Как не любить сказку, которую сам сочиняешь, заранее зная, что финал неизбежен, а за ним – не стыкуемых интересов, полный конфликтов мир… Еще тогда, в аэропорту, когда только всколыхнулось, он воспринял Светлану как залетный, романтичный образ, коими переполнена душа любого свободного (и не только) мужчины. При этом кардинально менять свой обустроенный и до отвращения сытый быт готов не был. Отлично знал, по каким терниям придется пройти, дабы соединиться с человеком из иной системы координат. Колики соблазна, да, мелькали, но в принципиально новое русло не влекли. Конфликт его невероятно яркого, внезапно нахлынувшего чувства с условностями забаррикадировавшегося в своем самодовольством социума, который и сам, играя по правилам, иллюстративно представлял, привносил грусть, как ни диво, светлую, как юные мечты. Тени – тенями, а чувства – чувствами. Их же в подхватившей Олега каравелле – море разливанное. И занесло то судно на такую высоту, что внезапный звонок буквально вырвал Олега за волосы из опиумной долины счастья. – Звенел, как тот будильник в семьдесят шестом, и как тогда просыпаться не хотелось… – нарушил неловкую тишину референт. Медленно поднялся на ноги. – Какой еще будильник? – заинтересовалась Светлана. – Механический, из общежития по Слесарной 35, –.изрек после глубокого вздоха Олег. – Что за общежитие, не перегрелся часом? – Светлана придирчиво оглядела референта с головы до ног. – Студенческое, из него я в армию уходил, четверть века назад… – гонял, точно в пинг-понге, почившие в Бозе реалии референт. Светлана то блуждала по яхте рассеянным взором, то хмурилась. Быть может, решала загадку, о какой армии речь: советской или американской? Слесарь-то ремесло трансконтинентальное… Тут Олег спохватился, сообразив, что и впрямь неясно, какие штандарты упомянул. Оттого разъяснил сразу: «Краснозвездную, Света, краснозвездную…» Чуть подумав, развил мысль: «Портянок и кирзовых сапог…» Светлана поморщилась на дефицит патриотизма спутника, пусть при царе Землеустроителе присягнувшего, но родине все же… Какое-то время дулась, после чего спросила: – Ты должен уехать? – Мы должны… – заверил в готовности доставить в точку исхода референт. – Довезешь, надеюсь. И на полпути не бросишь… – невесело усмехнулась Светлана, уточнив: – Только когда? – Так уж важна дата? – просыпал раздражение рулевой. Неприкаянно дернулся, в сердцах махнул рукой: мол, к лешему все! – Ты ведь знаешь, когда… – Глаза Светланы раздались, чуть увлажнились. Олег подумал: «Страшась разлуки, женщина краше всего: дымчатая бледность, изящество, грация. Так и подмывает заключить ее в объятья и вкушать нежное волнение до утра. А завтра – хоть трава не расти. Вот такие мы, кобели.…» – Когда – откуда? – нахмурился Олег. – Что значит откуда? Из Стамбула, разумеется… – Светлана оперлась руками о корму. Ей казалось, что бриз, ласково колышущий на яхте флажки, обходит ее стороной, в то время как тоска, точно помпой, толчками вливается в тело. – Вылет послезавтра и отложить его не могу… Наверное, второй в жизни раз … – подбавил унынья референт. – А первый когда? – живо откликнулась Светлана, ничем не выказывая, что только что подавила слезы. – Когда из Союза с билетом в один конец уезжал. Время было такое… Впрочем, мало что изменилось…Только тебя не было и того, что между нами… Однако вояж в рай отменяется. За пирс, правда, пустили – поплескаться… Время камни собирать, время бросать их за борт… – раскатывал правду души рулевой, правда, с перебором витиевато. – Рейс послезавтра, а до Стамбула тащится столько… – оборвала монолог иносказаний Светлана. Рулевой какое-то время безмолвствовал, но по неспокойным глазам угадывалось: он встраивается в тягостный, но осознанный, как неизбежный, формат. В конце концов определился: – Рулить, по-видимому, не будем – полетим. – А машину в косметичке спрячем? – ужаснулась пассажирка, зная, что денег у нее – точь-в-точь на вылет из Стамбула домой, ибо билет свой просрочила. – Юмор – вещь бесценная, но на нем далеко не уедешь. Мы же пока поплывем. – Олег отправился в машинную часть. Спустя минуту мотор яхты взревел, распугав зависших над судном чаек. Досрочное возвращение «яхтсменов» в пункте проката не прогнозировалось, так что сдать яхту удалось нескоро. Прежде чем заведующий объявился, горе-мореплаватели облазили причал и все сопредельные ангары. Как всегда никто ничего не знал, а точнее, обслуга не говорила по-английски. Следующий сюрприз попортил нервы в регистратуре отеля. Счет за постой проштамповали проворно, равно как и забронировали два билета в Стамбул. Конфуз вышел с заказом билета Светланы в Москву: действуя по шаблону, клерки обилетили из Анталии. Олег пригласил старшего по смене и скорректировал маршрут через него. В «Hertz» удивились, почему «БМВ» сдают в Анталии, а не, как предписывал ваучер, в Стамбульском аэропорту. Но препятствий чинить не стали – правилами аренды переадресовка не запрещена. Дальнейшее – рутина, причем крайне утомительная: багаж, такси, досмотр, посадка, взлет, приземление, вновь сумки и опять такси. В лобби стамбульского «Карлтон Риц» ветеран-постоялец и некогда засветившаяся там спутница грешили осунувшимся, опустошенными лицами, будто прибыли из Веллингтона или, по меньшей мере, Бангкока, но никак не Анталии. Впрочем, дела до этого