— Значит, в ближайшем будущем пользоваться им никто не будет, — заметил он. — Верно, и я уверена, что перед запуском его проверят еще раз, — сказала Ялда. — Но это вовсе не повод пренебрегать своими обязанностями прямо сейчас. В идеале ей хотелось подготовить все машины к тому, чтобы у путешественников была возможность в любой момент сделать разворот и безопасно вернуться домой — не прибегая к монтажу нового оборудования и тем более к каким-то радикальным инновациям. Но учитывая современную энергоотдачу солярита, этот верхний слой придется сжечь где-то на этапе торможения и разворота, то есть на середине пути. Так что полагаться на статус-кво все равно будет нельзя. Когда Ялда подвела свою группу к лестничному пролету, идущему по периметру зала, они заглянули вверх и стали рассматривать высокие стены шахты, покрытой светящимся мхом. В центре висели четыре туго натянутых веревочных лестницы — их установили еще в начале строительства и оставили на случай, если они пригодятся в невесомости, — хотя на данный момент для подъема удобнее было воспользоваться винтообразным желобом в три поступи глубиной, который был вырезан в стене; его витки стыковались друг с другом на манер спиральной лестницы. — Отсюда нам предстоит подняться на четыре проминки, — предупредила Ялда, — так что, пожалуйста, проявляйте осторожность и отдыхайте, когда потребуется. — Я не чувствую слабости, но немного проголодалась, — сказала Фатима. — Скоро будет обед, — пообещала Ялда. Фатима была соло, которой едва исполнилось девять лет; видя эту девушку, Ялда каждый раз испытывала тревогу. Какой отец позволил бы ей в одиночку отправиться в такую даль, чтобы стать участницей космического путешествия в один конец? Впрочем, чтобы попасть сюда, она могла ему соврать; может быть, он думал, что в Зевгме она ищет себе супруга. Пар и одиночек в группе было поровну; все одиночки, за исключением Нино, были женщинами. Ялда не стала выпытывать у Нино его подноготную, однако интуиция подсказывала ей, что он был представителем редкой и заклейменной позором братии — мужчиной-беглецом. Они принялись взбираться вверх по лестнице; наклон, по всей видимости, был подобран таким образом, чтобы препятствовать бегу — появись у кого-нибудь такое желание. Их шаги и анекдоты, которые нашептывали где-то впереди Ассунта и Ассунто, отражаясь от нижней стороны лестницы, возвращались многократным эхом. Не считая их собственного присутствия, сверху до Ялды доносилась целая гамма странных вибраций, скрипов и шорохов. Сейчас внутри горы было гораздо меньше рабочих, чем на пике строительства, хотя их количество все равно достигало примерно дюжины гроссов, а работы по большей части велись в жилых помещениях, расположенных намного выше двигателей. — А пассажиры смогут увидеть звезды? — спросила у Ялды Фатима, которая шла следом за ней на расстоянии в пару шагов. — Конечно! — заверила ее Ялда, пытаясь отогнать любой намек на то, что пассажиры «Бесподобной» в конечном счете будут чувствовать себя узниками летающей темницы. — Здесь есть наблюдательные каюты с хрусталлитовыми окнами. И можно будет даже ненадолго выходить наружу. — И стоять в пустоте? — спросила Фатима скептическим тоном, как будто это было настолько же нереально, как прогулки по Солнцу. — Я была в гипобарической камере под минимальным давлением, какое только могли выдать насосы, — сказала Ялда. — Я чувствовала… небольшое покалывание, но это не больно, и совершенно безвредно, если не находиться там слишком долго. — Хм-м. — Фатима неохотно согласилась. — А звезды на небе будут наши или те, чужие? — Зависит от стадии путешествия. Иногда будут видны и те, и другие. Но об этом я всем расскажу позже. Освещенная мхом лестница была не самым подходящим местом для рисования четырехмерных диаграмм. Лестница привела их к широкому горизонтальному туннелю; он был расположен по всему периметру горы, но ближайшая развилка находилась всего в нескольких шагах. Ялда не стала предупреждать о том, что