— По времени за сколько? — рявкнул Белов. Петр испуганно посмотрел на него. — Дня за три управлюсь. — А быстрее? — Можно и быстрее, коли Настасья Платоновна позволит, — мужик опасливо покосился на хозяйку. — Петр, займись окном, — устало распорядилась Настя, старательно отворачиваясь, чтобы слуга не заметил ее покрасневшие от слез глаза. — Как скажете, барыня, — привычно ответил тот и поклонился. — Так я пойду? — Иди. — Хорошо, что окон много, — вздохнула хозяйка дома. — На этом пока ставни придется закрыть. Она подошла к окну, вгляделась в темные тучи, собирающиеся над заливом. — Надеюсь Саша ваш успел добраться до церкви. Гроза надвигается, — произнесла ведьма. Настя вздрогнула. Что-то подсказывало ей, что Бутурлина говорила не только о погоде. Глава 6 Гроза началась едва успели закрыть ставни. Не на шутку разыгравшийся ветер принес огромные темные тучи. Деревья в саду угрожающе скрипели, а на чердаке дома завывало. Из-за закрытых ставен молнии не было видно, но раскаты грома грохотали так, что казалось, дом подпрыгивал. Две девки, подметавшие пол от стекла, каждый раз испуганно вздрагивали и крестились. — Да будет вам! — строго прикрикнула на них хозяйка дома. — А то вы раньше гроз не видали! — Так ведь это — особенная, — возразила одна из горничных. — И чем же она такая особенная? — Громкая шибко. Говорят, в такую грозу нечисть просыпается, людей соблазняет на дела греховные. — То-то ты и крестишься вместо того, чтобы работать, — фыркнула Анна Михайловна. Девка ойкнула и послушно схватилась за веник. Вскоре все стекла были убраны и о явлении Ивана напоминала лишь гнутая оконная рама. — Пойду, посмотрю, что там Аксинья делает, Александр Борисович борщ заказал на обед, — Анна Михайловна встала. Задремавший в кресле Белов, заслышав шорох платья, тут же вскочил — сказалась давняя выучка. Хозяйка дома с улыбкой взглянула на заспанного, слегка пошатывающегося гвардейца. — Шли бы вы в постель, Гриша, — миролюбиво заметила она. — Друг ваш вряд ли в грозу вернется, а вот Александр Борисович может и попрекать меня будет, что я — ведьма и уморить вас хочу. Настя невольно улыбнулась. Ей тяжело было представить, что Бутурлин может упрекать жену. — Наверное вы правы, — Белов провел рукой по лбу, точно набираясь сил. Он сделал шаг, качнулся, но устоял и медленно направился в свою комнату. — Ну слава богу! — перекрестились Бутурлина, когда гвардеец скрылся за дверью, — Вот ведь, что дети малые, глаз да глаз нужен! Настя криво улыбнулась. В словах хозяйки дома ей вновь почудился укор за собственное поведение этой ночью. Девушка посмотрела на Анну Михайловну, вовсе не торопящуюся на кухню. — Вы, должно быть, сердитесь на меня, — прошептала она, желая внести ясность в отношения. Бутурлина приподняла брови. — Сердиться? На что? — На… на… — как не старалась Настя, говорить с чужим человеком о случившемся между ней и Беловым было выше ее сил. Анна Михайловна улыбнулась, прекрасно понимая все сомнения. — Я не сержусь, — мягко сказала ведьма. — Глупо сердиться на то, что изначально предопределено. — Но вчера вы я обещала… — в сердцах воскликнула Настя. — Я подвела вас, Анна Михайловна! Вы говорили мне, а я… Раскат грома заглушил слова. — Глупости! — махнула рукой хозяйка дома. — Уж я-то знаю, как трудно совладать с Силой. Тем более после полного завершения обряда. — Полного завершения обряда? — переспросила девушка. Анна Михайловна вздохнула и вновь вернулась на свое место. Расправила юбки, явно решая, с чего начать. Потом взглянула на Настю. — Весь обряд преображения — это обретение власти. Власти над тем зверем, который у каждого в душе есть. Первая инициация пробуждает этого зверя. И вот тут-то самое главное — сущность человеческую не потерять, чтобы во век зверем не остаться. Страшно это, потому и сделал Яков Брюс так, чтобы преображенцы государю законному подчинялись. А вот