Несколько минут они провели в молчании, затем Жанна почувствовала, что король подошел к ней. – Жанна, ты всегда добра ко мне. Ощутив на затылке его руку, она вздрогнула и отодвинулась: – Людовик, я давно хотела поговорить с вами и о других делах. Повернувшись, она увидела удрученное лицо короля. На мгновение ей даже стало жаль его. С раннего детства этот человек жил неестественной жизнью. Но детство давно закончилось. Он взрослый человек и вдобавок король. Он решает сам. – О каких других делах? – О стишках, которые меня высмеивают и порочат. Об этих отвратительных «забрасываниях удочек». Они огорчают меня и принижают мою репутацию. Эти стишки становятся все более опасными. – (Людовик молча смотрел на нее.) – Мы оба знаем, кто стоит за этими стишками и кто настраивает двор против меня. – У тебя нет доказательств. – Нет, поскольку он умен и у него имеются сообщники. Но это уже не имеет значения. Я хочу, чтобы вы немедленно удалили его со двора. У Людовика напрягся подбородок. – Не могу. У меня нет оснований. – Дорогой, вы же король. Вы можете делать все, что пожелаете. И я прошу вас удалить Ришелье. – Но он мне нужен как советник и как друг. «Тебе нужно, чтобы я не была твоим врагом», – подумала Жанна и слегка улыбнулась: – Я много думала об этом и о своей роли. О том, как она изменится. – Изменится? Ты что же, хочешь покинуть двор? – Ни в коем случае! Я хочу остаться здесь в качестве вашего друга и советницы. – Моего друга, – повторил Людовик, сделав упор на последнее слово. – Mon ami, я знаю ваши желания. Я уже не могу исполнять их так, как прежде. Но я могу найти других: моложе, красивее и податливее. Она заранее это обдумала, тщательно и всесторонне. Конечно, затея была отвратительной, но лучше так, чем предоставить Людовику самому искать себе любовниц и нарываться на неподходящих, корыстных, а то и опасных особ. Он хотел что-то сказать, но Жанна приложила палец к его губам: – У меня появится больше сил, чтобы заниматься тем, в чем мне нет равных, – заботой о ваших интересах. Сегодня я это уже доказала. В наших отношениях наступит новая стадия, самая важная из всех. Помолчав, Людовик кивнул, понимая, что Жанна не только предлагала, но и предостерегала его. Она улыбнулась. Какой же глупой она была прежде, полагая потворствование желаниям короля и превращение себя в его послушную игрушку единственным способом сохранить свое положение при дворе! – Как видите, вы можете прекрасно обойтись без Ришелье. Я вполне его заменю. – Любовь моя, ты думаешь, стоит мне удалить Ришелье, и его власть и влияние тут же испарятся. Увы, это не так. Уж лучше оставить его в Версале, где мы можем приглядывать за ним. В словах Людовика была своя правда, но Жанна слишком ненавидела Ришелье и хотела, чтобы этот человек исчез с ее горизонта. – В таком случае прошу вас ясно и недвусмысленно ему заявить: если он и дальше будет распространять слухи обо мне, то лишится своего положения, а возможно, и головы. Я больше не позволю обливать себя грязью ни ему, ни любому из его приспешников. – А ты успела продумать это со всех сторон, – усмехнулся Людовик. – Неужели вы ожидали меньшего? Разве моя роль не в том, чтобы и дальше бросать вам вызов? Чтобы и дальше вас защищать? Он протянул руку, чтобы погладить Жанну по щеке. На мгновение в ней вспыхнула прежняя любовь, некогда сильная и лучезарная, а ныне превратившаяся в болезненное недоверие. – Жанна, мне повезло с такой фавориткой, как ты. – Вашим другом, Людовик. Советницей, – сказала она, беря его за руки. – И ты сумеешь разобраться со всем? Сделаешь так, чтобы беспорядки прекратились? – Все будет так, словно ничего и не было. По лицу Людовика промелькнула тень недовольства, но он тут же заговорил о