находилось за поворотом; свет в какой-то мере служил подсказкой, но новичков это место всегда заставало врасплох. В ширину этот зал был не больше нижнего, зато в шесть раз превосходил его по высоте — а широкие каменные колонны, поддерживающие сводчатый потолок, практически терялись среди деревьев. Высоко над ними, но гораздо ниже вершин деревьев, фиолетовые цветы, которыми была украшена сеть лиан, образовали прерывистый навес, разделивший лес по вертикали. Не имея возможности ориентироваться на солнечный свет, эти цветы поделились на две популяции с зигзагообразными суточными ритмами — когда открывалась одна группа, закрывалась другая. Сквозь щели, оставленные обвисшими, дремлющими бутонами, проникали колонны фиолетового света, отраженного от камней наверху — на их фоне виднелись клубящиеся облака пыли и пикирующие стайки насекомых. Здесь даже воздух двигался как-то иначе, подчиняясь сложным температурным градиентам, берущим начало в растительном покрове. Ялда сделала несколько шагов вперед сквозь кусты, высаженные по краю зала, где потолок был слишком низким для деревьев. — Может показаться, будто это какая-то странная прихоть, — призналась она. — Зачем нужна вся эта дикая растительность, когда у нас есть фермы, плантации и медицинские сады? Но если наше выживание зависит от горстки растений, с которых мы научились регулярно снимать урожай, то в этом месте по-прежнему зашифровано больше знаний о свете и химии, чем во всех когда-либо написанных книгах. Каждый живой организм уже нашел решение проблем, связанных со стабильностью материи и энергетическим манипуляциями, которые мы только-только начинаем постигать. Поэтому я считаю, что будет разумным взять с собой как можно больше разнообразных представителей флоры и фауны. — А какой именно фауны? — спросила Леония; ей не слишком улыбалась перспектива делить «Бесподобную» с многочисленным зоопарком. — На данный момент здесь есть насекомые, ящерицы, полевки и землеройки. Скоро мы поселим здесь несколько древесников. — Задним зрением Ялда следила за реакцией группы; наконец, голос подал Эрнесто: — А разве древесники не опасны?. — Только когда им угрожают, — с уверенностью заявила Ялда. — Рассказы о них — по большей части преувеличение. Как бы то ни было, они наши ближайшие родственники. Если нам нужно будет провести испытания новых методов лечения, то далеко не все можно будет узнать из одних только экспериментов на полевках. В этом ее убедила Дария — та самая Дария, которая половиной своего состояния была обязана заявлениям импресарио о том, насколько свирепы упомянутые существа. — А что произойдет, когда исчезнет гравитация? — спросила Фатима. — Разве все… не развалится на части? Ялда присела на корточки и расчистила небольшой участок почвы, обнажив покрывающий его слой сетчатого материала. — Сеть прикрепляется к породе с помощью равномерно расположенных зубцов. Помимо этого, почву удерживает корневая система — да и сама по себе она довольно липкая. Пригоршня земли легко просочится сквозь пальцы, но лишиться гравитации вовсе не значит перевернуть все с ног на голову. Лично я склоняюсь к тому, что здесь и на фермах пыль образует в воздухе нечто вроде дымки, но одновременно установится равновесие, при котором пыль будет приклеиваться к почве так же часто, как отрываться от нее, поднимаясь в воздух. Они поднялись по ступенькам на одну из ферм и подкрепились обедом, приготовленным из местных злаков. Пшеница прекрасно приспособилась к отсутствию солнечного света; теперь, когда Гемма практически полностью исторгла ночную темноту, внутри горы она росла быстрее, чем на фермах снаружи. Нарушение ритма, вызванное вторым солнцем, менялось в зависимости от сезона и года — в определенные периоды оно вставало и заходило примерно в то же время, что и первое, практически восстанавливая привычный порядок вещей, — но получив в прошлый раз весточку от Лючио, Ялда узнала, что ему и его двоюродным братьям уже надоело подстраиваться под