Сказка. Вот она сбылась. Золушка поцеловала принца, а принц доставил ей сумасшедшее удовольствие. И пошли титры… Сейчас я повторюсь, но все же скажу, самое грустное в сказке – это то, что каждая из них имеет конец. Да-да. Всегда в самой лучшей сказке есть последняя страница, которую все равно приходится перевернуть, и что остается? Пустая страница, обложка, и все. Наше время прошло, мне нужно было вернуться в Москву и решить проблемы с визой, как просила компания, которая меня приняла на работу в Лондоне. Они сопроводили меня приглашением, чтобы я получила рабочую визу, с которой могла оставаться в Англии жить и работать. Отказать им было неудобно, да и я решила, что лучше буду жить в Лондоне, где семья Джонатана, чтобы чувствовать его близость. В России я бы свихнулась. Но то, что творили папарацци в аэропорту, – это было ужасно. Он знал, что так и будет, поэтому мы прощались в машине в самом углу автостоянки, и Лиззи ждала нас на улице, пока мы целовались и говорили друг другу, что будем скучать. Коул целовал меня нежно, чуть касаясь, не представляла, что в этом парне столько нежности, которую он без колебаний тратил на меня. А я просто обнимала его и пыталась не расплакаться. – Все будет хорошо, – шептал он, и я пыталась поверить в это. – Я сниму тебе квартиру здесь, когда ты вернешься, сможешь жить в ней. Он зарылся в мои волосы, но я взяла его лицо в ладони и заставила посмотреть на меня. – Я не хочу быть содержанкой, Джонатан, – для меня на самом деле это было очень важно. – Это, во‐первых. Во-вторых, это… – Прекрати, это обычная забота. – Мы же… – Нет, ты не используешь меня. Теперь он заставлял меня посмотреть на него. – Я намеренно не касался этой темы, потому что думал о том, что ты скажешь. И потом, не хотелось омрачать наши несколько дней экстаза, – он закатил глаза и пошевелил бровями, рассмешив меня своей гримасой. В машине звучали новости, пахло розой, любимыми духами Лиз, которыми она часто злоупотребляла. А еще здесь было тепло и уютно, не так, как во внешнем мире, где Джонатан Коул был известным актером, которому надо было ходить в темных очках и бейсболке, чтобы не ослепнуть от постоянных вспышек фотоаппаратов. – Я люблю тебя, – просто сказала я, чтобы не усложнять все еще больше. – Я тоже тебя люблю, – он притянул мое лицо к себе и поцеловал жадно, напористо. А потом были серость улицы, фотографы и злые, выбивающие из колеи вопросы. До сих пор я вспоминала то, с каким терпением и выдержкой Джонатан старался не реагировать на пакости, которые кричали ему в лицо о фильмах, его фигуре, одежде, женщинах. Он шел впереди, а мы семенили за ним с Лиз, держась за руки. В VIP-зоне я поймала его взгляд. – Все хорошо, – сказал он, но я чувствовала, что ему не по себе, чувствовала, что он переживает насчет того, что я подумаю. Что я смогу от него отказаться?! – Нет, Джонатан, это не хорошо. Это… – Всего лишь фотографы. Им нужна сенсация. Мы стояли на расстоянии друг от друга, не давая повода для сплетен и сообщений в Твиттере, но и так кто-то все равно смог сделать фото, и они разошлись по Сети. Об этом я уже узнала, когда приземлилась в Домодедове, ощущая пустоту и отсутствие в моей жизни чего-то, что раскрашивает ее в яркие цвета. Серая, дождливая Москва, как всегда, бурлила энергией, даже в три часа после полуночи. Такси неслось сквозь темноту, которая бросала в окна яркие огни и вывески, мешая дремать на заднем сиденье. На Нагатинской меня ждали пустая квартира и телефонный звонок от Тома. Войдя в квартиру, я села на диван, вздохнула и, нажав на кнопку, услышала его нетерпеливый голос. – Привет, любимая. Меня передернуло. – Привет, Том, – сухо ответила я. – Я скучал. – Да… – зевнула я, не зная, что ответить на это, потому что я точно не скучала, тем более сейчас, глубокой ночью, хотя у него, возможно, был день, но считать разницу мне не хотелось. – Твой телефон был недоступен несколько дней, – сразу с претензией. – Я забыла его у Лиззи и не смогла забрать, она куда-то уезжала, – начала оправдываться я. – Она привезла мне его, когда провожала в аэропорт. Говорить