– Что она говорит? – потянул за рукав меня Том. – Говорит, ты жулик, – оборачиваясь, ответила я. – А ты что? – насторожился он. – А я сказала, ты не жулик, ты хороший, – улыбнулась я и закрыла за его спиной дверь. Том осматривался вокруг, хотя в темноте, при свете одного огарка, мало что можно было рассмотреть. В этот момент дали свет, и в прихожей вспыхнула лампочка, которая осветила наши лица и мысли. Гость опустил капюшон, и Злыдня охнула и зарделась, чем ужасно меня рассмешила, но я отвернулась, чтобы не выдать себя. – Какой красавец. Прынц! – выдала она. – Точно друг? Я посмотрела на Тома. Его некогда длинные локоны были острижены и волосы были зачесаны назад. Темные брови хмурились от яркого света, чем помогали неглубокой складочке на лбу делать его лицо более строгим. Легкая небритость придавала ему брутальности и взрослости. А его глаза просто уносили в далекие луга, где пахнет сеном и сладкими цветами, где небо обнимает тебя и отражается вот в этих самых глазах. Я испугалась мыслей. – Ну, что вы? Проходите. А я, старая дура, пойду к себе в комнату. Не буду мешать. – И Злыдня ушла к себе. Из вещей у Тома на плече висел только рюкзак, он опустил его на пол рядом с креслом и стал раздеваться, я тоже избавилась от верхней одежды и стояла рядом, не зная, что сказать или сделать. – Проведешь мне экскурсию? – подмигнул мне Страуд. Я рассмеялась. Какая экскурсия? Из прихожей было только четыре двери. Две из них – перед нами – вели в комнаты. Моя слева, а Тамары Петровны справа, правее была кухня, а напротив двери в комнату Злыдни – ванна и туалет. Вот и вся экскурсия. – Может, завтра? – предложила я. – Сейчас хочется есть и спать. – О’кей, – усмехнувшись, согласился он. – Значит, завтра. Пока Том рассматривал фотографии на стенах в моей комнате, я пыталась приготовить нам что-нибудь на ужин. Что-то вроде пасты с соусом. На деле же это были простые макароны спиралью с поджаренными сосисками, сверху я все полила кетчупом и посыпала тертым сыром. Паста а-ля «шедевры русской студенческой жизни» на вкус оказалась неплоха. «Да и что мне теперь, не щи же варить в восьмом часу вечера?» Мы расположились на полу, сообразив стол из кухонной табуретки, а стулья – из подушек с дивана. Вина у меня не было, поэтому пили вишневый компот из красных кружек в белый горошек. У Злыдни Петровны вообще с посудой были проблемы, так что кружки к обстановке подходили как нельзя лучше. – Как ты долетел? – нарушила неловкое и размеренно чавкающее молчание я. – Нормально, – улыбнулся Том, выдыхая, словно ожидая, когда я заговорю. – Как твои первые впечатления о Москве? – Очень шумно и… людно. Хотя я ведь не был в центре. Мне сказали, что все самое красивое в сердце города. – Да. Мы можем завтра встретиться и прогуляться. Где ты остановился? – забеспокоилась я. «И почему я раньше об этом не подумала?» – Вообще-то я нигде еще не остановился. Я сразу к тебе прилетел. Надеюсь, ты меня не выставишь? – с мольбой в глазах произнес он, поигрывая бровями. – Том, я… У меня даже спать негде. Только диван. – Я займу его самый дальний угол и обещаю, что не притронусь к тебе даже пальцем, – заверил он. Почему-то мне захотелось ему поверить, захотелось вдруг просто, чтобы кто-то остался здесь со мной, чтобы не чувствовалось это злое и колючее одиночество. – Ты стала меньше улыбаться, – вдруг сказал Том, вырывая меня из паутины нерадостных мыслей. – С чего ты взял? – улыбнулась я. – Вот. Так-то лучше. – Он тоже улыбался. – Знаешь? Джонатан просил передать тебе свои извинения. При звуке его имени у меня внутри все перевернулось, и вилка невольно издала шкрябающий звук, задевая тарелку. Слышать его имя все еще было больно. И все же я решила, что собираюсь забыть его, и мне почти это удавалось в последнее время. Иногда только я вспоминала про поцелуй, но все больше склонялась к логическому объяснению Нади. Коул подарил мне его просто из жалости, это такая щедрость для влюбленной фанатки. Иногда я все еще видела сон, в котором он звал меня, тогда я просыпалась и плакала, а потом долго не могла заснуть. Но с каждой выпавшей слезинкой я понимала, что боль угасает или просто прячется глубоко, каждый раз забираясь все глубже, чтобы мне было легче приспособиться к реальности. – Я уже давно его простила, – стараясь взять себя в руки, ответила я, решительно встречаясь взглядом с мужчиной напротив. Я даже попыталась с легкостью и иронией вспомнить о поцелуе. – Кстати, я вспомнила, что целовалась с Натаном. Глупо, почему я об этом забыла. Теперь я следила за реакцией Тома. Он взял кружку с компотом и сделал глоток. Выражение лица было серьезное и сосредоточенное. Он решал, что сказать. – Ты жалеешь, что узнала об этом так поздно? – наконец спросил он. – Нет, – уверенно сказала я, снова встречаясь с ним взглядом. – Все равно это бы ничего не изменило. – Да, наверное. Джонатан просто не решился тебе отказать. А потом переживал, что совершил глупость, – глаза Тома только раз встретились с моими. Остальное время он глядел в тарелку. – Парень немного запутался в своих отношениях. Но