Мадлен заставила себя войти в мастерскую. В ушах стучала кровь. Она должна все увидеть собственными глазами и затем подробно описать Камилю. Ноги отказывались идти, но она мысленно приказала себе приблизиться к столу и взглянуть на труп. Ее ноздри уже чувствовали запах смерти, приторно-сладкий. Так пах парик того старика. Подойдя ближе, она увидела босые ступни. Мадлен остановилась, моргая и недоумевая. Может, ей почудилось? Нет. Но вместо узких детских ступней то были ступни взрослого человека с уродливо вывернутыми пальцами. Рейнхарт поднял голову и посмотрел на Мадлен. Он и Вероника были в перчатках, густо покрытых кровью. Увидев это, Мадлен едва не выронила поднос. – А, это ты, Мадлен. Ты застала нас за работой, – весело проговорил Рейнхарт. Он явно был в хорошем настроении. – Я просто… искала мадемуазель Веронику. В комнате ее не было. – Я вытащил ее из постели рано утром. Видишь ли, вскрытие всегда лучше производить при утреннем освещении. Мадлен вдруг ощутила позывы к рвоте. Поставив поднос на стол, она зажала рот и выбежала из мастерской. Вслед прозвучали слова Рейнхарта: – Обрати внимание – труп почти не пахнет. Этот человек умер минувшей ночью. Мадлен едва успела спуститься во двор, где ее и вывернуло. Опорожнив желудок, она вернулась на кухню, ругая себя за глупость. Разумеется, не было никакого мертвого ребенка. Она стала жертвой разыгравшегося воображения, которое вырвалось из склепа ее разума. Свежий труп понадобился доктору Рейнхарту всего лишь для обучения дочери анатомии. Увидев ее бледное лицо, Эдме усмехнулась: – Теперь ты знаешь, чем они занимаются. – Повариха покачала головой. – Знаю, знаю, тебя вывернуло наизнанку. Но такое уж ремесло у анатомов. Он учит дочку, как учил бы любого человека. Я тут не первый год, но мне это никогда не нравилось. Ни капельки. Такое зрелище не для девушки, даже если она и привыкла к отцовским причудам. Не получив ответа, Эдме снова уставилась на Мадлен: – Садись. Sangdieu[16], ты что, никогда мертвого тела не видела?! Видела, и не одно. Началось с отца, распластавшегося на полу, с бутылкой в руках, последней в его жизни. Видела она и молодое тело сестры, распухшее, плавающее в луже крови. – Видела я мертвые тела. Но… не так, как сегодня. Такого я не ожидала. Эдме кивнула и помяла ей плечо: – Не лезь в хозяйские дела. Вскоре он закончит потрошить труп, а потом мы всё отмоем уксусом. Заварю-ка я тебе имбирного чая. Он творит чудеса. На себе убедилась. Мадлен смотрела, как повариха греет воду в кастрюльке. – А ему всегда привозят взрослых? – Чего-то я тебя не пойму, девка. – Я хотела спросить… детских тел ему не привозили? – Упаси Господь, нет! Во всяком случае, мне такого неизвестно, но утверждать не буду. Мертвецов обычно привозят из больниц, тюрем или неопознанные из Басс-Жоль. Слыхала про такое место? Эдме отвернулась, продолжая следить за закипающей водой. Мадлен сомневалась, что вчерашний труп попал к Рейнхарту из упомянутых мест. Торговцы не стали ждать, пока у умершего объявятся родственники. Его повезли сюда, пока он был еще теплым. Об этом она обязательно сообщит полиции, но Камилю и такой новости покажется мало. * * * На следующий день Мадлен вновь увидела клетку покойной сойки, но теперь там сидели воробьи. – Сам поймал, – с гордостью объявил Виктор. Он вошел на кухню, помахивая клеткой с чирикающими воробьями. – Милые пташки, но я что-то не пойму, зачем ты их ловил. Ей не хотелось огорчать мальца, однако кто станет покупать воробьев? Может, Виктор задумал покрасить им перья? Кое-кто из торговцев прибегал к такой уловке. – Я взял палку, бельевую корзинку и кусок веревки. – Но, Виктор, зачем