– Он согласился поговорить, но у вас не больше получаса, потом поставим капельницу, – проинструктировал врач-паллиатолог, приводя в вертикальное положение изголовье каталки. От этого действа Чингаров сморщился, закрыл глаза и застонал. Бирк незаметно включил диктофон и изучающе уставился на истощенного и измученного болями свидетеля. Обесцвеченные волосы всклочены. Потрескавшиеся губы. На сером лице испарина. Когда за врачом закрылась дверь, Чингаров открыл глаза. – Я помню вас, но тогда вы были без очков, – скрипучим голосом еле слышно произнес Чингаров и облизал губы. – Сколько мне тогда было? Десять? – Одиннадцать, – уточнил Бирк и придвинул стул ближе к изголовью каталки. – Я так понимаю, все тетушки умерли. – Все до одной, – с горечью усмехнулся Артур. – Но они так отравили мое тело и душу, что до сих пор кажется, что они все еще здесь. Вот откроется эта дверь, впорхнет какая-то из них с носом в виде птичьего клюва и начнет причитать: «Артурчик, не лежи в кровати после того, как проснулся. Беги, умойся снегом и садись за стол». Помните их носы? Эти ужасные крючки… – он закашлялся и протер платком губы. – В тот день произошла подмена? – Бирк не сводил взгляда с Чингарова. – Вы поехали вместо брата, как вы тогда выразились, к психодоктору. – Да, – Чингаров улыбнулся, оголяя желтые зубы. – Вольдемар всегда был пуглив и постоянно просил о помощи. – Когда у него появились проблемы с психикой? Чингаров пожал плечами. – Он всегда был непредсказуем и непослушен, поэтому ему больше всего доставалось от деда. – Деда? Вы не говорили, что у вас был дед. Чингаров скривился. – Про него и секту, адептами которой было все наше семейство, говорить категорически запрещалось. – Секту? – Бирк откинулся на спинку стула и тяжело выдохнул. Конечно! Как он сам не догадался? В памяти всплыли образы трех сестер. Одинаковая одежда, черная гамма. Массивная, лишающая всякой женственности обувь. Один и тот же взгляд: блуждающий, немного рассеянный, затравленный. – Дед был последователем «Скакунов». Слышали о такой секте? Бирк кивнул. Когда-то ему приходилось изучать деятельность всех существующих и канувших в Лету религиозных организаций, и он помнил, что «Скакуны» возникли в Европе как результат неприятия лютеранства. – Подозреваю, что он добавил в религиозные труды собственное видение божественности. Наша мать была немкой. Она сбежала из семьи в двадцать один год. В этом возрасте каждый прихожанин проходит особый ритуал посвящения. Ты должен сознательно выбрать «Скакунов». Испытуемого помещают в лесной домик на три дня. Там он молится и принимает решение. Для тех, кто хочет сбежать, это единственный способ вырваться в большой мир. Мой брат тоже им воспользовался. – Но не вы… – подметил Бирк. – Я не хотел убегать, – с напускным воодушевлением ответил Артур. – В секте было интересно. Никаких жен. Бери любую. По воскресеньям праздничная служба. Ох, как же я ждал эти воскресенья. После пения псалмов начиналось основное веселье. Пляски до упаду, а потом секс. Много секса. Кто от такого откажется? Когда сбежал брат, все девчонки были мои. – Он помрачнел. – Шутка. Он сторонился девчонок, как чумы. Только на днях признался, почему. Я был шокирован. Мой брат – гомосексуалист! – Вы не догадывались? – Нет, боже, никогда. Он это тщательно скрывал. Понятно почему, если бы дед узнал, то Вольдемар не отделался обрядом перекрещения. – Перекрещения? Чингаров отмахнулся. – Когда мы не слушались, дед закрывал нас в бочке, наполненной ключевой водой, и держал до тех пор, пока мы не начинали визжать от холода. Брат всегда сдавался первым. Я мог бы многое вам тогда рассказать, док, но что мои слова против трех свихнувшихся старух? Ради деда они бы убедили кого угодно, что у меня не все дома. Бирка осенила догадка, и он ее тут же озвучил: – У ваших тетушек был один муж – ваш дед. – В десятку, – усмехнулся Артур. – Браво, док. Ей-богу, вы молодец. Уж вы бы разогнали всю их вакханалию в три счета. Я это видел в вас. Хотел даже признаться, ведь вы так старались вникнуть в суть проблемы, но потом передумал. У деда был Вольдемар. Да и мать была еще жива. Вас бы дед назвал Огненным серафимом – человеком, способным сжечь чужие сердца. Бирк вытянул шею и прищурился, ему не понравилось такое сравнение. – Каждую ночь он стучался то к одной сестре, то к другой. Людям он говорил, что не связан ни с одной женщиной, но на деле имел всех, даже моих подружек. Выдавал это за процесс очищения. Говорил, что через него на них сойдет Дух Святой и очистит грязные помыслы. Вот только грязными они были лишь у него. – Вы сказали, что ваша мать сбежала. Как же получилось, что вы с братом попали к деду и его сестрам? – Когда она сбежала, в первую очередь решила наверстать