теперь у него все хорошо. Она прилетела к нему на съемки в свой день рождения… Она, конечно, была Скарлетт… Мне хотелось дать Тому в глаз или просто сделать ему больно. Я даже представила себе, как беру огромную биту и стучу ему по голове. Зачем? Зачем он все это мне рассказывал сейчас? – Кстати, именно Натан посоветовал мне прилететь к тебе, – продолжал Том. – Я долго думал, что мне делать. Ведь ты не дала однозначного ответа. И я никак не мог решиться, будучи неуверенным в тебе. Но с каждым днем я думал о тебе и себе все больше… И… В Нью-Йорке мы с Натаном обсуждали твой поступок и то, что ты мне сказала. И он подтвердил твои слова. Если нам суждено быть вместе, то судьба столкнет нас. И… в общем, он посоветовал мне быть судьбой. У меня перехватило дыхание, поэтому я взяла кружку с компотом и сделала большой глоток, чтобы хоть как-то успокоиться. Хотя в который раз я просто напоминала себе то, что поступила правильно, оставив этот город и те чувства, которые я там испытывала рядом с Коулом. Наверное, в каждой сказке когда-то приходит момент осознания, что сказка и реальность слишком отличаются друг от друга, даже если тебе хочется верить, что место сказке в жизни все равно есть. «Натан посоветовал быть судьбой» – стучали в голове слова Тома. Как он мог так сказать? Я для него совершенно пустое место? Как они могли вообще обсуждать это? Или парни, они именно такие, их не заботит то, как себя будет чувствовать девушка, им надо разделить права собственности. Я кивала в знак согласия и боролась со злыми слезами, которые все же могли неожиданно политься из глаз. Мне не хотелось выдавать моей боли, которая сейчас в нужный момент выбралась из своего укромного уголка и больно давила в районе грудной клетки. Страуд говорил что-то еще про Коула, но я не слышала уже ничего. Что-то во мне вдруг дернулось, оборвалось и похолодело. * * * Том помог мне разложить моего монстра и постелить постель. И я надеялась, что мой старый диван «Чебурашка» выдержит двоих, а еще надеялась, что спать с малознакомым мужчиной в одной кровати не так странно, как мне кажется. Хотя я помнила наши посиделки в поселке, когда кто-то оставался ночевать, и тогда мама говорила брату, чтобы он ложился со мной. Мы обычно запихивали между собой плюшевого медведя, фукали, называя это все пошлостью, болтали полночи, а потом просыпались все равно в обнимку. Но спать с братом – это не то, что спать с другом. И друг ли мне Страуд? – Я обещаю, что не дотронусь до тебя, – повторил Том, присаживаясь на край дивана. Усмешка растянула мои губы, и, закрыв глаза, я помотала головой, не веря во все это. Попросив его отвернуться к окну, я, переодевшись в пижаму и абсолютно избегая каких-либо мыслей, расположилась на правом краю узкого ложа, давая возможность и Тому переодеться во что-то более удобное или раздеться совсем, но я отбрасывала эти мысли, хотя где-то в солнечном сплетении что-то тянуло и дребезжало, что казалось совершенно глупым и бессмысленным. Я ощущала себя отсутствующей в этой комнате, отсутствующей в себе, смотрящей со стороны на то, что происходит. Том прошлепал по полу голыми ступнями к выключателю, и я увидела его стройные волосатые ноги. Я зажмурила глаза, а он выключил свет. – Я тебя пугаю? – вдруг неуверенно спросил он, подходя. Его очертания в темной комнате можно было еле-еле различить. – Прости, что не подумал о гостинице. Завтра я что-нибудь придумаю. Я не ответила, только вновь зажмурилась, когда почувствовала, как Страуд укладывается рядом. А потом я незаметно для себя провалилась в сон. * * * Мне снился Лондон. Его сочная зелень радовала, но чувство тревоги и ожидания заслоняло собой радость от пребывания в этом городе. Я кружилась под невероятных размеров кроной одного из вековых деревьев, рассматривая рваные куски неба между листьями и ветками одного из гигантских дубов, пока не почувствовала его руки у себя на талии. Это был Том, с которым мы повалились на сочный ковер зеленой травы. Он не отпускал меня, улыбался и все время говорил: – Я не обижу тебя, а сделаю самым счастливым человеком на свете. Я хочу, чтобы твои глаза светились только счастьем. Позволь мне… – Я не уверена, – отвечала я. – Я знаю, но я обещаю, что моих чувств хватит на нас двоих. Только согласись быть со мной. Ты увидишь, как все вокруг заиграет новыми красками. Просто попробуй… * * * Послышался грохот, я вздрогнула, и картинка сна испарилась, растаяв в туманной дымке предрассветного света. Я попыталась дотронуться до Тома, который спал на другом краю, и не нашла его. Место рядом со мной пустовало. Я вскочила с дивана и увидела свернувшегося в позу эмбриона Страуда на полу. – Том? – Я наклонилась и потрепала его рукой за плечо. – Что случилось? Он открыл глаза и сел напротив меня, подтягивая к себе ноги. В комнате была темнота, и сквозь тусклый свет, проходящий с улицы через плотные шторы, я смогла разглядеть только яркие белки его глаз. В стену постучала Злыдня Петровна. – Прости, – шептал Том. – Я, видимо, во сне старался не дотронуться до тебя и скатился на пол.