– Норберт, мне не хочется, чтобы ты разводился из-за меня. В конце концов, мы практически не знаем друг друга, а с женой вы прожили двадцать лет! – Нет, нет и нет. Лисенок, поверь: наши отношения с тобой просто совпали с этой затянувшейся историей. Мы с Клаудией давно уже живем каждый своей жизнью, нас ничего не объединяет. Если бы у нас были дети! Я так люблю детей! – У Норберта на глазах появились слезы. – Она даже на это не пошла. Для моей жены важна только работа. Вся жизнь – один большой проект. Она не умеет готовить, ей наплевать, в чем я хожу, есть ли у меня чистая рубашка, поглажена она или нет… – Майер снял очки и быстро вытер глаза. Какой же он разный. Слава прилетела всего-то два часа назад. И вот за эти два часа она сначала испытала счастье, потом ее охватило чувство неловкости за игру, в которой пришлось поучаствовать, потом он сумел внушить ей мысли о собственной ущербности, а вот теперь – эта нежность к немолодому, брошенному и очень несчастному достойному мужчине… * * * И опять Майер привез ее в шикарный пятизвездочный отель. Мягкий ковер, портье навытяжку. Они выхватывают чемоданы, раскланиваются с ней и Майером. В этот раз у Славы уже не возникало вопросов, сколько номеров забронировано. Конечно, один, они оба ждали этого мгновения. Просторный номер люкс с гостиной, спальней и гардеробной, оформленный копиями картин Густава Климта, был будто бы предназначен для любовной пары. Портье вместе с чемоданами внес красивую вазу. Надо же. А ведь Норберт не просил. Вот это и есть ненавязчивый сервис. Слава первым делом поставила в вазу цветы, и тут же по номеру разлился терпкий запах лилий. Немного приторный, но дорогой и изысканный. – Я очень люблю этот запах. Он немного восточный, как будто из сказки про Шехерезаду. Майер смотрел на нее с любовью. – А вот тебе мой подарок! Вуаля! – Он вынес в целлофане брючный костюм в серый рубчик грязно-коричневого цвета. Однобортный пиджак, узкие брюки. – Вот! Ты видишь разницу! Потрогай ткань! Ты чувствуешь, какая она мягкая, какое качество! И цвет. Неброский, но именно такой цвет Армани использует в своих коллекциях. – Да, красиво. – Слава постаралась выглядеть довольной. – Главное, чтобы подошел. – А вот за это не волнуйся! – весело воскликнул Майер и как факир вытащил из шкафа еще один целлофановый пакет. – Я купил два костюма, на всякий случай! Один точно подойдет! Слава была сражена наповал. Надо же, купить два костюма! – А как это? Они же, наверное, дорогие! – У! – заверещал Майер. – Целуй скорее своего звереныша! – У! – в ответ пропела Слава, и это у нее уже практически получилось. Плохо сидели оба костюма. В одном размере мешковатым был пиджак, в другом – узки брюки. Не ее лекало. Однако же Майер, казалось, не замечал плохо сидевших деталей одежды и выбрал тот, где были узковаты брюки. Долго потом еще ахал от восторга: – Какая же ты миленькая, какая же ты тоненькая! Про дискомфорт он слушать не желал, костюм за такие деньги не может быть неудобным. – Спасибо, я тронута. Мне никто и никогда не дарил таких подарков. – Слава говорила искренне, это было правдой. И потом, как она могла доверить Савве покупку брючного костюма для нее? Абсурд. Вон, у Майера, и то не получилось. Но он старался. – А у меня тоже есть для тебя подарок. – Ну зачем, Лисенок, мне неудобно… – Надеюсь, что будет кстати! Вот именно, она надеялась и жутко нервничала. Слава потратила кучу времени, чтобы выбрать подарок Майеру. Что можно подарить человеку, у которого все есть и который только свой выбор считает верным? Про одежду даже думать было неловко! Кошелек? Галстук? Русскую матрешку? Все не то, просто даже смешно. В магазине подарков на Ленинском она выбрала красиво упакованные часы-будильник. Часы были стилизованы под старинные, на цепочке. Она решила не эстетствовать, ей уже