учебу. Окончила вечернюю школу и поступила в медицинское училище. Устроилась работать в больницу. Там познакомилась с моим отцом. Он лежал с воспалением легких. Влюбились, поженились, и родились мы с Вольдемаром. Отец был архитектором, из состоятельной семьи. А когда он погиб, мать осталась богатой вдовой и по дурости написала теткам. Вот тогда-то дед и добрался до нее. Забрал все: квартиру, дом, деньги, драгоценности. Денег было так много, что половина паствы переехала из Тьмутаракани в Москву. Над нами с братом тетки тряслись, дед редко вмешивался в процесс воспитания, только когда мы совсем распоясывались. По сравнению с другими детьми в секте мы были избалованы. По завещанию отца мать была лишь опекуншей, мы с братом – истинными наследниками. Это и спасло нам жизни. А то разделили бы участь своей сестры. – У вас была сестра? – Была. – Чингаров скорчился и повернулся на бок, лицом к Бирку. Его голос опустился на октаву и зазвучал приглушенно. – Больных детей в секте не держали. Сам дед рук не марал, заставлял под особые песнопения матерей умерщвлять собственных детей. А так как в секте в основном были родственники, то от кровосмешения каждый второй ребенок был с отклонениями. Бирк побледнел. – Умерщвляли публично? – Говорю же, под особые песнопения. Они все орали и скакали, как орангутанги, – лицо Артура стало каменным. – Мать родила от деда девочку. Она родилась глухой. После умерщвления ребенка она сошла с ума. Однажды ее нашли в кровати мертвую, с проколотым спицей сердцем. Дед сказал, что мать сама себя убила. Но я-то знал, что ей помог брат. Он избавил ее от мучений. – Почему вы так уверены? – Я слышал их ночью. Они шептались. Мать спала с нами в одной комнате. Вольдемар говорил, что отправит ее на небеса, где мать будут окружать ангелы и наша маленькая сестренка. Мать плакала, понимала, что он хочет сделать, и сама направила его руку. С одной стороны спицы он приделал ручку, но она лопнула, Вольдемар проколол руку, рана долго не заживала. Хоть Бирк, в силу своей профессии, был к таким рассказам привычен, слушать откровения Чингарова ему было тяжело. – Так почему вы все-таки не сбежали? – Объяснение, которое ранее дал свидетель, Бирка не устроило. – Я был влюблен… в двоюродную сестру, – признался Артур. – Ее звали Хелена. Белокурый ангел. Хрупкая, нежная. Она тоже меня любила. – И почему вы не вместе? – Она умерла при родах. Дед запрещал переливание крови. Она умерла от кровопотери. – Это был ваш ребенок? – Да. – И где он сейчас? – Умерщвлен, – еле слышно ответил Чингаров. – Кем? Ведь мать умерла. – Дед заставил меня. Но… – Вы снова поменялись местами с братом, – догадался Бирк. Теперь сложилась общая картина, Бирку недоставало лишь пары фрагментов, которые он намеревался заполнить к концу разговора. – Так зачем вы, док, пришли? Из-за Вольдемара? Бирк кивнул. – Я так и понял. Он снова убивает… – Снова? – Когда он сбежал из дома, устроился рабочим на какой-то склад. Там что-то произошло. Подробностей брат не сказал, но я понял, что он кого-то убил. После побега он сильно изменился, отношения между нами были уже не такими близкими. Можно сказать, что я потерял брата в тот день, когда он убежал из лесной хижины. – Расскажите мне о Караваджо, – попросил Бирк и поправил очки на переносице. – Oh, mein Gott17! Вы даже это знаете, – усмехнулся Артур. – Брат помешан на этом художнике. Только о нем и говорит. Это началось, когда мы забрели в школьную библиотеку. Он нашел альбом с картинами Караваджо. Вольдемара словно молнией поразило. Вскоре он узнал дату рождения художника – двадцать девятое сентября, это и наш с братом день рождения, и после этого ему совсем крышу снесло. Стал читать о реинкарнации, переселении душ. А когда мы встретились после того трагического случая на складе, он уже говорил о том, что постоянно слышит голос Караваджо. Что у него с ним прямая связь. Я тогда еще подумал, что у брата после всех потрясений сформировалось психическое расстройство. Это ведь шизофрения, док? Бирк не хотел углубляться в этот вопрос, слишком все субъективно. Чтобы поставить точный диагноз, ему нужен был подробный анамнез. – Насколько я знаю, помимо Караваджо у него есть еще один наставник. – Вы о Химике? – Артур застонал и снова перевернулся на спину. Бирк напрягся и поддался вперед. – Расскажите о нем. Как они познакомились? – Я не знаю. Он мало о нем говорит. Там взаимовыгодный интерес. – А что вы еще о нем знаете? Как он выглядит? Кем и где работает? Где живет? Где они встречаются? Что их объединяет? – Знаю только, что Химик нашел его в каком-то убежище, где тот скрывался, и помог адаптироваться. Брат говорил, что после общения с Химиком понял, в чем его миссия и зачем пришел в этот мир. – И в чем же его миссия?