– Послушай, я прекрасно знаю, кто он такой. И я бы не сказал, что его постигла неудача. – Берье вновь повернулся к Мадлен. – А другие их разговоры? Что-то про политику? Про короля? – Я слышала, что Лефевр дает королю уроки, но об этом они говорили мало. – А что именно? – То, что Лефевр помогает его величеству вскрывать мертвых животных из королевского зверинца. – И ты ничего не слышала про заговор, подстрекательство к мятежу и прочие опасные речи? – Нет. – Ты вполне уверена? – Такого я от них не слышала, хотя подслушивала при каждом удобном случае. Заниматься только этим я не могу. Дел по дому хватает. Берье взял серебряный ножичек и принялся очинивать перо. – Итак, ты говоришь, что, кроме Лефевра, гостей у Рейнхарта не бывает и круг его друзей очень узок. Выходит, он странная особа? – Пожалуй, да. Он почти все время проводит в мастерской, изобретая разные вещицы. Вещицы, которых другим не повторить. – Очень занятый человек. – Берье выдавил из себя улыбку. – А что ты можешь сказать о его дочери? У Мадлен снова пересохло в горле. – Что именно вы желаете знать, монсеньор? – Есть ли у нее странные привычки? Может, она поддерживает какие-то необычные знакомства? – Нет, я так не думаю. – У хозяйской дочери имелись странности, но о них Мадлен решила умолчать. Она почувствовала непонятное желание защитить Веронику и не сболтнуть лишнего. – Эту девушку по-настоящему интересует лишь чтение и учеба да еще постройка собственных машин. Мадлен подумала о почти пугающей целеустремленности Вероники. В характере дочери Рейнхарта было что-то такое же острое, как нож Берье. Она видела руки Вероники, покрытые кровью вскрываемого трупа, слышала, как та смеялась, глядя на человеческое сердце. Эти двое ошибались, считая девушку наивной, но о своих наблюдениях Мадлен умолчит. Камиль и Берье смотрели друг на друга. – И в его переписке нет ничего подозрительного? – Затяжная дискуссия о долготе и нескончаемые банальности, – ответил Камиль. – Чертежи, споры о свойствах материалов и так далее. Все это невыносимо скучно. С другой стороны, письма могли быть зашифрованы. Берье в очередной раз устремил взгляд на Мадлен: – Каково твое мнение об этом человеке? Тебе он кажется опасным? У Мадлен взмокли ладони. Сердце бешено колотилось. Откуда ей знать наверняка? В своей жизни она повидала достаточно опасных мужчин: мужчин с горящими глазами и стиснутыми кулаками, мужчин, вливших себе в брюхо неимоверное количество выпивки, мужчин с черными душами. Один из таких в тот злополучный день схватился за кочергу. Она смотрела на Берье. Рейнхарт был совсем другим, но это не означало, что он не представлял опасности. Иногда он казался ей добрым, хотя и это еще ничего не значило. Зачастую те, кто поначалу кажутся добрыми и обходительными, потом показывают свое истинное нутро. – Могу сказать, монсеньор: я не увидела ничего, что доказывало бы опасность доктора Рейнхарта. – Она помолчала. – Но и совсем нормальным человеком я бы тоже его не назвала. Порой он смотрит на меня так, будто снимает мерку. Есть и другое, что мне в нем не понравилось. Он снял шкуру с кролика, к которому его дочка успела привязаться. – И это все? Какой-то мертвый кролик? Ей хотелось объяснить, что это далеко не все и что в натуре Рейнхарта есть какая-то неестественность. Взять хотя бы сойку. Та умерла не раньше и не позже, а в тот момент, когда ее механический двойник пробудился к жизни. Мадлен хотела передать им слова хозяина о человеческих телах и поделиться с Берье своими страхами насчет того, что Рейнхарт хочет заполучить тело ребенка. Но какие доказательства есть у нее в подкрепление этих страхов? Никаких. Ничего, кроме смутных ощущений. Можно ли рассказывать генерал-лейтенанту полиции о смутных ощущениях? Он сочтет ее глупой и невежественной, как та старуха с рынка. – Назвать что-либо определенное я не смогу, но в его нормальности, монсеньор, я не уверена. Что-то у него не так с головой. Берье недовольно посмотрел на нее: – Мы говорим о человеке, который зарабатывает на жизнь, делая заводных летучих мышей и часы с мопсами. Конечно, у него не все так с головой. Вопрос в другом: опасен ли он? Видела ли ты что-то еще, помимо кролика