Но Аня не могла сказать того же о себе. Она оставалась девственной и внутренне содрогалась при мысли о прикосновениях чужого мужчины. В прошлой жизни она была замужем и все еще тосковала по своему почившему супругу. И почему только он умер? – У тебя есть обязательства перед сит, – сказала Энма, поднимаясь. – Обязательства, которые может выполнить только принцесса по крови. Пусть с проблемами в южном регионе Кинжальных гор разбираются другие рейнджеры. – Мне известны мои обязательства, – огрызнулась Аня. – Так веди себя соответственно, – огрызнулась в ответ сестра. Отец поднял руки в примирительном жесте и обратился к Ане: – Мне понятны некоторые из причин, по которым ты хочешь покинуть город, но Энма права. У тебя действительно есть обязательства. Энма кивнула. – Тебе уже давно пора повзрослеть. Аня посмотрела на сестру убийственным взглядом, готовая взорваться от гнева. Должно быть, ее ярость наконец пробила лицемерную броню Энмы, потому что сестра резко отступила. Затем заговорила мать. – Твои обязательства как рейнджера немаловажны, – начала она, – и я знаю, что ты не станешь уклоняться от обязанностей, когда настанет время вернуться домой. Надолго ли ты останешься сейчас? – Самое большее – на несколько дней, – сказала Аня. – Этого хватит, чтобы купить билет на пароход до Быстромечия. Императрица широко улыбнулась. – В таком случае, у тебя будет время рассказать мне о новеньких первокурсниках Третьего Директората. – Многие одобрительно отзываются о Рийне Кушинре, – сказала Энма. – Он из Якша, не так ли? – спросил отец. – Да. Они с Эстином друзья, – пояснила Энма. – Он брат Лисандра. – Лисандра? – повторил отец. – Не он ли заслужил клинок инсуфи всего через десятилетие после выпуска из Директората? – Он самый, – ответила Энма. – И в обозримом будущем вполне может заслужить звание сая. Аня хранила молчание. Именно Лисандра многие прочили ей в любовники. Красив, харизматичен, искусный воин… Могло быть и хуже, но… Лисандр ее не интересовал. В определенном смысле это было плохо для них обоих. – Говорят, у Рийна не меньше шансов достичь величия, – вежливо обратилась Энма к Ане. – Что думаешь о нем? – Возможно, он одарен, – ответила Аня и принялась рассказывать о первокурсниках. Но мысли были прикованы к Синдеру. Как он заметил запах корицы? Глава 22 Несколько месяцев, проведенных в Третьем Директорате, пролетели в мгновение ока. Месяцы, тренировок, поединков, обучения и занятий. Вскоре Третий Директорат, словно одеялом, накрыла глубокая осень, дни стали тусклыми и мокрыми, но на несколько волшебных недель снова вернулась великолепная погода. Сверчки заводили последние песни, напоминавшие о лете, а приятный ветерок проникал сквозь окна в гостиную первокурсников в Кратх-хаусе. Он приносил ароматы цветов из заднего сада, а обе луны излучали мягкий свет. Камин не горел, и Синдер надеялся избегать этого еще хотя бы несколько недель. Он без энтузиазма ждал жадных пальцев и ледяных прикосновений зимы. Этим вечером гостиная была переполнена. Рориан и Ишмай сидели в углу, готовя на завтра домашнее задание по истории. Они должны были уже закончить, но дотянули до последнего и наверняка засидятся допоздна. Дериус присоединился к ним. Он дописал свое эссе, но с радостью вызвался помочь двум людям. Остальные разбрелись по гостиной, расслабляясь и тихонько посмеиваясь. Люди и гномы преодолели первоначальную антипатию и за месяцы, проведенные в Третьем Директорате, умудрились совершить чудо: они сплотились. Настолько, что даже играли вместе. Сейчас небольшая компания играла в юкер, популярную в Сурент-креш карточную игру, которой гномы научили людей. Это была легкая игра, и Синдеру она нравилась. Обращать внимание на разыгранные карты было полезно, но не так уж необходимо. Явно не настолько, чтобы это мешало беседе. Сейчас, однако, у Синдера на уме было другое. Мандолина. После поступления в Третий Директорат у него почти не было времени играть. Каждый день было слишком много дел: дыхательные упражнения, которым их научил мастер Абсин, час дополнительных занятий с мечом, а затем