другом: – Да, что касается заводной куклы… Ты была права. Ее нужно уничтожить. – Поздно, друг мой. Она исчезла. – Исчезла? – Да. Можете наведаться в ту комнату. Ее нигде нет. Людовик вышел. Накидка парусом раздувалась за его спиной. Еще через мгновение в коридоре мелькнула тень. – Берье быстро принял меры. Это хорошо, – сказала Миетте Жанна. Отныне Людовик шагу не ступит без присмотра. Глава 32 Мадлен За два дня Мадлен привыкла к мысли, что Вероника жива. Полиция так и не являлась в Лувр и не вызывала ее в Шатле. Мадлен ухаживала за медленно поправлявшимся доктором Рейнхартом, читала Эмилю и играла с ним. Луврские апартаменты превратились в своеобразную крепость, в уголок спокойствия среди непрекращавшихся уличных бунтов. К счастью, у Эдме имелся достаточный запас варенья разных сортов, фасоли, чечевицы и гороха. Иногда трехцветная кошка приносила пойманную мышь, показывая, что ее кормят не зря. Руководствуясь указаниями отца, Вероника сделала для Эмиля настойку от кашля. Мадлен отчетливо сознавала: эта спокойная жизнь долго не продлится, и потому наслаждалась каждым мгновением. Почему же Вероника до сих пор не рассказала отцу и слугам о постыдной роли, которую Мадлен играла в их доме? Горничная терялась в догадках. Трудно было заподозрить девушку в мягкотелости. Стойкостью характера Вероника не отличалась от нее самой: под нежной кожей таились серебро и сталь. Наверное, Вероника понимала, каково иметь неосуществимые желания и каково действовать не по своей воле. Понимала она и то, что Мадлен, когда-то согласившаяся шпионить за ними, была совсем не похожа на Мадлен нынешнюю, стоявшую перед зеркалом в гостиной и смотревшую на след, оставленный веревкой на шее. За эти дни след уменьшился до тонкой красной полоски. Мадлен дотронулась до шеи, удивляясь чуду заживления кожи. В зеркале что-то мелькнуло. Она обернулась, увидев в дверях Жозефа. – Все еще болит? – спросил он. Ее рука продолжала трогать заживающую шею. Глядя на Жозефа, Мадлен чувствовала, что больше не в силах врать ему. Особенно сейчас, когда времени осталось совсем мало. – Жозеф, я должна кое-что тебе рассказать. – (Он молча смотрел на нее; лицо Жозефа было непроницаемым.) – Когда ты узнаешь, то возненавидишь меня, но я не стану тебя упрекать. Так и должно быть. Но я хочу, чтобы ты знал. Он скрестил руки на груди: – Мадлен, если ты хочешь рассказать, что тебя прислали шпионить за доктором Рейнхартом, я давно об этом знаю. – Тебе Вероника рассказала? Жозеф покачал головой: – Однажды я видел, как тот человек обжег тебе руку и угрожал тюрьмой. Мне хотелось его убить. – Почему ты мне сразу не сказал? Почему не сообщил хозяину? – Потому что знал, чем это для тебя обернется. Я же понимал: у тебя нет выбора. Как легко было бы согласиться со словами Жозефа, но Мадлен не хотела врать ему даже в малом. – Нет, Жозеф, в самом начале у меня был выбор. Я согласилась шпионить ради денег, ради Эмиля. Меня никто не принуждал. Я могла отказаться. Сейчас я понимаю: надо было отказаться. – Но тогда ты бы не попала в дом доктора Рейнхарта. – Да. Она по-прежнему жила бы на улице Тевено, держа сердце закрытым и каждый день понемногу умирая. – И мы бы с тобой не встретились. Мадлен посмотрела на Жозефа. Его лицо оставалось все таким же непроницаемым. – Может, это было бы и к лучшему? Жозеф молча шагнул к ней и вдруг поцеловал. Мадлен почувствовала его теплые сухие губы. Ноздри наполнил запах лавандовой воды, пудры и его тела. Она ответила на поцелуй. Впервые она целовалась с мужчиной, потому что ей этого хотелось. Жозеф крепко обнял ее. Мадлен обдало жаром. У нее зарделись щеки. Жозеф отодвинулся, положил руки ей на плечи и заглянул в глаза. Его улыбка была словно глоток свежего воздуха.