вторая инициация страшнее. Зверю надо пару свою найти, чтобы могла душу из тьмы к свету вывести. А это лишь ведьме природной подвластно. Во волки за ведьму и готовы горло друг другу перегрызть. Вспомнив волчьи тела, лежащие на поляне, Настя невольно вздрогнула. — И что, они всегда так сражаются? — прошептала девушка. — Сражаться не сражаются, да только преображенцу в испытании умереть приходится, чтобы ведьма могла душу человеческую вывести, да зверя усмирить. Обряд жестокий, и не все к нему оказываются готовы… — А если ведьме не под силу будет душу вернуть? — девушка смотрела на наставницу широко распахнутыми глазами. — Тогда человек погибнет. Да и зверь долго не проживет. После этих слов в комнате стало очень тихо. Не было слышно даже шума дождя. — Так что, Настенька и в голову не бери. Что у вас с Гришей случилось — воля Божья. Пара ты его изначально была. А все остальное — так, наносное оно, — Бутурлина подошла к окнам, распахнула ставни. — А вот и гроза прошла! — И правда прошла… — эхом отозвалась девушка, бросая взгляд в окно. Деревья, все еще влажные от дождевых капель радугой переливались на солнце. Вместе с грозой ушла и тревога. Во всяком случае, теперь Настя не опасалась гнева хозяйки дома и на душе стало легче. Правда, оставались еще родители Белова, да и сам Платон Збышев. Настя до сих пор не знала, как папенька отнесется к столь скоропалительному замужеству единственной дочери, полюбит ли зятя так, как любила его сама Настя. Скорее всего, любить не будет, но и презирать не станет… Дойдя до этих мыслей, девушка вздрогнула и слегка ошеломленно моргнула. Затем скосила глаза на Анну Михайловну, все еще стоящую у окна. Ведьма внимательно осматривала сад на предмет ущерба, нанесенного грозой, и не заметила смятения своей гостьи. Настя отошла вглубь комнаты, пытаясь совладать с чувствами. Самым понятным из них была растерянность. Девушка просто не ожидал, что действительно сможет полюбить навязанного насильно жениха. Тем не менее это случилось. И теперь Настасья просто не знала, что же ей делать. К тому же сам Григорий ни разу не признавался в любви, и даже вчерашняя ночь могла значить для преображенца слишком мало, памятуя его прежние амурные дела. Конечно. Анна Михайловна утверждала, что волка всегда тянет к ведьме, но ведь помимо волка был еще и человек. А вот что творилось в душе у Белова Настя не догадывалась. Невеселые раздумья прервал Левшин. Он ворвался в комнату, точно за ним гнались оборотни. — Черт знает что! — громогласно возвестил измайловец, оглядываясь по сторонам в поисках друга. — А где Гришка? — Он все еще неважно себя чувствует и отправился спать, — спокойно ответила хозяйка дома. — и прошу вас, Сашенька не поминать нечистого всуе! — Оно может и к лучшему! — ответил Левшин не то про Белова, не то про нечистого. — Потому что полковой священник отец Кирилл в Стрельне соборует умершего, а встреченный по пути священник семеновского полка отец Игнатий заявил, что венчать может лишь после того, как молодые проведут ночь в посте и молитвах, а также исповедуются. При упоминании об исповеди, Настя вздрогнула и беспомощно посмотрела на Анну Михайловну, та ободряюще улыбнулась и вновь повернулась к Левшину. — Сашенька, думаю для всех будет лучше дождаться отца Кирилла. Все-таки преображенцы — народ особый, сам понимаешь… — Псы они блохастые, — беззлобно отозвался Левшин. — Но я, Анна Михайловна, решил, что отец Кирилл все ж надежнее, потому не называл имен. — Хорошо, — кивнула ведьма, бросила быстрый взгляд на каминные часы и охнула. — Я ж на кухню сбиралась! Сашенька, вы останетесь на обед? — Позвольте в другой раз! — Левшин поклонился. — С вашего позволения, я пойду! Мне еще в казармы надобно! — Не смею вас задерживать. Щелкнув каблуками, измайловец вышел. — Вот балаболка! — воскликнула Бутурлина. — Все бы ерничать, да бежать куда-то. Женить бы его…