Его губы накрыли мои, заставляя отдаваться нашему притяжению и его настойчивости. Он казался таким же жадным до ласк, как и прошлой ночью, это выглядело так, словно он никак не мог насытиться, словно хотел поглотить меня, а может быть, и сам не знал, что ему хочется сделать. Он со всей своей мужской страстностью и забвением целовал меня, прижимаясь ближе и сильнее, словно от этого зависело его спасение. Сквозь слои одежды я ощущала его желание, и сама заводилась сильнее. Словно осознав наше состояние, которое слишком быстро стремилось к точке невозврата, он отстранился, переводя дыхание и целуя меня в нос. – Пошли, – сказал Натан и, взяв меня за ладонь, повел к лестнице. Я шла за ним, не видя в дымке сгустившегося вечера ничего, кроме спины моего любимого мужчины. Сердце гулко стучало в горле, а мысли путались. У ступеней он остановился, и я врезалась в него, ощущая снова его руки у себя на пояснице и затылке, а губы и горячий язык на своих губах. Я чувствовала его трепет и его силу, с которой он вытягивал из меня неконтролируемые стоны. Толстовка осталась валяться на полу, даже молнию не пришлось расстегивать, его футболка тоже ненадолго задержалась. И я смогла прикоснуться к телу Джонатана, ощущая то, какой он горячий, причем в прямом и переносном смысле. Не разбирая, где ступени, мы поднимались выше, не выпуская друг друга из объятий. Джонатан прижал меня к перилам и потерся бедром о мое, демонстрируя, как сильно он хочет меня, на что я только могла прикрывать веки, приглушая стон. Его руки торопились стянуть с меня футболку, чтобы наши тела соприкоснулись еще теснее, а потом и лифчик, освобождая грудь для его ласк. Он целовал ключицы и шею, рукой накрывая обнаженную грудь, задевая упругую вершину. Его рот накрыл вторую вершину, втягивая ее и заставляя всхлипывать от наслаждения. Мы одновременно открыли глаза, чтобы увидеть друг друга, и задохнулись от увиденного. – Я… хочу… тебя… – прорычал Коул, чем лишил последних осознанных мыслей. Сейчас я понимала, что эти слова звучали куда желаннее, чем слова любви. Он хотел меня, именно меня. А мне хотелось принадлежать ему. Быть его. Я тоже целовала его шею, ключицы, ласкала его спину, хваталась за плечи, пытаясь показать, как хочу того же. Он не останавливал меня. Его рука блуждала в районе моего бедра, приподнимая и сжимая его, а вторая пыталась придерживать под затылок мою голову, когда он терзал мои губы, не позволяя хоть на миг остановиться и глотнуть воздуха. Внезапно он подхватил меня под ягодицы, и я обвила его талию ногами. Не разрывая поцелуя, он пронес меня до вершины лестницы, потом опустил, подталкивая к приоткрытой двери комнаты, из которой лился приглушенный свет. Открыв дверь ногой, он втолкнул нас в комнату, но я ничего не могла разглядеть при свете свечей. Мы все еще двигались в комнате, пока мои ноги не натолкнулись на преграду, и я поняла, что за моей спиной кровать. Джонатан, обхватив за талию, приподнял меня и аккуратно уложил, наваливаясь сверху. Его тяжесть была приятной и желанной, но мне хотелось абсолютной близости, самой откровенной и желанной, поэтому я потянулась к поясу его джинсов, расстегивая и пытаясь стянуть ткань вниз. Он приподнялся, чтобы помочь мне, а потом то же самое проделал со мной, оставляя нас друг для друга полностью обнаженными. Пальцы Джонатана подрагивали, прикасаясь к моим ребрам, они старались двигаться уверенно, но легкая дрожь выдавала их нетерпение и желание, когда они опускались все ниже. Я крепче сжала в руке покрывало, когда почувствовала эту дрожь у себя между ног. На секунду наши глаза встретились, и он с милой ухмылкой прильнул к груди и прикусил ее, заставляя поверить в то, что Джонатан Коул действительно та еще секси-шмекси звезда. – Я хочу… тебя… сейчас… – вырвалось у меня от нетерпения. – Sunny… – прошептал он в мои губы, задыхаясь. И послушно решил выполнить мою просьбу и в этот раз… Когда уставшие и отчасти насытившиеся, мы лежали в кровати напротив друг друга, сплетаясь все еще ногами, потому что не хотели разрывать этой связи, он вдруг задал вопрос, который, кажется, его сильно волновал. – Скажи, ты думала обо мне, когда улетела тогда после ссоры домой? – Его взгляд блуждал где-то у меня на груди, а рука выводила узоры на моем бедре. – Натан! – позвала я, и он приподнял подбородок, открывая себя, в глазах царил штиль, но это и пугало. Там был он, открытый и мой. – Я всегда о тебе думала. С того первого дня, когда я увидела этот дурацкий фильм. Тогда ты и поселился в моей голове. – Нет, – он