ты их ловил? – Так меня доктор Рейнхарт попросил. Сказал, что заплатит по три су за каждого. – А ему зачем воробьи понадобились? Мальчик опустил клетку на пол и встал, скрестив руки: – Не знаю. Я и не спрашивал. Может, для начинки в пирог. – Очень сомневаюсь, – покачала головой Мадлен. Может, потом воробьев и зажарят на вертеле, но сначала они послужат Рейнхарту для какой-то иной цели. – Мадемуазель Мадлен, а у вас, случайно, не найдется кусочка пирога? Или тортика? – спросил Виктор, одаривая ее самой обаятельной своей улыбкой. – Ну ты и чертяка! Отъявленный маленький негодяй. Ладно, схожу гляну, что там у Эдме осталось в кладовой. Встав, Мадлен заметила, что у Виктора рассечена бровь, которая успела покрыться коркой запекшейся крови. – Кто это сделал? – тихо спросила она. – Твой хозяин? – Я же его собственность, – потупил глаза Виктор. – Наравне с собакой или ложкой. Как хочет, так и обращается со мной. Что она могла сказать на это? Ничего. Только сходить в кладовую, отрезать мальчишке толстый кусок пирога с абрикосовой начинкой и пожелать его хозяину внезапной смерти. Мадлен не пришлось долго ждать. Вскоре она узнала, зачем Рейнхарту понадобились воробьи. Перед утренним уроком с Вероникой он унес клетку в мастерскую. Мадлен поспешила в холл и устроилась возле двери, дабы слышать происходящее. Через несколько минут в мастерскую пришла Вероника. Вскоре Мадлен услышала глухой стук, затем возглас девушки. Заглянув в щелку, Мадлен увидела нечто невообразимое: отсеченную воробьиную голову, продолжавшую открывать и закрывать клюв. Возле головы на корточках сидел Рейнхарт с часами в руке. – Десять секунд! – торжествующе объявил он. – Обезглавленная птица продолжает двигаться целых десять секунд. Вопрос: действительно она жива или все ее движения чисто механические, как у нашей голубой сойки из шкатулки? И в какой момент наступает смерть? Давай повторим опыт. Мадлен была настолько ошеломлена увиденным, что не заметила подошедшего Жозефа. – Чем они там занимаются? – шепотом спросил лакей. – Сам посмотри, – ответила Мадлен, уступая ему место. Снова послышался глухой удар ножа и легкий стук упавшего обезглавленного воробья. – Это что-то новенькое, – признался изумленный Жозеф. – Что именно? – Новый опыт, касающийся жизни и смерти. Так оно и было. Мадлен испытывала смешанное чувство облегчения и ужаса. Рейнхарт ставил необычные опыты, для чего ему понадобились несчастные воробьи. – Зачем он ставит эти опыты? Жозеф коснулся ее плеча, и они отошли подальше от двери. – Его интересует жизнь. Думаю, он хочет понять, как работают тела людей и животных. Это как часы: чтобы узнать их устройство, их надо разобрать. Понимаешь? Хозяин без конца ставит опыты, без конца проверяет, потом они спорят с Лефевром о том, где начинается и кончается жизнь и как это показать. Его интересуют способы улучшения жизни. Но обезглавленные птицы – это новая игра Рейнхарта. – Видя смущение Мадлен, Жозеф улыбнулся. – Он же ученый. Умный человек. Но что бы ты о нем ни слышала, не бойся и не следи за ним. – Да, ты прав, – пробормотала Мадлен и отвернулась. Ее пугало, что Жозеф легко распознаёт ее действия. Получается, он знал о ее постоянном шпионстве за Рейнхартом? Может, он с самого начала видел ее насквозь? Удивляло ее и то, как лакей смотрит на нее. Жозеф словно не замечал шрама на ее лице. * * * Последний отчет Мадлен должна была отправить только завтра, но она не теряла времени. Этим же вечером она написала Камилю, рассказывая обо всем, что видела в последние несколько дней: о бледном теле мертвеца, разложенном на столе, о клетке с чирикающими воробьями, которые впоследствии лишились голов.