не было никому. Между тем, передавая Олегу ключ, консьерж осведомился: – Такси на завтра, господин Левин? – Да, на десять утра – «Ататюрк», – любезно откликнулся гость. – Премного вам благодарен! Стало ясно: бронь с завтрашнего утра аннулирована. В номере царил идеальный порядок – даже брошенные впопыхах баулы Светланы аккуратно сложены у входа. Последние полдня влюбленные в основном дремали – в такси, аэропорту, самолете, снова в такси. Стресс навеял сонливость, но на перекладных выспаться не удалось. Оттого недавние отпускники то и дело зевали, усугубляя свой и без того помятый облик. Растерянность, сомнения и гробовая тишина передавали друг другу эстафету. Бесконечная катушка новостей CNN, за которой референт следил по титрам без звука, атмосферу раздрая лишь подчеркивала – немое, хоть и в цвете, кино. Светлана лежала на диване и грустным взором блуждала по стене напротив, игнорируя что экран, что референта. Восемь по полудню, до расставания в аэропорту – ночь отбыть. Рейсы на Москву и Лос-Анджелес – смежные, с разрывом в четверть часа. – Время собираться, Олег. Постирать тебе что? – решила напомнить о себе Светлана. Референт безлико наблюдал репортаж о иракской герилье и, казалось, обращение Светланы прослушал. Но вдруг резко повернул голову и как-то странно уставился на возлюбленную. Ждал то ли разъяснения, то ли собирался с мыслями. Вновь вернулся к просмотру, после чего, глядя строго на экран, отозвался: – Собраться духом помоги вначале, взгрустнулось что-то мне… Хлопая ресницами, Светлана приняла горизонтальное положение, спросила: – Ты поэт? – Скорее, прозаик, – заявил на полном серьезе референт. То, что вопрос Светланы навеян ритмикой его предыдущей фразы, Олегу и в голову не пришло. Слова с интонацией, видно, склеились случайно. – Когда прилетишь, что первым делом сделаешь? – все-таки заглянула в будущее гостья. – Позвоню… – гундосил, точно отрок, Олег – Матери, подруге? – сузила диапазон ответа Светлана. – Позвоню тебе, если дашь номер… – улизнул из навязанного адреса референт. Впрочем, не вполне чтобы… – Позвонишь? – Голос Светланы дрогнул. – Видишь смысл? – Какой смысл, не знаю, но, как долетела, принято интересоваться, – обрисовал свой интерес Олег. – Думаешь, когда-нибудь встретимся? – зрела в самый корень Светлана. – Не убежден, что захочешь меня видеть… – Иногда кажется, ты не в себе… – Я действительно не в себе, – страдальчески произнес Олег, – и мне… хреново… по-настоящему… – Скулы на его лице выступили. – Не грусти… – Светланы обдала ухажера волной взаимопонимания. Взгляд Игоря скользнул по бару, где одиноко скучала единственная бутылка, непонятно как пережившая бурю выездного русского романа. Живо вскочил на ноги, извлек емкость с посудой, перенес комплект на журнальный столик. Несколько маневров и влюбленные забрались в ниши для релаксации, каждый в свою. Светлана изящно приподняла ноги, обвила колени руками, после чего поправила халат. Король бензоколонки обосновался на полу, чуть левее ее ног и, откинувшись на спину, плечом соприкоснулся с возлюбленной. Какое-то время в комнате через ровные интервалы звучал лишь разливаемый «Tullarmore Dew» да плеск минералки, коей Светлана запивала густое зелье. Каждый погружен в себя, поигрывая клавиатурой сокровенного. Оттенки ликов наплывали друг на друга – когда стремительно, а когда смыкаясь или претерпевая синтез. Сладкой боли и парящей, словно чайка, тоски. Наконец, закинув в себя нужный для размягчения объем, Олег отложил стакан и заговорил: – Расставшись с женой, думал, впереди простор сладостных открытий и снов. Новизна расшевелила, но в итоге жизнь осталась той же – серой и малоинтересной. Главный же вопрос «Счастье – где оно?» – по-прежнему без ответа. Вокруг внимание, но так, чтобы млеть, таять друг в друге, – кажется несбыточной мечтой. Случайные встречи, забытые назавтра, и даже любовь иногда, опять же случайная, придуманная скорее для гимнастики чувств, чтобы расцветить одиночество. Тут в мою пустоту врываешься ты, твои руки, глаза, твоя стратосфера. Мы тянемся, находим, безумно любим друг друга. Но некая сила расталкивает нас, отторгает. После чего я снова один, в вакууме времени. Да и ты одинока, вокруг тебя ничейная земля, и помочь я ничем не могу. Олег вдруг резко перекатился, встал на колени перед возлюбленной и, словно в замедленной съемке, погружался в нее, пока не слился совсем. Вскоре раздались звуки, напоминавшие гибрид приглушенных рыданий и причмокивания ребенка. Порывисто дыша, Светлана откинулась на спинку дивана. Ее халат раскинулся рукавами на сиденье и ничего уже не прикрывал. – Ведь обо мне ты ничего не знаешь… – бормотала в грудь референта Светлана. Разобрав постель, влюбленные перебазировались в спальню. Время стремительно таяло, перевалив за полночь. – Знания обогащают лишь духовно… – Хотелось поделиться, а ты подначиваешь… – Я располагаю к откровенности? – искренне подивился Олег. – Есть в тебе какая-то простота… Да и чистый весь, не замаранный, – Светлана пристально взглянула на референта, будто убеждаясь в справедливости оценки. – Прямо ангел! – выразительно хмыкнул Олег. – Я много сделала зла, настоящего… – исповедовалась в каких-то грехах возлюбленная. Эка наивность! Родимых пятен на свете столько, что до скончания века не инвентаризовать. Лучше не начинаться…