Пока принцесса шла в свою комнату, ее мысли были прикованы к первокурснику, с которым она сегодня познакомилась. Синдер Шейд… Типичная фамилия для жителя Кинжальных гор. И все же что-то в его взгляде говорило о том, что он был из другого места, вовсе не из Ракеша. Разница была почти неуловима, но его кожа была не совсем того же оттенка, что у большинства его соотечественников. Она была чуть темнее, словно чай с капелькой молока. Разрез глаз тоже был круглее. Возможно, в нем есть примесь эрроуза. Она не могла наверняка определить его происхождение, но сильнее, чем его внешность, ее удивило его обоняние. Он заметил исходивший от нее запах корицы. Его замечали только самые близкие: родители, брат и сестра. И больше никто. Даже друзья и кузены. Так как это удалось Синдеру? Нет – почему это удалось Синдеру? Наверняка это как-то связано с его смешанным происхождением. Возможно, благодаря ему он и имел обостренное чутье. Поэтому он никак не мог быть чистокровным. Скорее наоборот, такие люди были менее одаренными, но это не мешало их желанию сохранить расовую чистоту. Это было странно. Некоторые человеческие племена настолько глубоко верили в чистоту своих предков, что требовали, чтобы все их члены имели общие черты, будь то оттенок кожи, разрез глаз или цвет волос, и хотели, чтобы их потомки тоже ими обладали. Подобные взгляды всегда были Ане не по душе. Она ненавидела такую узколобость, что было неудивительно, учитывая, что в другой жизни ее считали гхриной, выродком. Она не могла до конца восстановить в памяти эту часть своего прошлого. Это был давно утраченный период жизни, эра потухших воспоминаний, годы, наполненные радостью, счастьем и любовью. Ей было больно думать об этом. Принцесса сбросила тяжесть воспоминаний и снова сосредоточилась на Синдере Шейде. Ей понравился этот парень. В отличие от других представителей человеческой расы, он ее не боялся, его не впечатлял ее статус эльфийки, входящей в королевскую семью. Он даже был готов поддразнивать ее, на что не осмеливался практически никто из мужчин. Неважно, какой расы. Синдер обладал смелостью и чем-то еще. Чем-то большим. У Ани было чувство, что в душе Синдера соединялись упрямое сердце воина и высокий дух. А может, она приписывала ему больше заслуг, нежели он на самом деле имел. Прицесса улыбнулась про себя, представляя, какие выводы о нем сделала бы ее старшая сестра, Энма. Было нетрудно догадаться. Энма разделяла неприязнь Эстина к людям. Аня же, напротив, была известна тем, что благоволила людям, верила в их способности. Некоторые эльфы считали ее взгляды неприличными, но Ане было все равно. Она никогда не покрывала позором ни свою семью, ни род. Никогда не вела себя неприлично по отношению к человеку, будь то мужчина или женщина. Она видела в них лишь потенциальных друзей. Аня добралась до своей комнаты, вошла и повернула ручки на паре ближайших ламп диптха, которые работали за счет содержащегося в них эфира. Комната медленно осветилась, и принцесса оглядела свои покои. В углу притаилась кровать большего размера, чем койки учеников. Слева – комод с зеркалом и личная ванная комната. Справа – окно, выходящее на окружающие горы, в которых она всегда чувствовала себя как дома, и где ей было спокойнее. Аня бросила взгляд на затененные вершины, и ее волной накрыла необходимость отправиться в путь. Принцесса не стала этому противиться. За прожитые десятилетия она научилась доверять своей интуиции. Та сообщала ей, когда провести время на острове Якша, когда уехать, а когда вернуться на континент или отправиться в Кинжальные горы. Утром она уедет, вернется в Ревелан, увидится с родителями и сообщит им о своих планах. * * * Через несколько дней трудного пути Аня прибыла домой, в столицу. Это была утомительная скачка, но учитывая обитаемые храмы через каждые сорок километров, у нее была возможность менять лошадей по несколько раз за день. По пути в Ревелан тяга отправиться в дорогу стала невыносимой. Принцессе хотелось увидеть мир. Более высокие горы материка звали ее. Воспоминания о давно минувших днях, когда границы ее мира были очерчены заснеженными отвесными вершинами, изобилующими пещерами, скалами и зеленеющими полями, выходящими на озеро в форме капли… И она приняла решение. Город, врезанный в склоны одной определенной вершины (теперь там не было ничего), взывал к ее душе. Моя душа. Внезапно Аня почувствовала себя гораздо старше. Последнее время, находясь в Третьем Директорате, окруженная учениками, которые казались совсем детьми, она ощущала тяжесть сотни прожитых лет. Но куда сильнее это давило в такие моменты, как сейчас, когда принцесса в красках вспоминала свое прошлое. Сразу после заката она наконец добралась до Ревелана и въехала в западные ворота, направляясь в императорское имение – Тадж-Вада. Ряд зданий, занимающих скалистые террасы на склонах высоких холмов. Некоторые были в распоряжении суверенов и государственных чиновников, которые