Рядом с ним, держась за руку, стояла Алексис. Хрупкая, в противоположность крепко сбитому Патрику, светловолосая, изящная – девушка-одуванчик. Патрик всегда был для меня чем-то вроде бога, гиганта, и сейчас это впечатление не пропало, а вот Алексис стала как будто меньше ростом. Они стояли у самой двери и в упор смотрели на меня. А я на них. Все суставы, нервы и кровеносные сосуды у меня ходили ходуном, и я был уверен, что вот-вот рассыплюсь на части. Они переглянулись, и что-то трудноопределимое мелькнуло у них в глазах и на лицах, а потом снова стали смотреть на меня. Патрик первым сдвинулся с места – сделал один-единственный маленький шажок ко мне. – Боже мой, – прошептал он. – Это и в самом деле ты, правда? Я оцепенело кивнул. Он шумно выдохнул, будто у него весь воздух выпустили из легких, а потом бросился ко мне и стиснул в объятиях, и мне сразу все ноздри забило запахом дорогой шерсти и лосьона поле бритья. Плечи у него тряслись, как будто он плакал, или смеялся, или то и другое вместе. Он мне поверил, и в его объятиях я снова почувствовал себя маленьким мальчиком. Но страх от этого не стал меньше. Наоборот, только усилился. После надежды разочарование бывает смертельным, а Алексис между тем так и стояла у Патрика за спиной. Стояла и смотрела на меня. В глазах у нее был тот же страх, что и у меня в сердце. Патрик отстранился от меня и обернулся к сестре. Протянул ей руку. – Все в порядке, – сказал он. – Это Дэнни. Глаза у нее были полны слез, и она чуть заметно покачала головой. – Не бойся, – твердо сказал Патрик. – Иди сюда, обними брата. Она перевела взгляд с меня на Патрика и обратно и шагнула к нам. – Дэнни? – тихо проговорила она. Я кивнул, и она медленно протянула руку, коснулась моей щеки кончиками пальцев. Словно боялась, что ее рука пройдет сквозь меня. – Не могу поверить, – сказала она. Заплакала, обхватила меня руками за шею и прижала к себе с такой силой, какой я даже не ожидал от нее. – Здравствуй, Алексис, – прошептал я. Патрик рассмеялся: – Зачем же так официально, братишка? Я проглотил комок. Уорнер кивнул Алисии, и они оба тихонько выскользнули из комнаты, оставив нас втроем. Алексис выпустила меня из объятий. Дальше все заволокло туманом слез, смеха и слов. Я все не мог перестать таращиться на них и жадно ловил их ответные взгляды. Патрик расспрашивал, что со мной случилось, где я был эти шесть лет. Уорнер пересказал то, что слышал от меня, но у него все равно оставалось еще много вопросов. А Алексис просто смотрела на меня и молча смахивала со щек слезы, которые катились у нее из глаз, пока Патрик засыпал меня вопросами. Но ответов он не дождался. Они застревали у меня в горле и не шли наружу. Патрик сказал – ничего, никто не заставит меня рассказывать о том, о чем я рассказать пока не готов. Сейчас время радоваться. – Начальник полиции сказал, что ты почти ничего не помнишь, – сказал Патрик. – О нас и о своей жизни. Я кивнул. – Наверное… наверное, так просто было легче. Забыть, кем я был раньше. Патрик бросил взгляд на Алексис и сжал ее руку. – Мы понимаем. – Потом улыбнулся дрожащими губами. – Так странно слышать от тебя канадский акцент. – А-а… – Об этом я не подумал. – Должно быть… эти люди, которые меня похитили… – Можешь пока не рассказывать, – сказал он. – Спасибо, – ответил я и теперь я старался выговаривать гласные покруглее, как Патрик. – Лекс, где твой телефон? – спросил он. Алексис (то есть Лекс) сунула руку в сумочку и достала свой мобильный телефон. Кажется, она догадалась, чего хотел Патрик: открыла фотографии, сохраненные в памяти, и мы втроем склонились над экраном. – Вот Миа, – сказала Алексис, когда на нем показалось фото темноволосой девочки с косичками, в желтом платье. – Правда, не верится, какая она уже большая? Она же была почти младенцем, когда… Она не договорила. Патрик дотянулся через меня и