нахмурился, и маленькая венка разделила его лоб на две части. – Там не я. Я положила руку на его щеку и вернула к себе взгляд. – О’кей. Я хочу, чтобы ты знал. Ты никогда не покидал мои мысли. – Никогда-никогда? – Он так удивился. А ведь я думала, что все мои чувства всегда написаны на лице. – Никогда… – И даже… – И даже… – Я знала, что он когда-нибудь спросит про это. – Прости. – Нет, не проси прощения. Просто давай поговорим об этом позже. – Я думала о том, что надо как можно скорее закрыть тему с Томом, но старалась оставлять ее где-то там, в другой жизни, как бы это подло ни выглядело. Наверное, и он также старался не думать об этом, но совсем не получалось. – Знаешь, мне было так хорошо… – Я улыбнулась его словам, вспоминая все. И он тоже смущенно приподнял уголки губ. Свет от догоравших свечей падал на его лицо, делая его таким рельефным и красивым. Ресницы отбрасывали тени на щеки, и я думала о том, что у меня совершенно не было никаких шансов не влюбиться в него. Я и правда считала себя одной из тех, кто готов был сбросить трусики только при одном виде этих глаз и ухмылки. – Я вот где-то читал, – продолжал Джонатан, – что есть такие черепахи, которые могут часами в таком состоянии просто плавать в море, наслаждаясь и наслаждаясь друг другом. Я бы хотел так же, не переставая… можно даже без моря. – Ха-ха-ха… – усмехнулась я и запустила руку в его волосы. – Ты неисправимый романтик. – Да нет. Я, скорее, прагматик. – Он придвинулся ближе и стал целовать мое плечо. А его пальцы нежно гладили поясницу. Я закрыла от удовольствия глаза… – Мне нравится твоя родинка над правой ягодицей. Она похожа… на сердце. – А мне нравится твоя. – Я дотянулась рукой до его спины и погладила округлую родинку под правой лопаткой. – М-м-м… – промычал он, прикрыв глаза, и его ресницы коснулись щек. – Ты устал? – шепотом спросила я. – Немного, – ответил он, не открывая глаз. – Хочешь, скажу, что еще мне нравится в тебе? Кто ж не хочет. От этих его признаний сердце то замирало, то бешено колотилось, рассеивая все умные мысли в голове. – Да. – Мне нравятся твои пальчики… на ногах. – Я рассмеялась и перевернулась на спину, смотря на него сбоку. – Что? – Ты сумасшедший. – Я щелкнула его пальцем по носу. – Нет. Я гребаный британец. – Он говорил медленно, словно засыпая. – Натан? – позвала я, и он встревоженно открыл глаза. – Я люблю тебя… Коул расплылся в довольной улыбке и, обхватив меня рукой, придвинулся вплотную. Наши ноги переплелись, и он, уткнувшись мне в шею, прошептал в ответ: – Я тоже люблю тебя, sunny girl. * * * По спине пробежал холодок, и я, проснувшись, потянулась к простыням. Открыв глаза, я обнаружила, что постель пуста, Джонатана рядом не было. Где-то в глубине дома слышались звуки рояля, одна и та же мелодия начиналась и останавливалась, не находя завершающих нот. Я приподнялась и, завернувшись в простыню, пошла на звук вниз. Спускаясь, я собирала одежду, разбросанную на лестнице, когда услышала звуки Адажио Альбинони. Той самой мелодии, которую, кажется, не исполнял только ленивый, которую так надрывно пела Лара Фабиан. Музыка была то нервной, то спокойной, но задевающей все струны души, переворачивающей внутри все и заставляющей вглядеться в исполнителя, которого она задевала не меньше. В огромной комнате с камином, где мерно потрескивали дрова, стоял рояль, который я не заметила раньше. Напольная лампа приглушенно бросала блики на спину того, кто покачивался над роялем в такт мелодии. Кинув вещи на диван, я подошла ближе. – Садись, – сказал он, не отрываясь от игры. – Прости, я не хотел тебя будить. – Я… Он на секунду прервался и протянул ко мне руки. Я подошла ближе, и он уткнулся в мой живот, обдавая его жаром дыхания. – Ты расстроена? – Немного. – Прости еще раз. Мне было трудно просто лежать и смотреть на тебя. Музыка успокаивает. – Он поднял глаза и, раскаиваясь, улыбнулся. Я тут же простила его. – Садись. Он похлопал рукой по пуфику рядом с собой, и я присела. – Красиво… Джонатан играл, а я просто слушала, чувствуя его тепло и тревогу. Губы упрямо сжаты, а между бровями пролегла складка, и выпуклая венка опять разделяла его лоб, сосредоточен и на нервах. Я почувствовала, как это настроение передается и мне, отчего сжала сильнее край простыни. – Тебе не кажется, что секс все усложняет? – неожиданно спросил он. – Я… – Я не знала, что ответить на это, лишь сглотнула подкатившее отчаяние. – Ох… Настя… Прости… – Он прервался и взял меня за руки. – Я болван. Я просто хотел сказать… Он сжал мою ладонь и вернулся к игре.