помогали управлять Якша но, похоже, считали, что могли бы лучше заведовать обширной сит без прямого вмешательства императрицы. Аня подъехала ко дворцу Тадж-Вада. Главный вход защищали высоченные ворота, закрытые позолоченной опускной решеткой из кованой стали. Вдобавок территорию окружала массивная стена из серого гранита, выше якшин и толщиной в три метра. По обе стороны от ворот на дорогу глядели две башни. На их верхушках развевался флаг Якша: огненно-золотая корона на красном поле. Принцесса приветственно кивнула полудюжине воинов по обе стороны от входа. На крепостной стене и на самой территории на постах стояли еще солдаты. Она въехала в ворота сквозь длинный тоннель и оказалась на территории дворца. Перед ней зеленым знаменем простиралась длинная лужайка. Траву разделял пополам длинный бассейн, по обе стороны которого в два ряда, словно солдаты на посту, выстроились пальмы. Вдалеке виднелся лестниц. Они вели вглубь территории и поднимались непосредственно к самому дворцу. Аня остановилась, чтобы окинуть взглядом строение из белого мрамора. Дворец. В свете лун-близнецов – белого Дорманта и золотого Фулсома – он сиял. Здесь она провела большую часть своей жизни, и хотя назвать это место домом можно было только с натяжкой, именно такие чувства оно всколыхнуло в сердце. Душа, однако, стремилась в уютную келью с тремя комнатами, высеченную в сердце горы. Ее первый настоящий дом. Или хотя бы в квартиру в городе, столь великолепном, что Ревелан и сравниться с ним не мог, в то место, где она с такой радостью предавалась любви. Аня раздраженно цыкнула от навязчивых мыслей о прошлом. Оно давно предано забвению, и все те, кто оживлял эти воспоминания, мертвы. Она даже не помнила их лиц и имен. Принцесса отбросила чувства и мысли. Она приехала сюда, чтобы поговорить с матерью и отцом. Дорога, идущая от главных ворот, раздваивалась и вела к имениям чиновников, некоторые из которых могли бы соперничать роскошью с главным дворцом. Далее дорога превращалась в мощеную аллею, идущую параллельно лужайке и подводящую гостей к дворцовым ступеням. Аня поехала по правой дороге мимо пруда с золотыми карпами. Через водоем был перекинут деревянный мост, в центре которого стояла небольшая беседка. После очередного поворота она миновала окруженный дикими цветами сад камней. Потом еще несколько раз повернула направо и налево, после чего добралась до конюшен. Большеглазый парень, чьи заостренные уши выглядывали из-под копны волос, взял ее лошадь под уздцы. Аня его не узнала. Наверняка он был новеньким в замке. – Я очень хорошо позабочусь о кобыле, ваше высочество, – сказал парень голосом, полным благоговения. Аня улыбнулась. – Спасибо, дитя. Как тебя зовут? – Энмен, ваше высочество. – Позаботься, чтобы она получила дополнительную порцию овса. Парень пообещал позаботиться об этом. Принцесса отправилась на встречу с семьей. Она поднялась по нескольким пролетам ступеней, свернула в увитый плющом коридор, ведущий через сады, и наконец добралась до дворца, куда вошла через вход для слуг. Оттуда Аня скользнула в один из главных холлов. Несмотря на поздний час, широкий коридор, достаточно просторный, чтобы пятеро могли пройти по нему бок о бок, заливал мягкий свет множества хрустальных люстр, свисавших с цилиндрического свода. Деревянные балки тикового дерева, изгибаясь, спускались по белым стенам, на которых висели различные портреты и гобелены. Мягкие ковры, такие пушистые, что на них можно было лежать, устилали полы из темного мрамора и заглушали стук Аниных сапог. Она подошла к большой фреске под крестовым сводом на пересечении двух коридоров. На ней была изображена сцена того, как митхаспуры заключают Шета в темницу и сажают его на цепи в глубоких темных глубинах в самом сердце горы. Митхаспуров вели братья, Дормант и Фулсом. Аня задержалась там, вбирая то, что было изображено на фреске. Что-то скреблось в глубинах тусклой памяти, и это обеспокоило принцессу. Ей казалось, что Дормант и Фулсом были совсем не братьями, что их истинное обличье было жутким и страшным. Неужели действительно именно они вели за собой великих митхаспуров? О митхаспурах она знала лишь то, что от них происходит островная нация бхаратских ришей. Риши. Это слово было синонимом эгоизма и жестокости, и все же они, бесспорно, были сильны. Говорили, что риши, так называемые прямостоящие, открыли по четыре чакры. Аня в этом сомневалась. Люди – каким бы ни было их происхождение – не обладали подобной силой, учитывая, что мудрейшие из известных эльфов могли утверждать лишь, что открыли всего две чакры. Она миновала перекресток и картину пленения Шета и пошла туда, где надеялась найти родителей. Столкнувшись с несколькими слугами, заканчивавшими вечерние дела, принцесса рассеянным взмахом руки ответила на их поклоны и пошла дальше, в сторону личных покоев императорской семьи. Коридор сузился, а потолки стали ниже, более комфортной высоты. Освещение