было известно: хорошие швейцарские варианты стоят даже не тысячу евро, и даже на десять тысяч, а все тридцать. Так и кому пыль пускать в глаза? Лучше купить подарок от души и дать тому правильное объяснение. – Ты все время жалуешься, что ты один, милый, плохо спишь, под утро засыпаешь, а этот будильник поможет тебе просыпаться вовремя. Посмотри, какой мелодичный звонок. Он не раздражает, звон старинных часов. – Слава постаралась изобразить ласковое «У». Номер ей удался: Норберт буквально разрыдался и кинулся в кресло, прижав к себе будильник. – Мне уже давным-давно никто не дарил подарков. Никто. – Он снял очки, тут же оказавшись беззащитным и таким беспомощным, что Слава и впрямь поверила в возможность отношений. Что значит цирк? Почему цирк? Человек так думает, он так привык, это его жизнь. Не он же к ней едет, она к нему. Стало быть, должна принимать его правила игры. Тоже мне, принцесса. Правильно мама говорит. Она должна, в конце концов, думать не только о себе! Глава 35 На рождественское торжество в ресторан Слава пошла в костюме, который подарил Майер. Она даже не стала доставать свое платье, уже было ясно, что Майеру не могут понравиться ни цвет, ни шифоновые вставки. Хорошим могло быть только то, что придумал он, купил он. Слава решила не лезть в бутылку и не расстраиваться. Брюки всю дорогу жали, есть в них было невозможно, она чувствовала себя серой мышкой. А Майер всю дорогу нахваливал: – Вот теперь ты выглядишь перфект. Мы еще поменяем тебе стрижку. Угу! У меня есть прекрасный парикмахер. Он умеет уловить стиль. – Ты у него стрижешься? – не сумела промолчать Слава. Майер всегда был подстрижен коротким бобриком. – Да. – В голосе спутника послышался металл, он, видимо, почувствовал легкую иронию. – И очень доволен. Волосок к волоску. Карлу не жаль времени. – Но у меня же тоже аккуратная прическа. – Слава, естественно, перед поездкой сходила в парикмахерскую и осталась собой очень довольна. С ее рыжими волнистыми волосами не так уж много чего можно было сделать. Только придать форму, чтобы потом закалывать волосы или завязывать хвост. Сейчас аккуратная стрижка позволяла просто заправлять волосы за уши, немного этим уменьшая объем и при этом сохраняя линию прически. – Мне короткие стрижки не идут. – Слава пожала плечами. – Ты себя не знаешь. – Норберт загадочно улыбнулся и поднял указательный палец. – Через полгода тебя не узнает родная мама. И вдруг Слава подумала: а и пусть! Пусть ее стрижет, одевает, наряжает в эти самые брючки-рубашечки. Пусть! А может, и впрямь она чего про себя не знает! Откуда ей было знать? Это же сама Слава думала, что у нее есть вкус. Но вкус воспитывается, опираясь на возможности. А какие возможности у ее родителей? А Норберт ведь плохого для нее не хочет, только самое лучшее. И потом, ей же жить в этой стране, общаться с его друзьями. Значит, она поступит так, как ему нравится. – Хочу сегодня пить только шампанское! – Слава сказала об этом с таким жаром, что Майер расхохотался. – Желание моей дамы – закон. Значит, весь вечер будет шампанское! * * * Ресторан был полон, за соседними столиками сидели в основном очень пожилые немецкие пары интеллигентного вида. Мужчины – в костюмах и белых сорочках, многие в бабочках. Дамы блистали украшениями. Жемчуг, бриллиантовые броши в сочетании с жабо и плиссированными рукавами смотрелись немного чересчур. Как говорят немцы, «übertrieben», что значит «слишком». А Слава подумала: ну как можно украсить старушку? Только скромностью. Все эти букли и антикварные украшения вызывали в ней жалость. Они с Майером были в этом слегка пожухшем саду райскими птицами. Слава в невзрачном костюме брала молодостью и яркими рыжими волосами. Майером же любовался весь зал. Он был вне конкуренции. Для рождественского вечера Норберт выбрал костюм-тройку