домашние задания по теоретическим курсам. Синдер гордился тем, как хорошо справляется. Он не отставал от остальных. Мгновение спустя он скорчил гримасу. Он не отставал ни по одному предмету, кроме верховой езды. Проклятый белый жеребец. Конь практически не позволял на нем ездить, и они быстро уступали остальным. Тупое животное было слишком игриво. Или, может, просто упрямо. Или глупо. Или глупо упрямо… Или наоборот. Какой бы ни была причина, если конь не ускорит темп обучения в ближайшее время… Синдер прервал раздумья относительно своего недовольства жеребцом. Попереживать о коне можно и в другой раз. Сегодня он хотел музыки. До сих пор он приложил немало усилий, чтобы преуспеть в Директорате, и заслужил свободный вечер. Спокойный сегодняшний вечер игры на мандолине. Сперва мандолину нужно было настроить. Синдер подтянул колок, чтобы заставить струну извлекать ноту ближе к той, которую она должна была издавать. Занимаясь этим, он улыбнулся, вспомнив, как струна лопнула посреди выступления в «Одиноком осле». Они с Корал тогда выступали вместе, и резкий звук испортил прекрасную ноту, которую она взяла. Позже она посмеялась над этим вместе с ним. Синдер вздохнул. Он скучал по выступлениям с Корал и чувствовал себя виноватым оттого, как мало думал о ней в последние дни. Наверное, это потому, сколько работы ему предстояло проделать. Он предпочитал думать – даже, скорее, надеяться, – что причина именно в этом. – Горячая Голова правда умеет играть на этой штуке? – спросил Шриови, ни к кому конкретно не обращаясь. Синдер глянул на гнома. – Он умеет играть, – ответил Боунс. – А то сейчас звучит кошмарно. – Нужно сперва ее настроить, – сказал Боунс. – Он знает хоть одну хорошую рабочую песню? – настаивал Шриови. – Я не хочу слушать это ваше дурацкое человеческое нытье о потерянной любви и всяком таком. Мне нужно что-то более ядреное. – Может, дашь мне настроить мандолину, вместо того чтобы ныть? – хмыкнул Синдер. – Ага, – сказал Боунс гному. – Может, закроешь уже свой чертов рот? Шриови рассмеялся. – Ах ты, кретин. Синдер улыбнулся. В первые несколько недель Шриови был на ножах со всеми людьми с первого курса. Со временем он угомонился настолько, что подружился с теми, к кому изначально не испытывал ничего кроме очевидного презрения. Но Синдер не был уверен в том, что же на самом деле Шриови испытывал к людям, когда они только встретились. Гном так быстро угомонился, что Синдер задавался вопросом, не было ли раздражение Шриови какой-то уловкой. Тут подошел Натаз. – Ты тут издеваешься над гребаной кошкой, что ли? Синдер сомневался, что Натаз может произнести хоть одну фразу без проклятий, но не стал реагировать на его замечание. Он так и сидел, склонившись над инструментом. – Все гномы такие нетерпеливые или только уроды? Натаз расплылся в улыбке. – Не бывает красивых гномов. Разве ты еще не понял? Удивительно, но он не выругался. Синдер улыбнулся: – Ага. Наверное, я начинаю это осознавать. Через несколько минут он закончил настраивать мандолину и перебрал струны на пробу, довольный звуками, которые они издавали. – Готово? – спросил Шриови. – Готово. Шриови хлопнул в ладоши и обратился ко всем в комнате: – Слушайте все! Все умолкли. – Наш мудрый и славный предводитель Горячая Голова… – С каких это пор Синдер стал нашим предводителем? – спросил Ишмай. Синдер задавался тем же вопросом. – С тех пор как я это сказал! – рыкнул Шриови. – Только мой голос в счет. А теперь заткнись: Горячая Голова собирается удостоить нас песней. В ожидании, когда Синдер начнет, первокурсники свистели, смеялись и аплодировали. Некоторые дразнили его, ставя под сомнение навыки игры на мандолине, и он качал головой в ответ на их шутливое глумление. Это были одни из самых выдающихся воинов разных стран, но в конце концов, это были всего лишь молодые парни, а ничего на свете не нравится им больше, чем поддразнивать своих друзей. Был лишь один способ успокоить их. Синдер громко перебрал струны мандолины, все открытые ноты. Громкие звуки прорезали комнату, и первокурсники притихли. Теперь-то он мог играть.