положил руку ей на спину. – Вылитый твой папа, правда? – сказал он. Пролистнул фото Миа, и оно сменилось другим – бледным худеньким пареньком в очках, с едва заметной усмешкой на губах. – А вот Николас. Пару месяцев назад он начал ходить по колледжам, выбирать, куда поступать, и клянется, что ни за что не станет учиться ближе чем за тысячу миль от Калифорнии. Я улыбнулся. – Похоже на Николаса. Лекс взглянула на меня и снова перевела взгляд на экран. Она перебирала картинки, пока не отыскала фото мамы – в ней идеально сочетались черты самой Алексис и Патрика. Высокая и плотная, как Патрик. Белокурая и красивая (хотя и несколько увядшей красотой), как Лекс. На снимке она стояла рядом с Миа, а та задувала свечи на праздничном торте. Мама улыбалась, но в глазах улыбки не было, и смотрели они куда-то вдаль. – Как она? – спросил я. – Она… – Патрик откашлялся. – Она будет рада тебя видеть. Они показали мне еще несколько десятков фотографий. Папу, наш дом, нашего старого золотистого ретривера Хони, моего лучшего друга Эндрю, который, как сказала Лекс, пару лет назад переехал с родителями в Аризону. Соседей, кузенов, приятелей, которых я не мог назвать по именам. Я притворялся, будто узнаю кое-кого, но вряд ли это выглядело убедительно. Это было все равно что рассматривать фотографии из чьей-то чужой жизни. Но это была жизнь, которой я хотел жить. – Не волнуйся, – сказала Лекс. – Мы тебе поможем вспомнить. Дверь в комнату для допросов отворилась, и Уорнер просунул в нее голову. – Как идут дела? Патрик встал. – Когда мы сможем забрать брата домой? – Хм, это не такой простой вопрос, – ответил Уорнер. – Нельзя же вот так просто гулять туда-сюда через границу. У него ни паспорта, ни удостоверения личности. Лекс порылась в сумочке, достала оттуда папку и протянула начальнику. – Здесь его свидетельство о рождении и карточка социального страхования. – Это снимает вопрос об удостоверении личности, – сказал Патрик. Уорнер взглянул на документы в папке, и между его нахмуренными бровями прорезались тонкие морщинки. – Хм. Это, разумеется, меняет дело, но… – Что? – переспросил Патрик. Уорнер бросил взгляд на меня и снова отвел глаза. – Может быть, поговорим в коридоре, мистер Макконнелл? Патрик вышел вслед за Уорнером, а Лекс осталась со мной. Дверь была закрыта, но до нас доносились приглушенные голоса – правда, не настолько громкие, чтобы разобрать слова. Да можно было и не слушать, я и так все понимал. Свидетельство о рождении Дэниела Тейта доказывало только то, что он родился на свет, но не то, что я – это он. – Не волнуйся, – сказала Лекс. – Патрик с этим разберется. Она говорила очень уверенным тоном. Откуда у нее такая уверенность? – Да? – удивился я. – Он мастер убеждать. И большой упрямец. – Она перевела взгляд на дверь. – Он всегда добивается своего. Голоса в коридоре звучали все громче. Теперь я разбирал слова. – Об этом не может быть и речи! – говорил Патрик. Уорнер был спокойнее, поэтому его труднее было расслышать. – …Элементарный тест… удостовериться… Мои ногти впились в ладони. – …Никаких тестов ДНК! Мальчик пережил чудовищное насилие, и мы не станем подвергать его… не хотим, чтобы он думал, будто мы в чем-то сомневаемся… Я посмотрел на Лекс. Она опустила глаза, избегая моего взгляда, но обняла меня одной рукой за плечи. Моей голой шеи касался ее кашемировый свитер, такой теплый и мягкий. Я чувствовал, что она дрожит. Вдруг дверь распахнулась, и Патрик снова вошел в комнату. – Это мой брат, констебль, – говорил он. – Как по-вашему, насколько вероятно, что мы с сестрой его не узнали? – Я не сказал, что не верю вам, – говорил Уорнер, – но если бы вы дали нам возможность убедиться… – Мы не станем ждать несколько недель, пока придут результаты теста и подтвердят то, что мы знаем и так, – ответил Патрик. – Мой брат поедет с нами домой, и чем скорее, тем лучше.