здесь тоже было мягче. В личных покоях эльфам Якша не нужно было производить впечатление на высокопоставленных гостей. Здесь Аня и ее родные могли расслабиться. Вскоре она подошла к кабинету матери. Свет проникал из-под крепкой двери красного дерева овальной формы, идеально вписывавшейся в раму. Безукоризненная работа. Было практически невозможно определить, где кончалась дверь и начиналась рама. Вдобавок над притолокой был высечен символ Якша-сит – огненное солнце. Аня взяла себя в руки, сделала вдох, чтобы успокоиться, и постучала в дверь. – Войдите, – раздался голос. Ее мать, Сала Якша. Аня вошла в кабинет: квадратное помещение, занятое шоколадного цвета книжными полками. Ее сестра и наследница трона, Энма, сидела на диване напротив незажженного камина. На столике перед ней лежала груда книг. В соседнем кресле сидел отец, Аван Аруэн. Аня и ее брат и сестра взяли фамилию отца: по традиции и согласно закону только один эльф имел право носить имя сит. Императрица Сала Якша сидела справа, за массивным письменным столом с вырезанными на ножках рычащими драконами. Принцесса внимательно огляделась. Пара стремянок, чтобы легко доставать даже до самых высоких полок. Напротив входа – большое окно. Днем из него открывался вид на очаровательный, обнесенный стеной сад, но сейчас Аня видела в нем только свое отражение. Взгляд принцессы автоматически переходил от одного члена семьи к другому в поисках каких-либо перемен. Это была ее давняя привычка. Сначала она оглядела сестру. Светлые волосы Энмы – более солнечного оттенка, нежели медовые локоны Ани – были как обычно заплетены в косу. Энма была на шесть десятилетий старше стодесятилетней Ани и обладала несравнимо более тяжелым характером. Вздорным, горделивым и слишком часто – мелочным. Энма обижалась по всяким пустякам. Например, впервые обнаружив, что Аня выше нее, Энма не разговаривала с сестрой целый месяц. И все же Энма, бесспорно, была умна, талантлива и харизматична, когда это требовалось. Если она когда-либо сумеет обуздать менее благородные черты своего характера, однажды сможет стать достойной того, чтобы занять солнечный трон Якша. Энма посмотрела на Аню темными глазами, не выражавшими ни дружелюбия, ни враждебности. Нейтралитет. Обычно на большее Аня и не рассчитывала. Затем Аня изучающе посмотрела на мать, некрасивую эльфийку средних лет. Ее волосы все еще были светлыми, того же оттенка, что и у Энмы, хотя, возможно, локоны Салы несколько утратили блеск. На этом сходства заканчивались, потому что темные глаза матери излучали явное тепло. К тому же Энма была красива, а императрица – нет. Хорошо сложенная – лучшее, что можно было о ней сказать. И все же харизма Салы и ее способность повелевать окружающими выделяли ее среди других эльфов. Иногда она напоминала природную стихию. Принцесса перевела взгляд на Авана, своего отца, сидевшего в кресле неподалеку от Энмы с книгой в руке. Это был темноволосый эльф на закате зрелых лет (ему было триста), и его голубые глаза все еще горели любопытством. Отец происходил из императорской семьи Гелиар-сит, и несколько лет назад ушел с молотка, чтобы жениться на наследнице Якша. Он быстро обосновался в Якша, хотя повседневные дела, касавшиеся управления сит, мало его интересовали. Вместо этого большую часть своего времени он посвящал целительству и был одним из искуснейших врачевателей во всей Якша. Также Аван освоил такие ремесла как изготовление мебели, садоводство и даже кузнечное дело. На самом деле меч инсуфи, притороченный к поясу Ани, был его работы. Мать Ани вышла из-за стола и заключила дочь в объятия. – Мы не ждали тебя домой еще несколько недель. Аня тоже обняла мать. – Это был душевный порыв. Императрица протянула руку и заправила выбившийся локон Ане за ухо. Она понимающе улыбнулась: – Дай угадаю. Душевный порыв отправиться в путь. Аня улыбнулась в ответ. Она должна была понять, что мать догадается о ее планах. – Ты слишком хорошо меня знаешь. – Ты приехала не для того, чтобы повидаться с родными? – спросила Энма неестественно приятным и невинным голоском. – Будь поласковее, – укорил ее отец. Он встал и тоже подошел обнять Аню. От его одежды пахло дымком. Должно быть, работал в кузнице. – Куда планируешь ехать? – Недалеко. В южную часть Кинжальных гор. Я не была там уже несколько лет. – Когда вернешься? – спросила мать. – Гораздо важнее, когда ты откажется от этой нелепой игры в воительницу? – потребовала ответа Энма. Аня закрыла глаза, моля о терпении. Иногда единственное, чего ей хотелось, – это ударить сестру. – Я бы сформулировал вопрос иначе… – начал отец. Аня открыла глаза, надеясь, что никто не заметил резкой вспышки ее гнева. От нее ждали удачного замужества, вероятно, в ближайшие пятьдесят лет, а до тех пор она должна была заводить любовников, временно связывая их интересы с интересами императорской семьи. Последним и занималась Энма, причем с энтузиазмом, насколько Аня могла судить.