этот чересчур сложный цикл, поэтому они просто начали закрывать свои поля навесами. Далее шли кладовые, мастерские и заводы, школа, конференц-зал, жилые каюты. В завершение дня они посетили наблюдательную каюту рядом с вершиной горы, где наблюдали, как Солнце, заходящее над раскинувшейся внизу равниной, обнажает резко очерченную тень горы на фоне соперничающего с ним света с восточной стороны. Рядом с наблюдательной каютой располагалась столовая. Посреди толпы строителей Ялда нашла на полу свободное место и всех усадила. Здесь наверху они находились достаточно далеко от солярита, так что можно было использовать лампы; место вполне могло сойти за какое-нибудь деятельное учреждение в Зевгме или Красных Башнях. Ялда прекратила свои вербовочные разглагольствования и позволила новичкам поесть в тишине, если не считать шипения огневитовых ламп и болтовни других обедающих. Они не успели осмотреть всю «Бесподобную», но все, что в ней находилось, увидели как минимум в одном экземпляре. Теперь они были в состоянии представить, что значит провести в этой горе всю жизнь. Леония, которая находилась в напряжении в течение всей экскурсии, теперь не подавала почти никаких признаков волнения; Ялда подумала, что она решила найти более простой способ скрыться от своего ко, чем отправиться в пустоту в компании диких животных. Нино выглядел напуганным, но в равной мере готовым сделать противоположный выбор. В ретроспективе Ялда осознала, что все его вопросы касались лишь совершенно безобидных и тривиальных тем; он как будто хотел выглядеть заинтересованным из простой вежливости, хотя с самого начала был настолько предан своему плану, что предпочитал не касаться вопросов, которые могли бы поколебать его решимость. Насчет остальных она не была уверена. Преуменьшить проблемы, с которыми предстояло столкнуться путешественникам, было так же легко, как и преувеличить. Тот, кто к концу экскурсии будет убежден, что проект с самого начала обречен на провал, просто уйдет — но точно так же и любой, кто верил, что «Бесподобная» обязательно вернется с победой, едва ли будет настолько мотивирован, чтобы присоединиться к команде. Вместо того, чтобы приговаривать своих потомков к бессрочному изгнанию, почему бы не пойти другим путем и, переждав каких-то четыре года, не умереть вдали от дома, а стать свидетелем грядущего возвращения союзников, наделенных силой, о которой можно только мечтать? Конечно, к тому времени их мир может испепелить гремучая звезда, но с момента возгорания Геммы прошло уже пять лет, и помыслить, что эта же удача будет сопутствовать им на протяжении еще пяти лет, было не так уж сложно. Между этими крайностями находилась золотая середина, где потенциал миссии не вызывал сомнения, но гарантий успеха по-прежнему не было — благодаря чему сомневающийся новичок мог представить, что именно его вклад склонит чашу весов в нужную сторону. Именно к такому результату и стремилась Ялда; поступая так, она больше не чувствовала вину и перестала считать, будто манипулирует другими людьми. Говоря по правде, хоть они с Евсебио и распределили все обязанности, в необходимости которых были абсолютно уверены, привлечь в команду новых членов — расширив спектр умений, темпераментов и личного опыта — было отнюдь не лишним. По той же причине они решили устроить в ракете и леса, и фермы — на «Бесподобной» каждый сможет найти себе применение, даже если еще не знает, в чем именно оно заключается. — Один вернулся! — в исступлении закричала Бенедетта. Она бежала по песчаной земле, отделявшей главный офис от грузового гаража. В руках у нее был свернутый лист бумаги. — Ялда! Один вернулся! Ялда знаком велела группе ждать. Она собиралась отвести их на испытательный полигон, где они смогут понаблюдать за демонстрационным полетом, но если она правильно поняла смысл загадочного восклицания Бенедетты, задержка того стоила. Ялда подбежала к ней. — Вернулся один из зондов? — Да! — Ты серьезно? — Конечно серьезно! Посмотри, что