— Ничего, всё растёт, — сказала кассирша. — И вырастает таким, каким нужно. — Правда? Вы думаете, они тоже вырастут? — А куда они денутся. — Кассирша забрала у него плод. Когда она наклонилась над весами, чтобы взвесить папайю, Вар увидел распахнутую дверь за её спиной, а за дверью — садик с виноградной беседкой. Под виноградом, около стола, стояла женщина с поднятыми наверх волосами, в волосах светилась седина. На женщине была цветастая блузка и мешковатые штаны, подпоясанные шнурком. За столом, боком к двери, сидела девочка, её прямые жёлтые пряди-ленты свисали на выцветший комбинезон. Джолин выпила одним махом полстакана тёмно-красного сока и накинулась на еду, горкой лежавшую на её тарелке. Закончив со взвешиванием, кассирша опять загородила собой дверной проём. Вар попытался заглянуть сбоку. — Двадцать три двадцать, — сказала кассирша, закидывая его покупки в бумажный пакет. Вар вытянул шею. Женщина в саду — видимо, миссис Ставрос — указывала вверх, на виноград, и что-то говорила. Джолин кивала. — Двадцать три двадцать, — повторила кассирша и вытянула вперёд руку, а вторую упёрла в бок. И сразу стала похожа на чайник. Вар поднялся на цыпочки — ничего ближе к сторожевой башне он не мог сейчас придумать. Миссис Ставрос, держа руку на плече Джолин, положила ей что-то ещё на тарелку, и в этот момент Джолин откинула голову, и раздался звук, которого Вар никогда прежде не слышал. Звук был хороший — как негромкое журчание, как вода в фонтане. Даже удивительно, что такой звук может исходить от кого-то, у кого такие острые локти и коленки. И такие глаза-бойницы. А был бы он сейчас по-настоящему на сторожевой башне — мог бы и свалиться. Он не знал, что Джолин умеет смеяться. 33 Когда Вар спрыгнул с ветки и увидел человека на остановке, он чуть не выронил бумажный пакет с покупками. Это потому, что волосы у этого человека были кудрявые, колечками, в точности как у мамы Вара. Только коротко стриженные, как у самого Вара. Вар быстро шагнул за ствол дуба, но человек уже обернулся. — Вар, — крикнул он и поднял руку. — Вот ты где. Вар подошёл, волоча ноги, которые вдруг разучились нормально ходить. — Дядя Сай. Что ты здесь делаешь? Дядя Сай покачал пальцем. — Неправильный вопрос, маленький человече, — сказал он и засмеялся так, что Вару стало окончательно несмешно. — Правильный вопрос: что ты делаешь здесь? А не там. — Он кивнул в сторону «Рекреации». Вар открыл рот, но из него ничего не вылетело. — Ладно, тогда я первый. — Дядя Сай похлопал ладонью по скамейке. Вар сел. — Твоя мама попросила меня забрать тебя из лагеря. Представь, каково же было моё удивление, когда я прибыл в лагерь — а моего племянника там нет. Вар представил, каково же было дядино удивление. И закрыл лицо руками. — Ты кого-нибудь спрашивал про меня? — Да. Одного юношу примерно твоего возраста. Он мне показал, где лежит журнал самозаписи. Вот только мой племянник в этом журнале сегодня не отмечался. Как, впрочем, и всю предыдущую неделю. Вар застонал. И, чуточку раздвинув пальцы, посмотрел на дядю. — И ты подал заявление? О розыске или как оно называется. — Нет. Я собрался звонить твоей маме. Но тут вспомнил, как она мне говорила: каждый день её сын возвращается домой автобусом на три сорок пять. Гм, подумал я. Каждое утро она отвозит тебя в лагерь, в лагерь ты не идёшь, но потом садишься на автобус и приезжаешь домой. Вот я и решил подождать тебя здесь. Вар поднял голову. — Я не могу, дядя Сай. Там ужасно. — Ну, это я успел разглядеть. В твоём возрасте я бы тоже оттуда удрал. Но прятаться весь день за деревом? Нет, маленький человече, это не дело. — Я не прятался за деревом. — Я видел тебя, Вар. Ты вышел вон из-за того большого дуба, — сказал дядя Сай, и голос его звучал мягко, но очень, очень печально. Вар встал и подхватил пакет с греческими плодами. — Пойдём. Я покажу тебе, где я был. 34 Дядя Сай достал из холодильника пиво, прошёл к кухонному столу и, легко подпрыгнув, уселся на рабочую поверхность. Он двигался с грацией худого и ленивого кота. Вар выгрузил из пакета фрукты с овощами и налил себе апельсинового сока. — Ты им расскажешь? — Он искоса наблюдал за дядей. Дядя Сай расположился удобнее, привалившись к стенному шкафчику. — А ты как думаешь? — Нет… Надеюсь, нет… Пожалуйста, нет. — Вар тоже подпрыгнул и сел на рабочую поверхность рядом с дядей. Стакан он держал двумя руками, чтобы не видно было каймы из дурацких гарцующих морских коньков. — Мама считает, что мне не хватает, — он временно убрал по два пальца от стакана, чтобы изобразить кавычки, — Осмысленного Социального Взаимодействия. Дядя Сай вздохнул. — Да, она такая, моя сестрёнка. Всё ей надо исправить. Даже когда исправлять ничего не надо. У меня нет ощущения, что тебя нужно исправлять. Эти слова вдруг обдали Вара такой добротой, что чуть слёзы не выступили на глазах. У мальчика не было ощущения, что его нужно исправлять. — Но может, она права. Может, со мной что-то не так. Дядя Сай отставил пиво в сторону. Снял очки, протёр низом футболки, снова надел. И выжидающе посмотрел на Вара. И тогда Вар себя удивил. Он рассказал дяде всё. Что он чувствует себя не таким как все, не как остальные дети, которые любят сбиваться в стаи, а когда что-то происходит, рвутся в самую гущу происходящего. А он любит сначала понаблюдать со стороны. А ещё лучше со сторожевой башни. И может запросто часами быть один, делать что-нибудь или просто думать, и ему совсем не скучно. А потом он рассказал дяде самое плохое. — Она хочет, чтобы у неё был нормальный ребёнок, а не я. Дядя Сай слегка нахмурился. — Вот в это мне трудно поверить. Она всё время говорит о тебе. — Но это правда. Она сказала, что я антисоциальный. Так, будто это у меня болезнь какая-то. — Вар задержал дыхание. Дядя Сай сложил длинные пальцы домиком и поднёс к губам. — Ну, если это болезнь, то она у меня всю жизнь. Надежда захлестнула Вара с такой силой, что он не смог ответить ни слова. — А когда ты сейчас говорил, мне показалось, что ты описываешь меня. Или, — дядя Сай задумчиво склонил голову, — всех, с кем я работаю: музыкантов, киношников, писателей. Всю нашу братию. Мне показалось, что ты описываешь художника. Так же внезапно надежда Вара отхлынула. Он уткнулся взглядом в пол. — Я не умею рисовать.