заготовленную ложь оказалось легко, хотя чувства внутри оставались гадкие от того, что нет возможности сказать все как есть. Но я действительно считала, что порвать с ним по телефону за несколько тысяч километров друг от друга выглядело унизительно и несправедливо. – Настя, ты совсем не умеешь лгать! – повысил голос он. – Что произошло? Ты хотела поговорить, а потом твой телефон не отвечал? Я молчала, думая, что ответить, но ничего умного в голову не приходило. В Лондоне, когда мы с Лиз придумывали, что сказать, все казалось не таким наигранным. – Я потеряла свой телефон, – попыталась я еще раз. – Правду! – настаивал он, и в его голосе чувствовалась сталь. – Том, кое-что случилось, ты прав. – Я перевела дыхание. – Но я хочу поговорить с тобой лично. В стену постучали, кажется, я разбудила Тамару Петровну, которая меня и не ждала уже, наверное, хотя я обещала вернуться. – Что случилось? – тут же спросил Страуд. – Я разбудила Злыдню, – зашипела я. – Скажу все, когда вернусь. – Когда? – В его голосе слышалась тревога. А у меня внутри слышалась толпа кричащих, которая скандировала массу ругательств в мой адрес. Не знаю, откуда во мне проснулась совесть, ведь кажется, что давно ее променяла на ластик, но вот же она долбила в черепушке, не давая сказать все сейчас же. – Я вернусь через две или три недели, как все решу с визой. Я сообщу номер рейса и время прибытия. – Я надеюсь, – недовольно бросил он и тут же сменил свой тон: – Без тебя одиноко. – Прости, – сказала я, потому что действительно хотелось за все извиниться. – Устала после перелета. Прости. Мне нужно отдохнуть… – Конечно, – сухо отозвался он. – Пока. – Пока. В комнате воцарилась тишина, порывшись в сумке, я нашла башенку, которую мне когда-то подписал Коул, и поцеловала ее. «Я такая же маньячка, как и ты», – подумала и расплакалась. Зазвонил второй телефон, который Натан уговорил меня оставить для связи. Я схватила его и чуть не уронила, улыбаясь и стирая дорожки со щек. В темноте светилось на дисплее «Гребаный британец». – Алло, – наконец выдавила я. – Это я, – прохрипел он, – уже соскучился. – Я звонила только час назад, когда приземлилась, – почему-то хотелось говорить все равно что, только бы говорить и слышать его. Но на том конце повисла пауза, а потом: – Ты сейчас говорила с Томом? Закусив губу, я ответила так, как есть. – Да. Он звонил тебе? – Спросил, проводили ли мы тебя, потому что твой сотовый отключен несколько дней. Он опять замолчал. – И все? – Все, – отрешенно бросил Коул. – Я чувствую себя отвратительно, скрывая правду. Лучше все рассказать, и пусть бы он меня поколотил. – Что ты такое говоришь? – Мне тоже было плохо от того, что я вру. Но я врала и раньше. Только теперь почему-то чувствую себя хуже всего. Том действительно не заслужил ножа в спину от девушки и его лучшего друга. Он немного помолчал, и я тоже, думая, что сказать, чтобы уйти от темы. Сидя в темной комнате, освещаемой только светом с улицы, который пытался проникнуть через зашторенные окна, я различала мебель в комнате и пустоту, которую хотела навсегда оставить в Москве. – Настя, через неделю я улечу в Лос-Анджелес, – он гулко вздохнул. – И я не смогу быть с тобой, когда ты решишь рассказать все Тому. Это неправильно. Ты не такая сильная. – И что ты предлагаешь? Жить с ним, спать с ним как ни в чем не бывало?! Пока ты не вернешься в Лондон?! – Я начинала заводиться. – Прошу тебя, не заводись. – Он переживал, но боялся меня огорчить. – Просто подумай… Да, мы так деликатно избегали этих тем, пока были вместе, что теперь все проблемы разом навалились на нас, но никто не знал, как их решать и в какой последовательности. – Я все обдумала, Натан, – твердо повторила я. – Вернусь и все ему скажу. Потом соберу вещи и поживу немного у Лиз или твоей мамы, пока не найду квартиру. – А работа? – внезапно спросил он. – Что – работа? – не поняла я. – Ты попала на нее по протекции Тома. – Я не думаю, что они откажут только потому, что я уйду от него. – Я была поражена предположениями Джонатана. – Я получаю визу. Они дали мне приглашение.