Честно говоря, это не было неожиданностью: что уж там, до стадии поцелуев наши отношения уже дошли. В конце концов, мы знакомы почти два месяца, и я не семнадцатилетняя школьница. Но всё-таки при тётушке… Как-то неловко! Я отвернулась и пожала плечами с независимым видом. Потом с ним разберусь. Наедине. Розалия поджала губы – умеренно, без осуждения – и плавно повела рукой сперва поперёк входа, потом вдоль. Будто крест нарисовала? Так, вот с чем надо разбираться! За Стасом захлопнулась дверь, и я решительно развернулась к тётушке. – Что это было? – Небольшое бытовое колдовство, – пожала она плечами. – Я и в самом деле не хотела, чтобы нас подслушали! – И оно работает? – До сих пор работало. Вздохнув, я села, упёрла подбородок в сложенные руки и глянула на неё в упор. – Рассказывай. Мне нужно решить, уезжать ли отсюда прямо завтра, или остаться ещё на какое-то время. Ситуация, когда в доме заводится что-то мне непонятное и незваное, мне крайне несимпатична. Розалия села напротив и спросила самым обычным голосом: – Чай будешь ещё? Тогда подогреть надо… – Не заговаривай мне зубы, пожалуйста! Что за история с колдовством, почему ты им занимаешься, и что за дела у тебя с матушкой Евпраксией, отчего ты так печёшься о нравственном здоровье монастырских насельниц? – Ты упустила существенную деталь, – ответила она, помолчав. – Я сказала – небольшое и бытовое. – Это две детали, – перебила я въедливо. – Ладно, пусть будут две. Всё равно, до настоящего высокого чародейства мне три часа на хомяках ехать. Вот, от подслушивания могу защититься, могу на овощи чары бросить, чтобы не портились долго. Тут я невольно хихикнула, потому что чары и овощи в одной фразе звучали… ну, правда, смешно! Розалия нахмурилась, и я зажала себе рот обеими ладонями, показывая, что молчу-молчу-молчу! – Так вот, повторю: настоящее высокое колдовство – это совсем другое, – сказала она. – Домашней магией в той или иной степени владеют все женщины в нашей семье, и это никогда не обсуждается… Не обсуждалось раньше. Александра, бабушка твоя, порешила, что ваша ветвь семьи к этому отношения иметь не будет, и все контакты с нами порвала. Если бы тебя с детства учили, ты бы всё это делала даже не задумываясь, да вот не случилось. – А настоящие, как ты говоришь, высокие маги, в роду у нас были? – Магия – это другое, – нахмурилась тётушка. – Маги вон, в книжках фентези у вас водятся, файрболами кидаются. И ведьмы там же и туда же. Высоким чародейством владела у нас Вера, сестра твоей бабушки, оттого и умерла рано, выгорела. – Рано? – нахмурилась я, вспоминая даты на отысканной могиле. – Конечно. Семьдесят пять, это для женщины из нашей семьи непозволительно рано! Но Вера целителем была, и сильным, и надорвалась, новорожденного вытаскивая. Не спасла ни ребёночка, ни мать, и сама в землю ушла, так-то вот. Тут Розалия встала и, ни слова ни говоря, ушла на свою половину. Мне слышно было через распахнутую дверь, как там скрипнула дверца старинного буфета, как она что-то переставляет и звенит стеклом. Наконец она вернулась с подносом, на котором стояли две старинные рюмки толстого стекла, налитые почти до краёв чем-то зелёным. – Давай-ка в память Веры выпьем, – почти приказала тётушка и поставила рюмку передо мной. – Что смотришь? Настойка это на травах, правильная, ничего с тобой не случится! Молча я взяла рюмку и выпила одним глотком. Горло обожгло, внутри разлилось тепло и сразу же захотелось спать. – Вот и славно, – закивала Розалия. – Вот и ложись. – А про Евпраксию? – всё-таки спросила я, еле ворочая языком. – А про Евпраксию завтра поговорим… Часть 6. Снежная Королева Проснулась я довольно рано, часов в восемь, наверное. Во всяком случае, Розалия ещё не ушла, и я слышала сквозь стену между нашими половинами, как она гремит крышками, как звякает убираемая на сушилку чашка и играет мелодию напоминалка в телефоне. Потом хлопнула дверь, и всё стихло. Удивительно тихо было сегодня: ни одна собака не лаяла, шум машин не доносился от не такой уж далёкой Советской площади… Подойдя к окну и отдёрнул занавеску, я поняла, в чём дело: лёг снег. Видно, шёл всю ночь, потому что было его много, словно не середина ноября, а глубокий январь. Белое одеяло накрыло город и поглотило звуки, мусор и грязь, раздолбанный асфальт и некрашеные крыши. Всё стало чисто и холодно, здравствуй, Снежная Королева! Поёжившись, снова забралась под одеяло. Раз мне выдан от щедрот руководства школы день самоподготовки, займусь самокопанием, то, что надо поутру, по свежему снегу. Итак, начнём с начала: почему? Почему я торчу в крохотном и, честно говоря, постепенно умирающем городке, где плоховато с продуктами, невозможно купить ничего, кроме фартука и тапочек, а всех развлечений – кино и странные мероприятия, которые придумывает городское руководство? Помнится, в плюсы я тогда записала среди прочего казённое жильё, за которое не надо платить. Только с собой-то лукавить не стоит: единственный несомненный плюс – это самостоятельность. Странно, дожив до тридцати годков, впервые попробовать этого блюда, но так уж сложилось. И попробованное мне понравилось, отказываться