с содранной шкурой и незаконно добытого трупа, что говорило бы об опасности Рейнхарта? Мадлен тянула с ответом. Под пронзительным взглядом Берье она чувствовала себя зайцем, попавшим в силок. – Нет, – наконец сказала она. Едва произнеся это слово, Мадлен поняла, что допустила ошибку. Она могла ошибаться, но этот ответ ей припомнят. Раньше чем она успела заговорить снова, Берье повернулся к Камилю: – Ну что ж… – Дело продвигается? – спросил Камиль. – Окончательное решение не за мной, но, думаю, мы собрали достаточно свидетельств, чтобы отмести утверждения той девки. Услышав эти слова, Мадлен похолодела. Должно быть, ее лицо стало совсем бледным, поскольку Камиль, взглянув на нее, усмехнулся: – Не смотри на меня так. Расскажи я тебе о доносе, ты бы наотрез отказалась идти к Рейнхарту. Но, как теперь видно, все это оказалось наветом. – О каком доносе вы говорите, месье? – отважилась спросить она. Камиль и Берье переглянулись. Генерал-лейтенант полиции пожал плечами: – Думаю, теперь можно ей рассказать. Камиль заговорил легко и непринужденно, словно рассказывал забавную историю: – Некоторое время назад в услужение к Рейнхарту поступила некая девица. Ее взяли в помощь тамошней поварихе. Прослужила она недолго и сообщила полиции, что Рейнхарт пытался ставить над ней опыты. – Сказав это, Камиль улыбнулся. – Какие опыты? Мадлен казалось, что ее жилы заполнились льдом. – Да разная чепуха вроде кровопускания. Полиция посчитала ее слова недостоверными, поскольку другие слуги ничего такого не видели, но мы все-таки решили проверить. Мадлен молчала. Она будто приросла к месту. Ей вспомнилось, как в самый первый день Агата вскользь упомянула о растяпистой помощнице Эдме, сказав: «За что ни бралась, все падало из рук». Словом, от такой помощницы были сплошные беды. А беды действительно были, и немалые. Почему же ей никто не сказал? – Когда это случилось? – едва ворочая языком, спросила Мадлен. – За несколько месяцев до возвращения дочки Рейнхарта. Может, девка и смолчала бы, да только ее схватили, когда она пыталась продать золотую шкатулку, украденную у хозяина. Тогда-то она и выдала нам историю про опыты. – И где она теперь? Камиль изогнул бровь, поражаясь ее недогадливости: – Мадлен, она украла у хозяина золотую шкатулку. Ты знаешь, какое наказание за это полагается. Мадлен представила петлю, затянувшуюся на шее осужденной, и судороги тела. Она стояла, не в силах произнести ни слова, пока Берье не вернул ее к действительности. – Можешь ступать… Или ты намерена еще что-то нам сообщить? Она молчала, подбирая слова. История повешенной воровки напомнила ей о другом. Пусть это и не имело прямого отношения к Рейнхарту, но… – Ходили слухи, что на площади Дофина исчез мальчик-подмастерье. Помощник пекаря. А потом и второй – ученик свечного мастера с улицы Каландр. – И что? – Оба этих места – они находятся на острове Сите. Берье нахмурил накрашенную бровь: – Не понимаю, какое отношение это имеет к твоему заданию. Подмастерья сплошь и рядом сбегают от своих хозяев. – Да… – И вновь Мадлен колебалась, говорить ли дальше. – Но, учитывая слова той служанки… – Она выдохнула, заставив себя продолжить: – Вот и другие дети пропадают, неподалеку от этих мест. Может, слышали? Дочка швеи… – Досужие женские сплетни, – вздохнул Берье. – Лучше сосредоточься на задании, которое мы тебе дали, а не слушай праздную болтовню слуг и неотесанных шлюх. Их глаза встретились. У Мадлен не оставалось сомнений, что Берье точно знает, кто она и чем занималась прежде. – Вы хотели рассказать мне о фальшивомонетчике, – произнес Берье, снова поворачиваясь к Камилю. – Да… Мадлен, возвращайся в дом часовщика, – сказал Камиль, мельком взглянув на нее. – Мы услышали от тебя все, что надо. Мадлен вернулась на грязную улицу. Ее отчаянно трясло, и потому она не сразу узнала женщину, шедшую навстречу. Гладкие волосы женщины разметались по плечам. Из-под платья выпирал беременный живот. Да это же Агата, прежняя служанка доктора Рейнхарта. – Мне нужно туда попасть, – сказала она, даже не поздоровавшись с Мадлен. Та смотрела на ее напряженное бледное лицо и бегающие, налитые кровью глаза. – Агата, что привело тебя сюда?