— О господи, нет. Мне и в первый-то раз пришлось несладко. — Вот и я нет. Всё лето я говорил себе, что да. Что я хочу превратиться в кого-то другого. Но на самом деле я хочу совсем не этого. Уолтер сочувственно кивнул, натирая и без того сияющую барную стойку. — На самом деле я хочу, чтобы мне было нормально быть тем, кто я есть. Уолтер отложил тряпку и внимательно посмотрел на Вара. — Джолин мне сказала, что ты её друг. Быть другом — вот неплохое начало, чтобы тебе было нормально быть тем, кто ты есть. Ты её друг, Вар? Вар кивнул. Да, теперь он её друг. — Это хорошо. Я тоже. Когда она здесь, я могу за ней присматривать. Но когда она там, — он махнул рукой в сторону двери, — я её теряю из вида. Уолтер по-прежнему был очень большой, но почему-то казался ещё и маленьким. Ох уж этот реальный мир — опять запутывает и дразнится. — С ней всё хорошо, — сказал Вар. — И миссис Ставрос её подкармливает. — Это я знаю. Но всё равно ей очень одиноко. — Потому что у неё нет родителей. Уолтер сокрушённо покачал головой. — Бросить маленькую девочку на пороге, как мешок с мусором. Эх, если б я нашёл эту женщину… — А ты пробовал? — Мы оба пробовали, её тётя и я. Вар застыл. — Её тётя тебе помогала? Уолтер, казалось, прочёл его мысли. — Она тогда была совсем другой. Раньше, когда тут была церковь. Каждое воскресенье она начинала новую жизнь. По крайней мере, пыталась. Она не всегда была такой, как сейчас. — Всё на свете раньше было другим, — сказал Вар. — Особенно люди. — Похоже на то. Так или иначе, у Джолин есть я и миссис Ставрос. Хорошо бы ей кого-то ещё. Кто мог бы её защитить, если что. Вар выпрямился так резко, что табуретка под ним крутнулась. Его только что призвали к служению. Здесь, в неожиданнейшем из мест. Он вскинул голову, выпятил грудь и смело ответил: — Я могу её защитить, если что. — Это всё, что он мог сказать, не добавляя «мой сеньор!» и не опускаясь на одно колено. Уолтер кивнул. — По-моему, ты из тех, кто отвечает за свои слова. — Он перегнулся через стойку. — Знаешь, в хороших заведениях, вроде этого, люди открываются тебе, и ты узнаёшь их истории. Я думал о тебе. У тебя есть история, Вар? Вар с сожалением покачал головой. — Нет. Нет у меня истории. — Значит, будет, дружище. Уж поверь мне. 65 Вар отложил лопату, чтобы сказать важное. Выговорить это оказалось трудно. — В следующую среду мне в школу. Джолин пнула земляной холмик. — И мне. Эшли кивнула: — И меня посчитайте. Они пару секунд помолчали, подсчитывая в уме. — Восемь дней, — сказал Вар. — Восемь дней, — в один голос подтвердили девочки. Джолин перевела взгляд на самые высокие папайи, увешанные маленькими твёрдыми плодами. — У меня есть план, Джолин, — сказал Вар, надеясь, что голос не дрогнет. Но едва он это произнёс, как ясно понял: неправда. Нет у него плана. У него есть только пять с половиной минут фильма и фантазии о Волшебной Стране Справедливости. Даже если тысяча детей выложит свои карманные деньги, этого всё равно не хватит, чтобы купить участок. Даже если десять тысяч детей. — У-гу. — Джолин встала и отправилась в «Греческий рынок», даже не глянув на Вара, и Вар был ей за это благодарен. Он бы не выдержал сейчас своего отражения в её очках. Эшли в этот день задержалась подольше, собирая мусор, который мог бы застрять в птичьем пищеварительном тракте, и, когда примерно через час вернулась Джолин, они вместе поплелись в сад — дорывать траншею. Все трое понимали, что их труд может оказаться тщетным, и в этом был трагизм — но и благородство. В разгар рытья у Вара сработал будильник. — Я только что слышала песню жёлтой древесницы. Это… — сказала Эшли, вглядываясь в небо, — …странно. Обычно они не начинают мигрировать так рано. — Ой, нет, — сказал Вар. — Извини. Это был мой будильник. Мне скоро уходить. У Эшли сделалось разочарованное лицо, как будто она и впрямь рассчитывала увидеть жёлтую древесницу. — Вот это вот всё, что ты делаешь… надеюсь, тебе это поможет, — сказал Вар благожелательно. — О чём ты? Он покосился на Джолин и спросил у Эшли: — Это ведь для школьного проекта, да? Или чтобы легче поступить в колледж? — Эм-м… нет? — Тогда почему? Эшли воткнула лопату в землю, вошла в звездообразную тень королевской пальмы и устроилась в центре звезды. Вар тоже зашёл в тень и сел на соседнюю звезду. Джолин осталась где была, но Вар отметил, что она навострила уши. — Я раньше жила в Канаде? — начала Эшли. — До школы было далеко, ехать долго — школьным автобусом, на рассвете, дороги пустые. Однажды автобусу пришлось остановиться, потому что всё шоссе было покрыто гусями. Дорожные рабочие их убирали. Прямо сгребали лопатами. Ноги были переломаны. Некоторые пытались взлететь, но было видно, что лапы у них болтаются, торчат не в ту сторону, всё такое. Джолин от траншеи метнула на неё свирепый взгляд — словно подозревала, что Эшли сама переломала гусям ноги. — Потом мы узнали, что случилось. Шёл дождь, и в сумерках, пока ещё не рассвело, мокрое шоссе показалось гусям рекой. И они попытались сесть на воду, и… Эшли закрыла глаза. — Я однажды сломала руку. Кости, когда ломаются, очень острые. — Она замолчала и потёрла правую руку, прижав её к груди. — Там было сотни две гусей, не меньше, и у каждого сломана как минимум одна кость. Столько боли. Как её измеришь, ну как? Вар не ответил. Потому что — ну как? — Я решила, что больше такого не случится. Я не допущу. Вот почему.