не хочу. Вот только… тратить эту поздно обретённую самостоятельность на всё то же самое сольфеджио немного жалко. Бабушка была категорична: хорошая работа, приносит деньги, тебе по размеру – носи и не жалуйся. Но… Да, бабушка… Тут мысли мои, разумеется, перешли на сказанное вчера Розалией. Значит, бабушка решила с семейными способностями не связываться, исключить их из своей и моей жизни. И исключила. Правда, мне сейчас, издалека, кажется, что не просто так её всю жизнь считали гениальным диагностом, и про золотые руки говорили тоже неспроста. Может, и неосознанно, но, получается, что-то такое она применяла. А у меня и выбора не было… тогда не было. Но сейчас, когда тётушка мне об этих возможных способностях рассказала, должно сработать? Изо всех сил зажмурившись, я попыталась дотянуться мысленно и задёрнуть занавеску. Пыжилась, кряхтела, представляла себе, как плотная зеленоватая штора медленно сдвигается и ползёт к середине окна… Открыла глаза: щаззз. Конечно. Даже не шелохнулось. – Но ведь это не значит, что у меня способностей нет? – громко спросила я… бог его знает, у кого. Должно быть, у мироздания. Очевидно, оно было занято и не ответило. Зато заурчало в животе, и я поняла, что пора завтракать. Поела. Помыла посуду, убралась в доме, разобрала овощи в кладовке. Вспомнила слова Розалии, мол, «могу на овощи чары бросить, чтобы не портились долго» и пошла на её половину. Раз уж всё равно зашла, вымыла полы и там, потом отворила дверь кладовой и долго разглядывала картошку, капусту и прочую репу – да нет, точно такие же, как и меня. Вон у капусты лист начал чернеть, вот картофелина с подгнивающим бочком, надо её выкинуть… Да тьфу, не о том думаю! Ладно. Раз само в голову ничего не приходит, надо составить план. Ну да, это моя маленькая слабость – люблю составлять планы и писать списки, это ведь безвредно? А иногда даже полезно. Вон Бекетов надо мной подсмеивается, когда видит очередной листочек с пунктами, но я держусь за свои привычки. Если не писать на бумаге, так хотя бы в голове разложить всё по полочкам и установить очерёдность, что самое важное, что менее, а о чём можно забыть до удобного момента, то есть, примерно навсегда. И над тестом для очередного пирога я мысленно думала, что буду делать сегодня. Я буду расспрашивать Розалию – о том, на какой козе подъехать к этим самым семейным способностям. Как училась она сама? О других членах семьи, кто что-то умел: вот была Вера и была моя бабушка, но ведь и кто-то ещё? Их мать, например, моя прабабка, а мне ведь неизвестно даже её имя! Я ничего, ничего, ничего не знаю об истории Долгаловых… Я схожу в мэрию и проникну в городской архив, а там найду всё, что смогу отыскать о семье и её истоках, откуда появились Долгаловы в Бежицах, на ком был женат Михаил Иванович, кем и где работала Вера. Да, мне прекрасно известно, что этот архив – просто комната в полуподвале, забитая пыльными папками, зато можно быть уверенной, что никто не озаботился тем, чтобы что-то в этих папках найти и уничтожить. Ещё я загляну в архив городского листка, потому что, хотя эта «газета» и выходит раз в неделю на восьми страницах, но выходит-то она с конца позапрошлого века! И если Вера и в самом деле умерла так героически, спасая жизнь матери и младенца, то хоть строчка в городском листке об этом должна быть! Всех поставлю на уши, но своего добьюсь. Этот патетический вопль несколько привёл меня в чувство. Обнаружив, что за героическими мечтаниями уже в пятый раз оттираю кухонную раковину, давно сияющую неземным блеском, я плюнула и вымыла руки. И снова возвращаясь к Розалии: она имела неосторожность пообещать мне разговор о матушке Евпраксии. Я засыпала, но всё помню! Значит, узнаю, почему дружат эти две женщины, максимально несхожие, преподавательница музыкальной школы, наполовину еврейка, и настоятельница православного женского монастыря. И семейные способности тоже меня интересуют, так что никуда не денется. Пусть рассказывает. Отлично. Но для использования метода кнута и пряника нужно создать ещё и пряник. Может, и в самом деле?.. Тесто для пирогов я завела, сделаю-ка коврижку. С изюмом и пряностями, и с прослойкой из яблочного джема. Что ещё любит тётушка? Грибной суп – не вопрос, в морозилке лежит десяток пакетов с белыми грибами. Вот с мясом засада, стейк мне не добыть никак. Или попробовать? Зайду в мясной магазин, что рядом с Советской площадью, поговорю с мясником Василием Степановичем, вдруг да и выгорит? Что ж, вот и план. И даже не на один сегодняшний день, а, пожалуй, на два или даже три. Сегодня – ублажить и расспросить тётушку, завтра… завтра у меня семь уроков в школе, так что остаётся только обеденный перерыв. Во время него можно будет заглянуть в мэрию и узнать всё насчёт архива. А дальше видно будет. Вооружённая этой программой, я натянула пуховик и отправилась за мясом. * * * Тётушка пришла домой поздно, куда позже, чем я рассчитывала, и вид у неё был такой, что я всерьёз испугалась. – Ты чего? Плохо себя чувствуешь? Сердце? – стала сыпать глупыми вопросами. – Не суетись, – отмахнулась Розалия. – Устала просто, и пообедать не успела.