тефтелям, – попросил Юханссон. – Меня интересует одно дело, шеф, – сказал Макс пару часов спустя, когда они высадили Ярнебринга и взяли курс на Сёдер. – Я слушаю, – буркнул Юханссон. – Относительно полиции, моего желания поступить туда. Это возможно? Возьмут ли они такого, как я? – Нет, – ответил Юханссон. – Если это как-то утешит тебя, без полиции ты тоже вполне обойдешься. – Я так же считаю, – сказал Макс и кивнул. Когда они вернулись домой, Юханссон лег на диван и заснул, по большому счету мгновенно. И проснулся оттого, что Макс осторожно коснулся его руки. – Да, – сказал Юханссон. – Звонила ваша жена, шеф, – сообщил Макс. – Она интересовалась, как вы себя чувствуете, спрашивала, нормально ли, если она и ее подруга переночуют за городом. – И что ты ответил? – Что все замечательно, – сказал Макс и улыбнулся. – Что вы, шеф, чувствуете себя хорошо и так далее. – Отлично, – буркнул Юханссон. Потом он, скорее всего, заснул снова. И спал без сновидений на этот раз. Проснулся оттого, что за окном начало светать. С болью в голове, поскольку забыл принять свои лекарства. Он пошел в ванную. Вымылся холодной водой. Проглотил несколько дополнительных таблеток на всякий случай. Потом лег в кровать и снова заснул. 71 Воскресенье 8 августа 2010 года Воскресенье оказалось для него плохим днем. И ситуация нисколько не улучшилась оттого, что Юханссон догадался связать это со вчерашним продолжительным обедом. К счастью, Пия собиралась приехать только ближе к вечеру, поэтому у него хватало времени привести себя в порядок. Он позвонил ей на мобильный. Не потому что соскучился, просто его мучила совесть, и он хотел как-то усмирить ее. Голос жены звучал радостно. С грибами им на удивление повезло, и стоило воспользоваться случаем в полной мере. Давление в груди не позволяло дышать нормально, кроме того, никак не уходила головная боль. И сначала Юханссон попытался действовать по своему новому распорядку в надежде, что все пройдет. Проглотил обычные пилюли, принял душ и побрился. Сам пришел на кухню приготовить себе завтрак. Макс застал его за этим занятием и не смог скрыть беспокойства, взглянув на него украдкой. – Как дела, шеф? – спросил он. – Могли быть и лучше, – ответил Юханссон. – Но все образуется. А как дела у тебя? – Нормально, – ответил Макс. – Идут своим чередом. Не о чем беспокоиться. Если шеф сядет, я разберусь с едой. Макс взялся за дело, а Юханссон вернулся к себе. Правда, сначала зашел в ванную, проглотил еще одну маленькую белую пилюлю, принял таблетку от головной боли, а затем лег на диван у себя в кабинете и великодушно позволил Максу принести ему завтрак на подносе. Юханссон выпил кофе, минеральную воду, свежевыжатый апельсиновый сок и большой стакан йогурта. Постепенно боль ушла, и ему стало легче дышать. – Все в порядке, шеф? – спросил Макс. Он появился как черт из табакерки и кивнул на поднос с остатками еды. – Кончай сюсюкаться со мной, Макс, – прорычал Юханссон. – Дай мне книгу, которая лежит там. – Он показал в нужном направлении. – Ту тонкую, в синей обложке. – Немецкая, – заметил Макс. – Шеф знает немецкий? – Да, – ответил Юханссон. – Хотя я был значительно старше тебя, когда научился говорить на нем. – Сам я почти не говорю по-русски, – заметил Макс с еле заметной улыбкой. – Эта книга есть у меня и на шведском тоже на случай, если ты заинтересуешься. Den Richter und sein Henker. По-шведски она называется «Судья и его палач». Ее написал Фридрих Дюрренматт. Он был швейцарским писателем и художником. Умер двадцать лет назад. Замечательный писатель, хороший художник. – Юханссон предпочитал больше знать о людях, попадавшихся ему на жизненном пути, и даже о таких, с кем никогда не встречался лицом к лицу. – Я почти не читаю книги, – признался Макс. – Главным образом сижу за компьютером. – У чтения есть свои плюсы, – сказал Юханссон. – Если книга плохая, ты обычно обнаруживаешь это достаточно быстро, и ее можно просто выбросить. Но если она хорошая, ты почти всегда получаешь пищу для размышления, а если отличная, можно даже стать немного лучше, прочитав ее. Эту я читал несколько раз. – Судья и его палач… – сказал Макс. – По-моему, я понял, о чем там речь. Только намекни, если тебе понадобится что-то сделать. – Ты о чем? – насторожился Юханссон. – Относительно этого чертова педофила, – объяснил Макс. – Нильссона, убившего маленькую девочку. – Нет, – сказал Юханссон. – Я собирался разобраться сам. Макс промолчал, только пожал плечами. Потом он взял поднос двумя пальцами левой руки и исчез неслышно, несмотря на свое массивное тело. И закрыл дверь, оставив Юханссона наедине со своими мыслями.