цвета мокрого асфальта, светло-серую рубашку и очень яркий галстук от «Миссони» в сине-желто-оранжевых зигзагах. Платиновые запонки и черные ботинки довершали образ. Хорош, ничего не скажешь. Высокий, с прекрасной фигурой, Норберт Майер вполне мог подрабатывать моделью, несмотря на почтенный возраст. Красивая блестящая седина, крупная роговая оправа очков – ему все шло. Или он долго работал над образом и наконец-то нашел свой стиль? Или нашла его жена-художница? В ресторане царила аристократическая тишина. Пары говорили шепотом, чтобы не мешать друг другу, так же бесшумно двигались между столиками официанты, подавая блюда и разливая вина. «Изысканно, однако», – думалось Славе. Или все же тоскливо? Если честно, то тоскливо. Хорошо, что рядом был Майер, он не давал скучать. Все же ее кавалер – знатный рассказчик и очень начитанный человек. Главное для него – выйти из образа зверушки. Тогда он пускается в воспоминания о разных странах и путешествиях, рассказывает о студенчестве, о своем видении политической ситуации в мире. А еще о дизайнерах и стилистах, о судьбе безвестных, ставших богатыми, истории про Золушек в разное время и в разных странах. – Армани ведь тоже не собирался становиться модельером. Мальчик учился на врача. Слава богу, им не стал, вовремя спохватился – не его. Пошел в армию, фотографом какое-то время поработал. Но его тянуло в мир моды, в мир, где есть стильные вещи, где есть красивые люди… И он устраивается в известный миланский магазин «Риношенте». Лисенок, ты была в Милане? – Нет. – Вот видишь, сколько у нас всего впереди… Армани работает разнорабочим, потом его повышают, он становится оформителем витрин и уже потом случайно знакомится с модельером Нино Чарутти. Да нет, ничто в нашем мире не бывает случайным, все закономерно. И Армани учится. Смотрит, работает в основном в подмастерьях, и так долгих шесть лет. Присматривается, много работает – вот где главное. Работать, убрать амбиции, благодарить своих учителей и все время двигаться вперед! К созданию своей марки Армани шел почти пятнадцать лет. Пятнадцать! И всего достиг. Неспешные разговоры, изысканные блюда, первоклассное шампанское. А потом случилась в их жизни та бурная ночь, которую ждали оба. Она не разочаровала. Тут не было ни зайчика, ни кролика, был мощный харизматичный партнер, который умел чувствовать, умел слушать и умел вести за собой. Глава 36 Слава достала из сумки еще одно письмо. На этот раз письмо с названием: «Письмо с протянутой рукой». Ее отвлек контролер. – Кто вошел на этой станции? Пожалуйста, ваши билеты. – Еду от самого Франкфурта. – О! Извините. Хорошей вам дороги. Поезд идет точно по расписанию. Не мешаю вам больше. Да, Слава сейчас в Германии, от жизни в которой когда-то сама отказалась. Вот от этого порядка, чистоты, от доверия и уважения к людям. Можно не показывать билеты, достаточно сказать: они у меня есть. Контролер уже спрашивал билеты у пожилой пары напротив. – Не торопитесь! Да-да. Едем по расписанию. Немного похолодало, хорошо, что нет дождя. Дама искала в сумке билеты, а контролер развлекал мужа ничего не значащими разговорами. Никто никуда не торопится, никто не волнуется. Слава сразу вспомнила рассказ знакомой родителей, как та ездит на дачу. – Цены повысились невозможно. А я покупаю самый дешевый билет. Идет контролер, я ему гордо показываю: «Вот!» Он мне говорит: «Тут же до Купавны». А я ему отвечаю: «Конечно!» – «Так мы уже проехали». – «Да что вы?» Вскакиваю с места. «Не может быть!» Начинаю хватать сумки, практически рыдать. «Что же делать?» Меня уже успокаивает весь вагон. Но пока только один раз попалась. Бедные, бедные наши люди. Нужно подстраиваться, экономить, прятаться, обманывать. Что это за жизнь? В Германии она достойная, особенно для пожилых людей. * * * «Красивая моя, красивая.