ему удалось заснять. Она развернула измятый лист. Ялда едва успела разглядеть брызги черных точек, как Бенедетта перевернула лист, чтобы показать ей обратную сторону. На ней были изображены три подписи, нанесенные красной краской — Бенедетты, Амандо и Ялды, — а также серийный номер, стрелка в углу, указывающая на расположение бумаги в светозаписывающем устройстве… и инструкции, предназначенные для того, кто найдет снимок по возвращении зонда. Ялда хорошо помнила этот лист — если не считать изображения на его светочувствительной стороне. Он был одним из гросса, который Ялда два с половиной года тому назад подписала по просьбе Бенедетты, чтобы гарантировать их подлинность. — Кто тебе его прислал? — Один человек из небольшой деревни вблизи горы Отдохновения, — ответила Бенедетта. — Чтобы выплатить ему вознаграждение, мне потребуется твое разрешение. — А ты знаешь, в каком состоянии сам зонд? — В своем письме он сказал, что от зонда мало что осталось, кроме каркаса с несколькими шестеренками, но даже эта находка оказалась слишком тяжелой, так что пересылка была ему не по карману. — Добавь к его вознаграждению еще немного денег, чтобы покрыть доставку и раздобудь остатки зонда. — Ялда забрала у нее снимок. — Восьмерить меня налево, — пробормотала она. — У вас с Амандо и правда получилось. — Она подняла глаза. — Ты ему еще не говорила? — Он в Зевгме, помогает Евсебио с каким-то делом. — Я и не думала, что это сработает, — призналась Ялда. — Я знаю! — весело прощебетала Бенедетта. — В этом-то вся прелесть. Ялда все еще с трудом верила в реальность снимка. Она держала в руках лист бумаги, который покинул их мир, пересек космическую пустоту, уступая в скорости только гремучим звездам, сделал разворот и вернулся обратно…, а затем был доставлен сюда по почте с горы Отдохновения. — На каком этапе сделан снимок? Бенедетта указала ей на серийный номер. — То есть…? — Ялда уже забыла, что обозначали эти номера. — Нечетные числа относятся к первому этапу путешествия, во время которого зонд удалялся от нашего мира. — Хорошо, — наконец, ошеломленно произнесла Ялда. Она задумалась. — Думаю, тебе стоит рассказать о своей находке моим новобранцам. — Само собой. Ялда представила Бенедетту своей группе, а затем вкратце рассказала им предысторию проблемы. Несколько лет тому назад ей удалось обнаружить незначительную асимметрию в шлейфах гремучих звезд, тем самым доказав, что их истории не находились строго под прямым углом к истории нашего мира. Благодаря этому, наконец-то, появилась возможность выяснить, с какой стороны двигались гремучие звезды; раньше светящиеся следы, оставленные этими раскаленными булыжниками, могли указывать на любое из двух возможных направлений. Однако оставался другой вопрос: в какую сторону направлена стрела времени самих гремучих звезд? Доротео был озадачен. — А почему их стрела времени не направлена просто от исходной точки к месту назначения? — Представьте, что проезжая через железнодорожный переезд, вы замечаете, что ваша дорога и рельсы не образуют идеальный прямой угол; и когда вы подъезжаете, рельсы приближаются к вам с левой стороны, — сказала Ялда. — Возможно, вы решите, что «начало» железной дороги — это станция, которая расположена позади вас, с левой стороны, но — если считать, что поезда ходят только в одном направлении, — это еще не дает вам повода утверждать, что сам поезд относительно вас будет двигаться слева направо. Доротео попытался усвоить эту аналогию: — То есть… несмотря на то, что историю гремучей звезды в 4-пространстве геометрически можно представить в виде некоторой гладкой кривой, конкретное направление на этой кривой выбрать нельзя. Мы не можем предполагать, что обнаруженный вами наклон обязательно будет указывать на то, что стрела гремучей звезды слегка повернута в сторону нашего будущего; она вполне может быть слегка наклонена и в сторону прошлого. — Именно, — подтвердила Ялда. — Во всяком случае, так было до настоящего момента.